По мере приближения к своему бывшему офису, решимость моя слабела. Я отчаянно трусила, ноги стали ватными, руки мелко подрагивали. Вспомнились мои первые ощущения после роковой перемены в наших отношениях, у меня так же противно и мелко дрожали руки, дрожало все тело, от страха, но в большей степени от возбуждения, и так каждый раз, когда ты вызывал меня к себе в кабинет. Теперь тоже самое, но кажется в десять раз сильней. Взглянула в стекло припаркованной на обочине машины, бледное напряженное лицо, на котором ярко выделяются глаза. Я так долго стояла перед зеркалом, тщательно подкрашиваясь, пытаясь выглядеть, как ты любишь, естественно, ухоженно и сексуально, одновременно. Куда подевалась сексуальность скажите пожалуйста? Оделась тоже, как ты любишь, в строгую юбку до колен, красивого синего цвета и нежно сиреневую блузку, расстегивающуюся спереди на перламутровые фиолетовые пуговицы бусинки. Воспоминания чётко отпечатались в моей голове, да и тело помнило всё. В этом незабываемом прошлом ты приказывал мне расстегивать пуговицы, прожигая взглядом каждый появляющийся участок кожи, или сам нетерпеливо расстегивал пуговицы, пытаясь быстрее открыть себе доступ к моей груди. Жаркая волна прокатилась по телу.

Ты согласился встретиться, и это вселяло надежду, хотя с тобой, никогда ничего нельзя знать наверняка.

Свою просьбу я передала через Антошку, коллегу, верного друга и, пожалуй, обожателя. Когда-то ты приревновал меня к нему, и эта ревность была приятна, даже если и выражалась в жесткости (порол ты меня ремнем зверски).

Не помню как, я вошла в здание, а вот и дверь в наш отдел, толкаю ее. Улыбающееся лицо Антона. За моим бывшим столом сидит, совсем другая девица, блондинка, высокого роста, немного крупнокостная, с маленькими серыми глазками. Окидываю ее неприязненным взглядом, она, конечно ничем не заслужила моей неприязни, но она заняла мое место. Мое место! Ха-ха, не я ли его спешила покинуть. Да я оставила его в спешке, трусливо, когда ты был в отпуске, отдала заявление об увольнении вышестоящему начальству, отработала положенные две недели, и убежала, убежала, пока ты не вернулся и твоя страсть или моя страсть не поколебали мою решимость. Уволилась, поменяла номер телефона (хотя после такого предательства ты вряд ли стал б мне звонить) более того, так совпало, что я даже переехала в другую квартиру, отрубила все концы. Только вот мое сердце, моя страсть остались в этом офисе, чуть дальше по коридору, за закрытой дверью твоего кабинета.

Антошка как всегда, шутит и балагурит, сыпет комплиментами, я улыбаюсь через силу, а взгляд бежит дальше, ты там, я чувствую, даже за закрытой дверью я тебя чувствую, сердце готово выпрыгнуть из груди.
— У него никого нет, он ждет тебя, — доверительно шепчет Антон.

Я уже не слушаю, иду по коридору, меня охватывает нетерпение, боже мой, как я хочу тебя видеть, хотя бы просто увидеть. Стучусь.
— Можно? Но не слышу ответа, вхожу. Когда-то ты у меня учил проявлять уважение и правильно заходить к тебе в кабинет, но я опять нарушила все инструкции. Твой взгляд охватил меня всю, ожег меня всю. Сил хватает только на то чтобы закрыть за собой дверь и прислониться к ней, ноги не держат. Я задыхаюсь, мне трудно дышать, грудь бурно вздымается под тканью тонкой блузки… Твой взгляд переметнулся на это зрелище, и на губах появилась ухмылка, но не такая как раньше, бесившая меня чуть презрительная улыбка всезнайки, мне почудилась в этой улыбке горечь. Почудилось или в самом деле было? Уже через секунду на твоем лице бесстрастная суровость.
— Д-дима, — наконец смогла произнести я онемевшими губами.
— Дмитрий Александрович, не забывайся.

Мне так хочется подбежать к тебе кинуться на шею, прижаться всем телом, но нет, нет, нет, подобного я не могла себе позволить даже когда мы были любовниками. Любовниками, ха-ха, любовными наши странные отношения можно назвать с большой натяжкой. Тебе никогда не нравилось подобное выражение чувств, свою любовь я могла доказать только одним способом — покорностью, только тогда я могла удостоится такого желанного «девочка моя», «сладкая моя « и объятий почти нежных. Да я была твоей девочкой, твоей сучкой, твоей любимой игрушкой, ты не мог насытится моим телом, желал меня, желал меня так сильно, что хотел всю переломать, перевернуть всю мою душу, узнать каждый кусочек моего тела. Я была твоим творением, да это ты меня создал, воспитал, выдрессировал, изорвав в клочья мою гордость и мою волю. Нет, все зря, ты не сможешь простить, это против твоих правил. Но все же согласие на встречу, и эта ухмылка… Я должна воспользоваться возможностью, чтобы попытаться вернуть наши странные отношения, поскольку только по прошествии времени, ко мне пришло осознание, что только с тобой я была счастлива, только с тобой я испытывала такое удовольствие, удовольствие порой трудно переносимое, но неповторимое.
— Я хочу снова тут работать, — расхохотался, правда в смехе не было радости.
— Ты меня удивляешь своей наглостью. Я тебе говорил тогда и скажу сейчас, работник из тебя так себе. Света прекрасно справляется.
— Света, та высокая блондинка, с маленькими глазками буравчиками, занявшая мой стол? Интересно она выполняет все мои обязанности? — сама того не замечая я произнесла эту фразу вслух.
— Что? Повтори.
— Она выполняет все мои об-бязанности, — язык споткнулся на этом слове, а глаза нервно побежали по столу и расширились, потому что я вспомнила какие эти обязанности были жаркие, я вспомнила как ты брал меня лежащую на столе, широко разведя мои ноги, или брал меня сзади, а я грудью опиралась на стол. Потом взгляд переметнулся на диван, он тоже напомнил мне кое-что значимое, именно на нём ты сделал меня «полностью своей», то есть взял анально, ты тогда со мной не очень церемонился, брал, как хотел, не задумываясь обо мне, о моих ощущениях, о моей боли. Правда потом был нежен, нежен, как никогда, и за эту нежность я могла тебе простить все на свете. Все мои мысли ты без труда прочел, а быть может тебя посетили те же воспоминания, твое лицо как-то странно перекосилось и в глазах мелькнула злоба, но все равно последующие грубые слова резанули слух.
— Какие она выполняет обязанности, не твое собачье дело, поняла, — вскочил, вышел из стола, подошел, встал где-то на расстоянии метра. Злость бушующая в тебе придает решимости, злость это признак обиды, а обида в свою очередь признак, как минимум не равнодушия.
— Я хочу вернуться Дима.
— Дмитрий Александрович, черт возьми. — рявкнул ты и сделал еще шаг вперед. Мои ноздри затрепетали, почувствовав в досягаемой близости твой запах.
— Я хочу вернуться к тебе Дмитрий Александрович.
— Выражайся яснее?
— Хочу снова быть твоей…
— Моей кем? — смотришь напряженно, стараясь не пропустить ни одной даже мимолетной смены мимики на моем лице, наслаждаясь моим смятением, в глазах презрительная усмешка, и уже нет никакой горечи, а быть может ее и не было никогда. Близость твоего тела, так влияет на меня, я вся трепещу, мелко подрагиваю, а внутри живота раскручиваются раскаленные пружины. Нервно облизываю губы, твой взгляд сразу перемещается на них, глаза хищно сужаются.
— Что замерла, задумалась?
— Кем ты скажешь, — выдохнула я. Кажется тебе понравился мой ответ, В следующую секунду, неожиданно хватаешь меня за лобок, прямо через ткань юбки, сжал, даже если бы я попыталась, все равно не смогла бы сдержать этот вздох-всхлип, Как ты внимательно смотришь, и пытаешься проникнуть глубже, через ткань юбки.
— Хочешь быть моей сучкой…
— Д-да, — еще одно движение рукой, и опять вздох-всхлип.
— Говори конкретно что хочешь?

И я заговорила, я тысячи раз мысленно говорила тебе эти слова, тысячу раз мысленно убеждала тебя, надеюсь и в реальности у меня получилось убедительно.
— Дмитрий Александрович! Я хочу вернуться, стать снова твоей подчиненной, твой сучкой, твоей игрушкой, покорной твоим желаниям и твоему воображению. Хочу, чтобы ты вернулись в мою жизнь, направлял ее и контролировал. Хочу чтобы ты разрешил обращаться к тебе Мой Господин, хочу твоей строгости и твоей милости. Я буду выполнять все твои приказы, буду твоей, как ты захочешь, где ты захочешь, в любой момент времени. Твои желания будут для меня законом, слова приказом. Хочу принадлежать тебе телом и душой. Я буду покорной, буду послушной, как ты любишь, — закончила возбужденным, уговаривающим шепотом, я не могла больше говорить, хотя слов было еще так много, придуманных мной и не сказанных, но твоя рука твердо и настойчиво гладящая мой клитор через ткань юбки, не позволила все их вспомнить. Ты тоже возбудился в глазах лихорадочный блеск, а движения рукой стали жадными.
— Вижу хочешь, даже через юбку протекла — в доказательство проводишь по моей щеке пальцем, влажным от моих соков, — но с чего ты решила, что место вакантно?

Твои слова и действия отрезвили… Ты наверное хотел быть жестким, но мне опять послышалась горечь в голосе, я поняла так и есть, место вакантно, у тебя никого нет, во всяком случае нет значимого для тебя. Но вслух сказала совсем другое.
— Я не знаю вакантно место или нет, можешь взять меня для коллекции.
— Для коллекции? Помнится, когда-то ты хотела быть любимой игрушкой, даже единственной.

Я опустила глаза. Да я помню, помню, как ты учил меня разграничивать понятия «любимая» и «единственная», такое трудно забыть, ты сковал мои руки наручниками, заставил раздевать себя только губами, а потом грубо и жестко поимел меня в рот, так жестко как никогда, я задыхалась, кое-как справлялась с рвотными позывами, но ты не отступал снова и снова заполняя мой рот, долбя мое горло, а потом разрядился фонтаном спермы мне на лицо. И это все для того, чтобы я поняла, что не могу ничего от тебя требовать и тем более ставить условие единственности. На следующий день я пришла с твердым намерением уволиться, но не смогла, не хватило сил бросить тебя, не хватило сил бросить этот возбуждающий бред, в который ты превратил мою жизнь. Вся моя решимость растаяла от одного твоего прикосновения. Именно тогда я и стала полностью твоей, смирилась, и ты мог делать со мной все что угодно, даже заставить заниматься любовью с тобой и твоей бывшей подружкой.
— Это было давно, во мне тогда было много гордости и глупости, сейчас я согласна быть еще одной игрушкой, сучкой в твоей коллекции — я постаралась произнести это ровным, механическим голосом, без всяких эмоций. Но когда подняла глаза, увидела, почувствовала, ты не веришь, не веришь ни одному моему слову, более того понял, что мое слабое место, осталось на прежнем месте. Понял это, так же, интуитивно, как я поняла, что у тебя никого нет значимого сейчас. Отошел от меня, отвернулся, мне стало немного легче дышать, только вот все тело ныло требуя продолжения.
— Можешь идти.
— Что? Я не поняла. Как я могу уйти не получив ответа? — даже не повернулся…
— Что тут непонятного, мне нужно подумать, если что я тебе позвоню.
— У тебе есть мой номер телефона? — удивилась я.
— Я все знаю о тебе, даже то, как ты назвала свое ребенка.

Хорошо что ты не видел, как я побледнела, потому, что так и не повернулся.
— До свидания, — в замешательстве вышла из кабинета, так же бессильно прислонилась к двери, но теперь уже с другой стороны. То, что ты все знал обо мне, незримо наблюдал за моей жизнью, беспокоило и вселяло надежду. Скажите, зачем интересоваться той, которая тебе безразлична? Просто любопытство, не в твоем характере. Но с тобой ничего нельзя знать наперед.

Дни в ожидание звонка, стали тягучими и бесконечно длинными. Я металась по квартире, не зная куда себя деть, и даже моя любимая девочка не могла меня отвлечь. Что ты там думаешь, что планируешь, какие мысли роятся в твоей голове? Я даже не могла себе представить, что пауза будет такой ужасающе долгой, наверное мне мешало нетерпения сидящее во мне, и я думала, мечтала, что и в тебе сидит такое же нетерпение. Но нет, один день, другой, третий, от тебя нет никакой весточки. Постепенно в мою душу заползло удушающее, убивающее отчаяние, и я начала терять надежду. Твой звонок раздался через две недели. Не здороваясь, не дожидаясь моего приветствия, произносишь:
— Я хочу трахать тебя в твоем доме, на твоей постели, на твоих простынях. И если мне понравится, я подумаю брать-ли тебя обратно.
— Дима, я… — но ты не стал слушать.
— Позвони когда будешь готова, — гудки.

Только не это, нет, это было главное табу для меня. Вспомнилось, когда мы только решили пожениться с мужем, в шутку я взяла с него обещание, что если он будет мне изменять, то только не в нашей постели. Это казалось мне тогда, верхом кощунства, верхом лицемерия, верхом предательства. Как я могу теперь сама, так поступать? Мне следовало догадаться, отправлялась к тебе, что ты поставишь невыносимые условия. Два дня я плакала, метаясь между угрызениями совести и своими желаниями, на третий поняла — желания победили, тварь созданная тобой оказалась, сильнее всех моральных принципов и идеалов. Хотя наверное ты не виноват, я всегда была тварью, ты только обнажил, вытащил наружу мои истинную сущность. Понял каким-то шестым чувством, едва взглянув на меня, что сидит во мне. Я сучка, игрушка нашедшая своего хозяина, и я не могу жить без своего хозяина, точнее наверное могу, но что это за жизнь, словно в вполсилы. Еще два дня метаний, но теперь чтобы все организовать, чтобы никто не помешал нам, чтобы не было препятствий. Руки трясутся, когда я набираю твой номер. Короткое отрывистое: «да». Я тоже была краткой, даже не помню поздоровалась или нет.
— Завтра в 10.

Интересно что ты почувствовал? Желание, облегчение, удовлетворение? Что? Была бы я рядом, был бы шанс прочитать это по твоему лицу, но телефон обезличивает.
— Жди, — и опять гудки.

Такое короткое слово «жди», а внутри меня все перевернулась, будто кто-то сильно ударил в живот. Жду, я сгораю от нетерпения, я задыхаюсь от нетерпения. Завтра, подожди до завтра.

Наконец-то утро. Я купила себе новое кружевное черное белье, бюстгальтер красиво поддерживал и подчеркивал мою грудь, а сквозь тонкое кружево просвечивались мои соски, черные чулки, тебе всегда нравились мои ноги в чулках, черные кружевные трусики, а сверху короткий шелковый халатик малинового цвета, брюнеткам идут яркие цвета… Тщательно подкрасила глаза и подкрутила волосы, отражение в зеркале радовало, я выглядела по меньшей мере соблазнительно. Хотя и ожидала звонка в дверь, но все же

От твоего голоса я опять вздрагиваю, почему-то приказ прозвучал неожиданно. Поворачиваешься ко мне, чтобы не пропустить зрелище. Развязываю халат, повожу чуть плечами и он волной падает к ногам. Разглядываешь меня не спеша, смакуя, каждый участок моего тела.
— Теперь белье, оставь только чулки.

Я смотрю тебе прямо в глаза и аккуратно спускаю трусики, переступаю через них, потом также не торопясь расстегиваю застежку бюстгальтера, освобождаю свою грудь. Прожигаешь меня глазами, разглядываешь бесстыдно и алчно.
— Ты не изменилась после родов.
— Изменилась, — и показываю небольшой шрам внизу живота от кесарева сечения.
— Ничего не видно.

Подходишь ко мне, дотрагиваясь сначала до шрама, а потом резко хватаешь меня там, пальцы мгновенно увлажняются…
— Вижу сучка ты готова,

Я не просто готова, я уже вся истекаю соками, начала течь, как только проснулась и подумала, сегодня твой хозяин вернётся к тебе.
— П-пожалуйста… — всхлипываю я.
— Что пожалуйста, о чем-ты?
— Пожалуйста сделай меня своей,
— На коленях проси.

Ноги сами подкашиваются, падаю на колени.
— Пожалуйста сделай меня своей, разреши вернуться, пожалуйста возьми меня, делай со мной что хочешь, я не могу больше без своего господина — в моем голосе звучит настоящая мука, да, я чувствовала все эти два года разлуки настоящую муку. Когда я подняла глаза, на твоем лице отразилось, что-то похожее на триумф. Расстегиваешь пряжку своего ремня, рывком поднимаешь меня и бросаешь на кровать, уже через секунду я ощущаю тяжесть твоего тела, еще секунда и мои руки подняты на верх, ты их удерживаешь, впиваешься в мою грудь жадными жалящими поцелуями, слегка разводишь мои бедра, еще секунда и ты входишь в меня одним мощным толчком, беря меня сразу и полностью, тебе было легко, ведь смазки так много, что она стекала по ногам. Из моей груди вырывается вопль, закрываешь мне рот рукой, и продолжаешь, короткими глубокими ударами с большой амплитудой. Я веду себя как взбесившая сука, сама того не осознавая кусаю твои руку, но не последующая пощечина, ни твой окрик
— Спятила что-ли, — не приводят меня в чувство, да и как я могу прийти в себя, если ты продолжаешь наносить глубоко проникающие удары, принизывающие кажется всю меня насквозь, я опять кричу, ты опять зажимаешь мне рот рукой, из под руки слышится мое мычание, которому вторит твое тяжелое дыхание. Я подаюсь навстречу к тебе, рвусь на встречу каждому твоему удару. Сжимаю внутренними мышцами твой член, стремясь увеличить твое и мое удовольствие. Это не могло долго продолжаться, это не должно было долго продолжаться, два года разлуки, два года воспоминаний, мы кончили почти одновременно. Ты тяжело повалился на меня, уткнувшись в мою влажную от испарины шею, потом откатился и лег рядом. Я блаженно прикрыла глаза, на несколько секунд, а быть может минут позволила себе забыться, наслаждаясь и лелея эти посторгазменные ощущения.
— Какой это кайф, трахать тебя в твоём доме, в твоей постели, на твоих простынях и видеть, как моя сперма вытекает из тебя на эти самые простыни.

Я открыла глаза, ты уже был на ногах и смотрел на меня сверху.
— Боже какой это кайф снова чувствоваться тебя внутри себя, снова быть твоей и чувствовать твою сперму в своем теле — раз уж у тебя вырвалось такое признание, не хотелось оставаться в долгу. Я была наконец-то счастлива и благодарно улыбнулась. Только вот ты не разделял моей радости, был мрачен и даже зол.
— Что-то не так?, — встрепенулась я.
— Хватит валяться, иди приготовь своему господину кофе.
— Это означает, что ты согласен взять меня назад?
— Это означает только одно, что ты СУКА, — последнее слово ты особенно выделил.

Определенно что-то было не так, но я не могла понять, разгадать причину этой вдруг возникшей злости. Потянулась за халатиком, и сразу же получила окрик.
— Я не разрешал тебе одеваться, голой иди и не смей задергивать окна на кухне.
— В ванную тоже не заходи, пусть моя сперма течет по твоим ногам.

Быть голой на кухне для мне конечно не впервой, но сегодня все воспринималось по иному, ярче и острее, и собственная нагота возбуждала и то, что в принципе, меня могли видеть из окон соседнего дома тоже. Сегодня все воспринималось по иному, ты на все наложил свой отпечаток, а твоя сперма на бедрах, словно клеймо. Боюсь, что я уже никогда не смогу воспринимать свой дом как прежде.

Сварила кофе, черный сладкий, как ты любишь, сделала парочку бутербродов, красиво сервировала стол. Через несколько минут вальяжно зашел ты, а мне немного подурнело, на тебе — серый халат мужа, совесть противно заныла. Ты конечно все увидел, и все понял по моему лицу, более того это был сознательный удар с твоей стороны.

Сел за стол, рассматривая меня и отхлебывая из чашки.
— Вкусный кофе… молодец.

Я не успела порадоваться похвале, как получила новое сознательно задевающее указание,
— А теперь на четвереньки и ползи сюда, — жестом ты указал на свой пах. Все, что ты хочешь мой господин, но даже это действие, я постаралась выполнить грациозно. Во мне был некоторый вызов, я смотрела прямо тебе в глаза, и ползла. Когда я приблизилась, ты схватил меня за волосы и ткнул в свой обмякший член.
— Давай подними его, я хочу еще оттрахать тебя в рот.

Оттрахать в рот, как же я это не люблю. Своим вызовом я невольно спровоцировала тебя на жесткость, мой вызов всегда вызывал в тебе желание подчинить, сломить, растоптать, убить во мне все, даже крохотные ростки бунта. Впрочем, мне стоило догадаться, что ты будешь сегодня делать не то, что нравится мне, а скорее наоборот, чтобы проверить степень моей покладистости. Это испытание, а я обещала быть послушной. Взяла твой член в рот, почувствовав забытый вкус твоей спермы в смеси со своими соками, стала облизывать и посасывать.
— Смотри мне в глаза, и не смей их опускать.

Мой господин сидит неспешно жуя так заботливо приготовленные мной бутерброды, попивая кофе, а я абсолютно голая если не считать чулков старательно сосу его еще вялый член, смотре при этом ему в глаза. Эта картина тебе нравится, ой как нравится, на лице твоем удовлетворение.
— Яйца лижи, — слышу я опять приказ и опять подчиняюсь, ласково водя языком по твоим яичкам, потом аккуратно нежно беру одно из них в рот, согреваю его своим ртом, потом второе, затем старательно их вылизываю, стараясь при этом ни на миг не отвести взгляда. Вскоре тебе это надоедает, и ты опять суешь уже чуть отвердевший член мне в рот. И я опять старательно сосу, полизываю головку, прохожусь языком по прорези головки. Через несколько минут мои старания приносят результаты, и член начинает немного твердеть. Ты уже перестал пить кофе и теперь играешься с моей грудью, мнешь ее, сдавливаешь, хлопаешь по ней, выкручиваешь соски, твои действия вызывают во мне возбуждение, я трусь о твои ноги, а губами начинаю работать более интенсивно, помогая себе у основания члена рукой, стараюсь сделать тебе максимально приятно, как бы убеждая своими губами, своим языком, взять меня обратно.

Резко встаешь, хватаешь меня за волосы, тащишь меня, я кричу от боли пытаясь поспеть за тобой где на четвереньках, где ползком. Мы опять в спальне.
— На кровать, также на четвереньки, лицом ко мне, — слышу я приказ.

Я не мешкаю, ты в таком лихорадочном состоянии, что перечить опасно для жизни. Встаю как ты приказал, бьешь меня по лицу своим эрегированным членом, по щекам, губам, подбородку.
— Твоему ротику придётся потерпеть, я уже кончил сегодня, второй раз всегда длиннее, буду ебать тебя долго.
— Открой рот и высуни язык. Как только я это делаю, ты хватаешь меня сзади за волосы и насаживаешь глубоко на свой член, так что твои яйца оказываются у меня на подбородке, я упираюсь руками в твои бедра пытаясь оттолкнуть, но ты держишь крепко, мое горло рефлекторно сжимается, глаза наполняются слезами, удерживаешь свой член глубоко внутри, не долго на несколько секунд, а иначе меня или вырвало бы, или я бы задохнулась. Отпускаешь, я падаю грудью на кровать, откашливаюсь. Так жесток, ты со мной никогда ещё не был, даже в тот памятный день, когда разъяснял разницу между «единственной» и «любимой» игрушкой. Ты опять это сделал, снова всю переломал меня. Я бы хотела сдержаться и не показать тебе мою слабость, но рыдания сами вырываются из меня, протяжно всхлипываю, ненавижу себя за это, и не могу сдержать эти всхлипы. Орешь:
— Стала в позу, — поднимаешь меня за волосы, и опять насаживаешь меня на член, удерживая его на несколько секунд внутри моего горла. И так несколько раз, несколько бесконечно долгих раз, при этом постоянно кричишь: «в позу», «смотри на меня» — но я уже мало что соображаю и плохо подчиняюсь твоим приказам. Начинаешь размеренно трахать меня в рот, насаживая на член как можно глубже, когда видишь что я на грани, даешь передышку, чтобы успокоить рвотные позывы, и тут же опять головка твоего члена требовательно тычется в мои губы. Изо рта на белоснежные простыни капает слюна. Ты все продолжаешь и продолжаешь, трахаешь меня как будто-бы я резиновая кукла, волосы больно накрутил на руку, чтобы я никуда не рыпалась. При этом постоянно требуешь, чтобы я смотрела тебе в глаза. Постепенно мое горло расслабилось, привыкло, ты уже почти беспрепятственно заходишь между моих сочных губ, твой член пульсирует в глубине моего горла, действует уверенно и нахально. Не знаю, как долго ты терзаешь меня, наконец темп увеличивается, а член в преддверии оргазма становится еще больше. Я уже приготовилась глотать, но как всегда не угадала, сперма полилась на мое лицо, основная часть попала на левую щеку и губы, растираешь ее по моему лицу, потом требовательно подставляешь пальцы к распухшим губам,
— Оближи, — я покорно открываю рот и вылизываю твою руку, каждый твой палец.
— Вот это действительно кайф.

Отпускаешь волосы, я больше не могу сохранять позу, падаю на кровать тяжело дыша. Плачу, не могу сдержаться. Хотя если подумать, чем я недовольна? Разве не этого я хотела? Просто мои мечтания, желания о тебе и реальность так различны. Сквозь слезы замечаю как ты отошел к окну, слегка отдернул шторы, приоткрыл створку. Холодный уличный воздух начал разбавлять спертый воздух комнаты и остужать воспаленную кожу.
— Перестань, — нарушает мои стенания твой приказ. Я пытаюсь успокоится, ты ненавидишь мои слезы и жалобы, в прошлом не раз приходилось отведывать за это ремня. Начинаешь одеваться, напряженно смотря на меня, лицо сосредоточенное и мрачное.
— Вставай и проводи своего хозяина, я и так провозился с тобой, пол дня на работе не был.

Быстро вытираю слезы, встаю, руки сами тянутся к халату несмотря на твой предупреждающий взгляд. Но мне сейчас просто необходимо прикрыться, отгородится от тебя, защититься от тебя, плотно запахиваю полы халата. Слава богу ты промолчал, иначе со мной бы точно случилась истерика. Когда я увидела себя в коридорном зеркале, то ужаснулась. Нет это отражение не может быть той девушкой которая смотрелась в него всего несколько часов назад, всклокоченные волосы, темные глаза с подтёками туши на щеках, следы спермы на лице и распухших губах. Во что ты меня превратил? Ноги меня не держат, прислоняюсь к стене. Обуваешься, поднимаясь замечаешь мои ключи на тумбочке.
— А вот это я возьму с собой.

Все холодеет внутри меня.
— Зачем?
— Зачем? Помнится недавно в офисе ты просила о контроле, так вот сучка я объявляю полный, тотальный контроль над твоей блядской жизнью.
— Д-дима, нет, не нужно так,
— Какой к черту Дима, — свирепеешь ты и повышаешь голос, — Не смей меня так называть.
— М-мой господин, — шепчут мои губы и тут же добавляют просьбу — пожалуйста не надо.

Опять хватаешь меня за волосы, оттягиваешь слегка назад, вынуждая смотреть на тебя и шепчешь мне в лицо зловещим шепотом.
— Ты даже не представляешь, тварь неблагодарная, в какой ад, я могу превратить твою жизнь. Я могу в любой момент войти и сделать с тобой, всё, что мне заблагорассудится, могу в любой момент разрушить твою псевдосчастливую жизнь. Ты не смеешь никогда больше уходить от меня, пока я сам тебя не выброшу.

Вскидываю глаза. Бог ты мой, сколько злости в тебе. А ведь я сделала тебе больно, очень больно, уйдя. Только сейчас я поняла степень той обиды, которую нанесла тебе, даже не думала, что была тебе так дорога.
— Ты моя, запомни это, моя, полностью моя, — больно дергаешь за волосы
— Скажи мне кто ты?
— Я твоя игрушка мой господин, — говорю с придыханием, эротично.
— Вот именно, и я могу делать с тобой, что захочу, и ты подчинишься, как миленькая. А теперь будь хорошей девочкой и попрощайся со мной, как следует.
— До свидания, мой господин.
— Чудно, — целуешь в губы почти любяще, а рука раскрывает полы моего халата и дотрагивается до лона, вздрагиваю.
— Что и требовалась доказать, — вытираешь свою влажную руку о мое лицо. Я не удивилась такой реакции своего организма, я давно уже поняла, все что исходит от тебя, вызывает во мне возбуждение. Даже если физически я испытываю боль, то психологически получаю извращенное удовольствие от своего унижения.
— Можешь подрочить сегодня, — отталкиваешь меня, лишенная опоры, падаю к твоим ногам.
— Пока сучка, скучай по мне.