Заигрались

— Ну ладно, они болваны, идиоты, с этими кретинами всё понятно. Но ты-то сама? Лена, ты каким местом думала? — тут я понял, что сказал уже лишнее. Не в её состоянии сейчас критически мыслить. Её надо успокоить и обогреть, а не спускать на неё собак: — Ну что же, ты, девочка моя? — спросил я её уже ласково и приблизился, раскрывая объятья. — Товарищ командир отряда, отставьте эти вольности! — остановил меня её голос. И звучал он отнюдь не так дружелюбно, как мне того хотелось бы. Да, рано мне ещё называть её своей, ох рано. Тороплюсь слишком, как бы не упустить.

— Товарищ командир отряда? — вывел меня из задумчивости её вопрос: — Товарищ командир отряда, разрешите обратиться? — Да, конечно обращайся… — Разрешите доложить: партизанка Иванова прибыла в расположение отряда! — отчеканила она звонко и чуть тише добавила: — После отсидки в мертвятнике… Замели, ироды окаянные… , — и снова весело: — Готова отдать жизнь за Родину, Сталина и партию Ленина! Я смотрел на неё и не мог понять, она шутит так вообще или издевается надо мной персонально? Или ей просто очень больно, вот она и ведёт себя немного того… ну, неадекватно в общем. — Лена, тебе больно? — спросил я её участливо. — Пустяки… Ой, ну немножечко больно ещё. Расстреляли меня по полной программе. Так что я теперь героиня, пала в борьбе с фашизмом. Кстати, а мне орден посмертно дадут? — Лена, скажи мне, кто это сделал? Нет, кто из этих уродов до этого додумался? — Никто. — Лена, не бойся, тебя они больше не тронут… — Да правда же никто! — обиженно заявила она: — Они хорошие. А ты на них ругаешься совершенно напрасно! — Ни фига себе хорошие, — аж присвистнул я: — Сперва тебя раздели… — Я сама! — Что, вот так прям сама? До гола? — Ну да, а что такого-то? Я же симпатичная вроде. — Ладно, пусть по твоему… — А что, скажешь не симпатичная? — с вызовом бросила она.

Знаете, какой самый ужасный вопрос может задать девушка?"Ты меня хочешь?» — вот этот вопрос. И что на него ответить? Скажешь «Хочу» — обвинят во всех смертных грехах, обзовут извращенцем, предателем и т. п. Потому что уж очень приятно девушке ощутить себя этакой недоступной, но желанной. А попробуй скажи «Нет, ну как ты могла подумать такое про меня, мы же просто друзья» — и девушка тут же теряет к тебе интерес. Сейчас моя ненаглядная Лена задала мне этот самый коварный вопрос. — Нет, что ты, конечно симпатичная, — выкрутился я как мог: — Но… ладно, оставим этот момент. Просто раздеваться было вовсе не обязательно. Даже если они тебе чего-то наплели… — Ничего они мне не наплели! — Хорошо, не наплели, — отступил я: — Но каким же надо быть долбодятлом или отморозком, чтобы расстреливать девушку очередями по самым нежным местам. — Ну это же всего лишь пластмассовые шарики, — возразила она: — А ты ругаешься, будто меня и в самом деле пулями изрешетили. Да, я знаю. Всего лишь пластмассовые шарики, калибра 6 миллиметров и весом примерно в треть грамма каждый. Ну, это если ума хватило тяжёлыми не заряжать.

А ведь есть и тяжёлые, почти на грамм потянут. На всех играх они, конечно же, запрещены — но в любой уважающей себя команде они есть у каждого бойца в отдельной запасной обойме, чисто на всякий случай. И даже в самой лузерной команде обязательно есть у снайперов — специально, чтобы отстреливать «маклаутов» — таких, в которых сколько ни попадай, а не признаются. Вот таких с удовольствием расстреливают самыми тяжёлыми шарами из самых навороченных и безбожно проапгрейженных стволов. Расстреливают в упор. Когда такой шарик встречается с целью со скоростью под 150 метров в секунду, то рвёт одежду, а застревает уже в теле. Неглубоко, только кожу надорвёт — но будет «маклауту» наука до конца игры — в следующий раз, дорогой товарищ, изволь сразу признаваться, коли тебя лёгким шаром зацепили. — Но тебе же больно, Лена? — Ну и что? А как на войне людям что, не больно было? Вот! Я не знал что возразить. Похоже, в Ленке неожиданно проснулась мазохистка. А я и не подозревал, что такое вообще возможно.

Такая королева по жизни, сама мисс недоступность — и вдруг мазохистка. Нет, ничего против подруги-мазохистки не имею, однако как-то это слишком неожиданно. Чёрт, я даже не знаю, что теперь делать? Может она ждёт, что и я буду строг с нею? Ну, скажем, накажу за провал задания… а как? Расстрелять? Да ведь она теперь уже другой персонаж, ту, которая провалила задание, уже наши фрицы расстреляли. — Раздевайся, — скомандовал я. — Полностью, товарищ командир? — уточнила Лена. — Полностью, товарищ Иванова. Я же должен убедиться, что они тебя не травмировали. — Не, не травмировали, — весело прощебетала она, избавляясь от камуфляжа: — Они же не из пулемёта. Между тем Ленка уже разделась, и довольная крутилась передо мной.

Фигурка её выглядела действительно соблазнительно, и только пятнышки мелких синяков портили вид. Особенно густо они украшали собой обе грудки и ещё лобок. — Ну как, командир? Нравлюсь, да? — ей как будто совсем не было дела. Хотя я знал, что в мертвятнике она плакала. Наверное, она плакала и когда эти сволочи её расстреливали. Отчего же она так защищает их? Неужели ей нравится такое обращение? — Да уж, хорошо что хоть не из пулемёта. Спасибо хоть это сообразили, недоумки, — пробурчал я, вспомнив как давеча тюнингованный пулемёт фрицев бил пустые бутылки очередями метров с полста тяжёлыми шарами. На игру, им, естественно, тяжёлые шары недопустили. — Да уж, жадины, шаров хороших на меня пожалели. — Чего? — Ну я уж упрашивала их, а они всё равно из пулемёта отказались. — Ты что, Лена, совсем спятила? — не удержался я: — Да этот пулемёт… Он продырявил бы тебя. У тебя сейчас грудь не в синяках была бы, а в дырках, в крови…

Я начинал злиться не на шутку. Чёрт с моим обещанием главмастеру — я пойду нынче же ночью, с дубиной, выловлю кого-нибудь из этих гадов, и буду бить пока он не поймёт — на своей шкуре не поймёт — что они сделали девушке очень больно. Но тут меня отрезвил её голос: — Ну да, в дырках, в крови. Как по-настоящему! Понимаешь? Это было бы так красиво — я, такая молодая, голенькая, и истекаю кровью… Правда, замечательно? Смерть героини-партизанки… Ай, ты что? — Извини, не сдержался, — ответил я, потирая руку, которой только что отвесил Лене смачную пощёчину: — Но у тебя нервная истерика, а истерики лечатся только таким способом. — Никакая у меня не истерика, — обиделась Ленка: — А ты, командир, сам дурак! И, схватив в охапку свою одежду, она выбежала из штабного блиндажа. Когда я выскочил за ней наружу, то лишь увидел, как она прошмыгнула в свою палатку. Я пошёл было за ней, но… да, точно у неё сейчас истерика и ей лучше побыть одной. А, вон и Света, уже пошла к ней.

И пусть — они же подруги, лучше понимают друг друга. Она её пожалеет, а я… я ей пока всё ещё чужой. И если я хочу изменить это, то должен выждать, пока она не захочет поговорить со мной сама. Ну а с уродцами я разберусь позже. Заигрались, ребятки во фрицев, ох заигрались. Ничего, я вам, гадам, устрою гитлер-капут. * * * — Отряд! Построится! Ра-авняйсь! — скомандовал я, и добавил: — Ёлы-палы, товарищи красноармейцы, команда была «равняйсь». Вы чё, выровняться не можете? Без особого энтузиазма, но ребята построились. Выглядели они как шайка партизан — хотя по сценарию игры считались кадровой частью. Жаль, главмастер не пропустил нам, что мы НКВД-шники. А впрочем, против немецкого пулемёта это нам бы не помогло. А вот то, что разрешил нам партизанить и ещё разведчицу к фрицам засылать, это мастеру спасибо. Не козёл. — Итак, отряд, слушай боевую задачу… — начал я: — Ну, чёрт вас дери, офицеры и сержанты! Достали планшеты… у кого есть. Ну что вы все, как непроснувшиеся? — Дык, командир, — возразили из нестройного строя: — Может всё-таки сперва по чайку, ну для сугрева? — Ладно, хрен с вами, — согласился я, утро и вправду выдалось какое-то зябкое: — По чайку можно. Но чтоб ничего крепче! И даже для сугрева! Всё что крепче чая только после отбоя. Считайте, что ворошиловские сто грамм сгорели вчера в разбомбленном эшелоне. Но если сегодня возьмёте дзот — то после отбоя хоть упейтесь. — Ого! — раздалось сразу несколько голосов, а кто-то добавил: — Ну так это ж совсем другое дело, командир. В городе вино и бабы, три дня гуляем. Раздался сальный мужицкий смех, однако, после вчерашнего, мне эта шутка не понравилась. Но я ничего не сказал. Это ведь только шутка. И вообще это мои ребята, а не те уроды. Но вот если мои возьмут сегодня дзот, то завтра пойдём в атаку на фрицевский штаб — а там их единственный пулемёт везде не поспеет.

К сожалению, думал я, прихлёбывая заботливо принесённый мне Светой горячий чай, к сожалению пока об атаке на штаб можно лишь мечтать. На пути дзот — а в нём будет пулемёт. Если мы зайдём справа — то они перетащат пулемёт туда. Если слева — та же фигня. А он больно бьёт, зараза. И подходы все простреливаются насквозь. Разделить отряд на две группы, как вчера? Вчера завязли под огнём автоматчиков, а потом немцы подтянули команды с других участков. Но если я хочу завтра успеть поставить в этой игре жирную точку — красную точку нашей победы — то сегодня мы должны кровь из носу, но взять этот долбанный дзот. Пока я пью чай, есть время подумать. Но осталась всего половина чашки — и я должен буду сказать «Товарищи бойцы… « И что я им скажу? Ну, с разведкой по крайней мере всё понятно. В разведке у нас Света. Как и вчера, переоденется в черную юбочку, сапожки, пилоточку, такая вся типа а-ля СС — и пойдёт к немцам. Если бы она не выглядела так клёво, они вряд ли бы согласились на нашу разведчицу у себя в лагере. И так на мастерятнике спорили об этом до хрипоты, что пулемёт мол не такое уж большое преимущество. Ага, не такое — а гораздо больше! Ведь разведчицу-то нашу они до конца боя от себя не отпускают. И чтобы она смогла передать, где именно будет этот окаянный пулемёт, нужно чтобы туда шёл кто-то ещё. НО Я НЕ ОТПУЩУ ТУДА ЛЕНУ! — Стас, — позвал я: — Товарищ старшина! — Я воль… тьфу-ты, виноват. Здеся моя, товарища командир! — весело ответил Стас, пытаясь изобразить, как он вытянулся по стойке смирно, не вставая с полена, на котором сидел. — А вот я тебе наряд вне очереди, — пригрозил я. — Не полагается, товарищ командир, — отшутился Стас под общий хохот: — Я же командный состав. — Ну в таком случае, командный состав, ты у меня сейчас в штрафбат отправишься. Заодно и всем прочим наука, не шутить, когда боевой приказ отдают. — Да ладно, ну чего ты, в самом деле? — примирительно сказал Стас. Но я уже начал заводиться. — Значит так. Решением военного трибунала в моём лице, товарищ старшина, за нарушение устава, отправляется искупать вину кровью… — Вот же ты вредный какой, — с намёком на обиду сказал Стас: — Ну, говори уже, где там искупать-то предстоит? — Пойдёшь в разведку… — Товарищ командир! — вдруг раздался пронзительный голосок у меня над ухом: — Товарищ командир, за что такое недоверие? Я справлюсь и одна. Мне охраны не надо… — А Вам, партизанка Иванова, охрана и не потребуется. Будете охранять лагерь. — Ты это специально, нарочно, да! — выкрикнула Ленка мне в лицо и вдруг… разревелась. Разревелась и убежала. Я посмотрел ей вслед, затем обвёл взглядом всех ребят.

Никто не смотрел мне в глаза. Все сосредоточенно пили чай. И молчали. Даже Стас. — Я… сейчас, — сказал я, обращаясь ни к кому, затем поднялся и пошёл вслед за Ленкой. Она стояла за палатками. Я подошёл к ней и — наконец-то — обнял её за плечи. Но она вырвалась и неожиданно яростно бросила мне упрёк: — Ну что ты мне поиграть не даёшь? Почему всем можно, а мне нельзя? Что ты такой… такой вредный? Ну упиваешься ты, что командир — ну и ладно. Может тебя прёт от этого, да мне по фиг от чего тебя прёт. Но что ты не можешь как человек. Ну дай поиграть? Ну, хочешь я тебя попрошу? Вот смотри, на колени перед тобой встаю, прошу — дай поиграть мне, а? Ну чё те, жалко что ли? Девушка, о которой я только мечтал до сего момента, моя недоступная и желанная Лена стоит передо мной на коленях. Я выдумывал тысячи способов, как соблазнить её — такую недосягаемую… И вот… Неужели она предлагает мне — себя? Вот так? — Лена, Лена, милая, ну что ты, — я пытался поднять её: — Ну не надо… — Нет, надо! Я сейчас кричать буду. Я всех сюда позову. Пусть видят, как ты меня унижаешь… Её ловкие пальчики ухватили меня за самое ценное. И ухватили не совсем аккуратно. Чёрт, неприятно же. Что творится у неё в голове, что за странные вспышки то любви, то ненависти? К чему эти метания? — Лена, но ведь это неправда… Блин аккуратнее же! — Мне плевать. Я хочу играть. Всем можно. Светке так вообще роль немецкой шлюхи дали, а мне ничего. Вообще ничего теперь нельзя что ли, так? — Да можно, но… — Никаких «но». Я сейчас закричу! — Лена… — Или разрешай, или я кричу, что ты меня насилуешь! — Чёрт! — Уже кричу, последний раз предупреждаю! — Ладно, разрешу… — скрепя сердце выдавил из себя я. — Правда? Ой, какой ты хороший! — она вскочила с колен и неожиданно поцеловала меня. — Только… — заикнулся было я, но тут же был остановлен её ледяным взглядом. — Что «только»? — это была совсем не та девушка, которая только что целовала меня.

Теперь уже и в фантазиях я не смог бы представить, что Лена может встать перед кем-то на колени. Теперь это была фурия, госпожа и повелительница, прихоть которой закон, а какой-то презренный — то есть я — осмелился в этом усомниться. О, в её холодных глазах явственно читалось, что расправа с наглецом уже близка. Ну хоть дайте последнее слово, Ваша Честь? — Лен, я чего сказать-то хотел… — Ну говори, командир, — бросила она чуть не презрительно. — Лен, если они тебя ещё раз… — То что? — Что-что, — вскипел я: — А то, что кровь за кровь, вот что. Не знаю, чего ты думаешь о себе, обо мне, но только, Лена, знай, ты мне не безразлична и если тебя кто обидит, если хоть капельку крови твоей прольёт, хотя бы и случайно — то вот тебе моё слово, я не стану слушать про то, ты ли это сама просила или нет. Я возьму топор и зарублю гада, кем бы он ни был. Наверное я говорил это действительно убедительно, потому что она вдруг отшатнулась от меня и странно так посмотрела. А затем сказала: — Ты придурок, — сказала она, отступая на шаг: — Псих! — выкрикнула она, отступая ещё дальше: — Маньяк психованный! И убежала. А я скрипнул зубами от досады, застегнул ширинку обратно и поплёлся за ней вслед, пытаясь придать себе как можно более пофигистический вид. На поляне народ уже приканчивал завтрак. Ребята перешучивались, где-то среди них затесалась и Ленка. Не знаю, что она им успела наплести, но все головы повернулись в мою сторону с невольным приглушённым возгласом «о-о-о», полным не то зависти, не то насмешки, не то я уже сам не знаю чего. Разрядил ситуацию своевременный вопрос Стаса: — Ну что, командир? Пойдём как вчера? Руки с бутербродами застыли у ртов, десятки глаз сверлили меня. И что я мог им сказать? * * * Сидя в мертвятнике, я думал, что на войне как на войне. Даже если война игрушечная, то думать надо о ней, а не о своих душевных метаниях. Атака наша попала аккурат под пулемёт.

Повезло ещё, что фрицы начали палить издалека, и мы успели убраться за спасительные кусты почти без потерь. Но дальше все наши попытки подобраться к дзоту были обречены на провал — а мы все шли, пёрли как на танк с шашкой. И вот, все сидим теперь в мертвятнике, пьём пиво в компании с несколькими немцами, которых нам каким-то чудом то же удалось подстрелить. Хорошо хоть ребятам весело, потому что командир из меня хреновый. Гнать меня надо с командирства, вот что. А вот и мастер вернулся. Пойду, изображу жажду деятельности, а то так просто сидеть уже никакой мочи нет. — Отреки же мне, страж царства тьмы, доколе нам тут портянки сушить? — нарушил я почти интимную идиллию вокруг мастерского костерка. Никитка аж поперхнулся, а его девицы вздрогнули. Ну и ладно. Пока я доволен произведённым эффектом. — Во-первых, — с горячностью, свойственной всем слабакам, наивно думающим, что человека в очках бить не будут: — Не Царства Тьмы, а Царства Мёртвых. Я не злодей, а абсолютно нейтральный Страж на грани миров… — Кончай уже, страж за гранью, — нарочито грубо оборвал я его. Нет, я вовсе не собирался отбивать его девиц. Тем более, что они и не его, а так, просто на огонёк заглянули. Что может быть лучше на игре, чем зайти в гости к мастерскому костерку — самому лучшему месту, если хочешь быть в курсе всех игровых сплетен и интриг.

Поэтому сейчас они сидят вокруг этого недомерка и, глядя ему в рот, слушают его, но только ему всё равно ничего не светит. И, однако, мне приятно лишний раз унизить его на людях — а то ведь то же мне страж выискался. Пусть знает своё место. И, между прочим, скажет спасибо, что я его не пнул. — А спорить с мастерами… — Слышь, ты! Горе-мастер! Заткнись уже и давай по делу. Нам тут сколько ещё сидеть? — Если будете спорить с мастерами — то до конца игры. — Врёшь, — спокойно возразил я, кладя ему руку на плечо, отчего бедняга даже сжался: — Максимум до вечера, пока боевое время сегодня не кончится. Ну, так сколько ещё сидеть? — Всё, боёв на сегодня больше не будет. Аут! — развёл руками Никитка. — Как это? — Главмастер сказал, чтоб без него никаких боёв. А его как раз и нету. — Так чего ты тут сидишь! А ну, команда была «встать» и «бегом марш» искать главмастера. Пшёл живо! Но Никитка не двинулся с места: — Ты мне не указ. Придёт главмастер вот он указ! А ты для меня как обычный игрок. Это ты должен мне подчиняться. — Да ну? — А я только главмастеру подчиняюсь. Вот хочешь сам у него спроси. Когда он придёт. — Ага, буду я тут сидеть и ждать. Вот сейчас сам пойду и поищу его… — Да иди, — вдруг согласился Никитка: — Только снарягу оставь здесь, а на голову белую повязку, чтоб сразу было видно, что ты мертвяк и не в игре. И очки не забудь. Без очков не выпущу! Конечно насчёт «не выпущу» это он загнул. При всём желании даже десяток таких как он не смогли бы остановить меня, я бы прошёл и не заметил. Но насчёт очков он всё же был прав. Ведь кто там разглядит или не разглядит эту белую повязку за кустами — сперва шмальнут очередью. А шальным шариком в глаз получить это запросто. — Про очки мог бы и не напоминать. И сам надену, мне мои глаза дороги, — сказал я, доставая очки. — Снаряжение, — напомнил горе-мастер. — Лады, лады. Отнесу сейчас до своих ребят, — сказал я уже миролюбиво. И в самом деле, чего я взъелся на него? Ну сопляк он, слабак, ну и чо теперь, будем его прессовать всем миром? Поди ему и так по жизни достаётся. Может игра это единственное место, где он себя хотя бы человеком чувствует. Шоколадку ему что ли подкинуть?

Пусть поделится с девушками, заодно и я в их глазах не таким злобным букой буду выглядеть. Я скинул рюкзак, порылся среди обойм, запасных аккумуляторов и прочей ерунды, которую привык таскать с собой чисто на всякий случай, чтобы в решительный момент боя, не бежать до лагеря. Где-то в глубинах всего этого хлама, на самом дне нащупал НЗ. Плитка шоколада раскрошилась, но держалась в обёртке. Ну, уж не взыщите, чем бог послал. За неимением лучшего сгодится и такая. — Ребя, присмотрите тут за шмотками моими, — попросил я: — И это, если я не вернусь быстро, а вас уже выпустят, то захватите моё барахло до лагеря. Лады? — Будет сделано, товарищ командир. А сам-то ты куда? — Искать, где черти носят главмастера. — У-у-у, далеко они могут его унести, — пошутил кто-то: — Полигон-то большой. Шутка была никакая, но народ почему-то рассмеялся. Смеялись и наши и фрицы, все вместе. Обычное состояние отходняка после азарта боя. Да, пожалуй зря я гоню лошадей, на сегодня боёв уже действительно хватит. Вот завтра дадим последний и решительный, и… Но тут до моего сознания стали проникать слова. Они летели издалека, со стороны мастерского костра. Рассказывал Никитка: — Да не, вот честное слово не вру! Я же мастер! Я и её спросил, что это, мол, такое — и она подтвердила, что сама настояла. Не знаю, нравится ей что ли. Хотя как это может нравиться. Они же её лупят, да по всему телу, голенькую. Ей же видно, что больно, до слёз больно, полосы красные от ремня остаются — но терпит. Не сдаёт кто разведчик. Немцам уже и самим неловко. Они ей массаж сейчас делают. Предлагали просто её расстрелять, но она сказала чтоб без пролития крови… Тут сильные руки подняли рассказчика от земли и встряхнули: — Говори! Говори, сморчок-недоносок! Что ты сказал сейчас? — … говорит казнить без пролития крови… — только и пробормотал Никитка Я швырнул его наземь и стремглав кинулся в сторону немецкого лагеря. Казнить без пролития крови — старая формулировка инквизиции, лживое милосердие, означавшее смерть на костре. * * * В лагере было пусто. Слабый дымок, на который я бежал, опасаясь самого худшего, оказался всего лишь дымом от потухшего без присмотра костра. Да, так каша у фрицев долго ещё не сварится. Подкинуть что ли дровишек? А то проголодаются пацаны, придут — а каша всё ещё не готова.

Стоп, а что же они сами не подкинули? Где кашевар или часовой какой-нибудь? Где все? Я бросился по палаткам. Что-то не так в этом пустом лагере. Ну пусть половина обитателей сейчас сидит вместе с моими орлами в мертвятнике. Но где герр офицер? Где фельдфебели? Где доблестные дойче золдатен? Хоть кто-то же должен быть тут! Чувство тревоги и страшной опасности вновь овладело мной. Что-то происходит и это что-то очень и очень неладное. Но что? Я должен думать. Прежде всего спокойно подумать. Значит так, положим, речь шла опять о Ленке. Она им попалась. После её вчерашней выходки с расстрелом, я готов поверить во что угодно. И в то, что ей взбрело вдруг терпеть игровые пытки — легко поверю. Как они их отыгрывали? Заставляли её приседать или отжиматься? Нет, это ей было бы неинтересно. Она, похоже, в натуре мазохистка та ещё. Значит, он

пка как раз куда-то в ту сторону ведёт. Успокоив себя такими мыслями, я уже почти с лёгкой душой неспеша двинулся по примеченной тропке. А что, солнышко светит, травка зеленеет, вот птички чирикают. Природа, воздух свежий. Лепота! И виселица… Они все застыли так, как на архивных фото «казнь партизана». Герр офицер, фельдфебели, дойче зольдатен со шмайсерами. Все стояли и смотрели на Ленку. А она голенькая, с табличкой на груди «Партизанка» и петлёй на шее, стояла на складном табурете. Я хотел закричать, но вовремя спохватился — она же может испугаться, нога сорвётся и тогда игра в миг превратится в убийство. Ребята заигрались, сильно заигрались, не понимают что вот так шутить нельзя. Опасно же, чёрт возьми. Надо бежать и подхватить её, а потом уже объяснять, увещевать, ругаться. Главное чтобы она продолжала стоять на этом шатком табурете, пока я не выну её из петли. И тут я увидел, как она улыбнулась. Затем её губы двинулись, и не знаю откуда, но я понял что она сказала «Ауфидерзейн!» И подняла одну ногу. Как лось бросился я сквозь кустарник. Время почти застыло — почти, но не совсем. Её нога продолжала своё движение. А рядом с ней не было никого, кто остановил бы её. Да и не смог бы. Ведь фотография не может двигаться. Они больше не люди — они там, на фото, фашисты.

Я уже расталкивал в стороны автоматчиков, стоявших у меня на пути, когда и вторая её нога оторвалась от опоры. Мне оставался всего шаг, но… я не успел… Ленка рухнула на землю. А сверху на неё упала и перекладина виселицы. Затем куда-то в сторону завалился и столб. — Лена, Леночка! Ты жива? Лена! — я тряс её тело. — Да жива она, — раздался голос сверху. Я оглянулся. Надо мной возвышался герр офицер. — ТЫ! Скотина! — заорал я, вцепляясь в него: — Ты убил её! Как я потом, уже на холодную голову понял, счастье, что меня оттащили. — Ты что, совсем рехнулся что ли? Это же только игра! — Ни фига себе игра тут у вас! Живого человека вешать. — Да не вешать. Ты хоть посмотри, верёвка даже не привязана была, виселица из веток трухлявых, пальцем ткни, всё развалится. Ну ты чё в самом деле, не знаешь что ли как ролевики строят? — Козлы вы, а не ролевики! — Послушай, она сама сказала, что всё с тобой согласовано. Чтоб её не расстреливать… — Мальчики, — раздался девичий голосок снизу и мы все синхронно повернули головы на него. Светка сидела рядом с Леной и поддерживала её голову. Глаза Лены были закрыты, грудь явственно вздымалась. — Мальчики, бросьте спорить. У неё шок. Её надо в наш лагерь отнести. Десятки рук потянуль к Лене — к моей Лене. — Нет! — прохрипел я. И руки замерли: — Никто, слышите, никто не смейте прикасаться к ней. Только я сам. Я поднял её тельце на руки. — Мы же помочь… — Уйдите с глаз моих. Все сгиньте. Добром прошу, — сказал я, прокладывая себе путь через опешивших фрицев: — Не могу больше ваши морды видеть, уродские. В спину мне раздался недовольный ропот, но мне было плевать. Я бережно нёс мою девочку. Сзади догнала меня Светка. Наша разведчица.

Она была всё в той же немецкой униформе. — Прикрой её хотя бы, — сказала она, протягивая мне ленкину одежду. * * * Вот уже который час я тупо смотрел в потолок своего штабного блиндажа. На обратном пути до нашего лагеря Ленка пришла в себя. Сперва она обнимала меня за шею и так прижималась ко мне, что я готов был простить всех и её в том числе. Затем внезапно её настроение изменилось и вот уже, слово за слово, я негодяй, пользуюсь её беспомощностью, чтобы поглазеть на её тело, и прочая нелестная околесица в мой адрес. Сейчас Ленка вроде спит в своей палатке, рядом с ней Света, присматривает, чтобы чего не случилось. Всё-таки человек в таком состоянии… Или она вообще по жизни такая неадекватная? Что я вообще знаю про неё, про девушку, которая мне так понравилась, что я поставил себе целью любыми средствами добиться её расположения? Да ничего по существу я не знаю. Просто сидел на краю нашего обычного места тусовки в городе, а мимо шла она, моя Лена, вместе с подружкой Светой. И я подумал… ну, наверное то, что обычно думают в таких случаях и все остальные: «Ах, какая эффектная девушка. Наверное не про меня, но чем чёрт не шутит. Да и вообще, кто это сказал, что не про меня?» И я подошёл к ней и предложил познакомиться. Не сразу, но она согласилась. К тому же подружка поддержала идею, ну а как известно, куда одна туда и другая. А я чем мог её завлечь? Ведь девушкам нынче мерседесы подавай — а я ещё пока на мерседес не заработал. Но у меня есть то, чего невозможно купить за деньги — моя душа. У многих, кто при деньгах, её нет. Продали они свою душу. Не в прямом смысле, конечно, но очерствела их душа — и не стало человека, только кошелёк на ножках. А жизнь прожить надо ведь не с деньгами, а с человеком.

И тогда я стал рассказывать им про игры. Лена сперва лишь усмехалась. Конечно, она такая эффектная, на что ей эти игры. Но и тут Света помогла. Ей это похоже интересно стало, она и сказала Ленке: «Да что мы теряем? Давай поедем?» И вот так моя будущая девушка оказалась в моём отряде. — Командир? — в проёме показалась голова Стаса: — Я типа… — Да заваливай, не стесняйся, — отозвался я, не вставая с лежанки. — Да я так, на пару минут. Тут мы с ребятами потолковали. Короче ну сам видишь, стухла игра. Нет смысла завтра ждать. А дома, сам знаешь, сессия, готовиться надо. В общем, мы снимаемся, командир. — Снимайтесь, — ответил я. Стас ещё помялся немного и слинял. Мне было по барабану. И по бубну то же. Я созерцал потолок. * * * Проснулся я ночью от того что элементарно замёрз. Пойти что ли погреться у костра, чайком побаловаться. Но когда я вышел, то не увидел ни костра, ни часовых у него. Ах, мать! Они же свалили все. Точно, ещё Стас мне об этом толковал, а я клювом прощёлкал. И где теперь чайком разжиться? Не к фрицам же бежать? Тем более, после вчерашнего, вряд ли меня там хорошо примут. Постой-ка вон какая-то палатка. Кто-то не съехал. Ура, живём! Не я один тут робинзон, есть у меня товарищ по несчастью, такой же недотёпа, как я сам. И должны же быть у него хотя бы спички, чтоб костёр разжечь… или не должны? Вообще-то по закону подлости навряд ли у него есть спички. Но хотя бы его можно будет подбить сходить к немцам за огоньком — поди ему-то, в отличие от меня, не откажут.

А кстати, а кто же это не уехал вместе со всеми? Кажется, в палатке мерцает свет… Я подходил всё ближе к палатке и теперь уже видел, что в самом деле, сквозь приоткрытый полог пробивается неясное мерцание огоньков, как от тлеющих углей. Иногда как будто в воздух взвивались струйки дыма. Ну да, точно. Дым, мерцание углей, как в хижине старого лесного шамана. И ещё тихий распевный шепот. Я подходил ближе и напев становился всё явственнее. Я как будто знал этот голос, но не мог разобрать ни слова. И мне не хотелось их разбирать, а хотелось идти всё ближе и ближе. Я крался, я прижимался к земле как гепард перед прыжком. Я слышал зов и это был зов самки. Но она звала не меня… Кого же? Я вслушивался и не мог понять. Мои мысли уплывали куда-то, на их место приходила лишь одна решимость — узнать кто же встал поперёк моей дороги. И вдруг напев сам собой стал складываться в отдельные слова в моей голове. Я даже не мог понять как это произошло, но теперь я чётко слышал всё. Голос убеждал: — Ты не можешь больше жить. А другой подпевал ему: — Я не могу больше жить. Первый вновь настаивал: — Ты хочешь умереть. Второй соглашался: — Я хочу умереть. — Смерть, только смерть принесёт тебе наслаждение. Ты мечтаешь о наслаждении и ты получишь его в смерти… — Что за чертовщина тут творится! — ворвался я в палатку. Передо мной сидели две совершенно обнажённые девушки. Светка испуганно сжалась в комочек, а Ленка всё ещё покачивалась в трансе перед маленьким костерком, на котором дымились какие-то листья. И их сладковатый дымок уносил сознание прочь. Ногой я разметал костерок, вышвырнув тлеющие листья из палатки прочь.

Затоптал угли. Какая-то тень шмыгнула мимо. Сперва я инстинктивно шарахнулся в сторону, и только затем увидел стремительно удаляющийся в ночь девичий силуэт. Я бросился следом. У беглянки хватило ума не пытаться ломиться сквозь кустарник. Ну а на тропе я быстро нагнал её. Схватил за руку… это была Светка. Она тяжело дышала и не отводила от меня испуганных глаз. Было видно как она дрожала. И, думаю, не только от ночной прохлады. — Ну! — потребовал я. — Прости, — вдруг разрыдалась она: — Я люблю тебя. Понимаешь? Это я тебя люблю, а не она, ну как ты не видишь? — Что? — удивлённо переспросил я, и вдруг догадка озарила ту пустоту моей головы, которую, как нас учит наука, должен занимать у человека мозг: — Ты сделала это? — Я думала, если её не станет, то ты наконец заметишь меня. Ведь я не хуже, правда. Я всё для тебя сделаю, честное слово всё, что прикажешь, командир. В раздражении я отпустил, почти отшвырнул её от себя. Не знаю, каким чудом она удержалась на ногах, но и хорошо что удержалась. Хоть я и был зол, но если бы она упала, то мне было бы уже неловко. А уж если бы поранилась, то наверное я просил бы у неё прощения. Хотя по уму её следовало бы наказать сейчас… Нет, по уму вот прямо сейчас надо проверить в каком состоянии Лена! Я метнулся в сторону лагеря. Подбежал к палатке, отдёрнул полог так, что едва не оторвал его нафиг… там было пусто. Сзади раздался топот босых ног — Светка спешила ко мне. Не удержавшись, я схватил её и схватил очень грубо, так что она пискнула от боли. — Где она? Говори! Иначе я буду очень недоволен. — Я не знаю, правда. Я лишь… — Что ты делала? Что ты внушала ей? — Я… У меня есть странное для меня самого свойство — иной раз я бываю в обычной жизни почти как… как цветок в проруби. Но в минуту настоящей опасности я мыслю чётко и ясно. Видимо моё подсознание решило, что как раз такая минута настала, потому что я вдруг понял, что если я хочу увидеть свою Лену живой, то должен сменить тактику: — Ты только что клялась, что выполнишь любой мой приказ.

Я желаю чтобы Лена осталась жива и невредима. Пойми, если с ней что-то случиться, то как я смогу общаться с тобой дальше? Ты поняла меня? — Да, — увидев, что я говорю спокойно, Светка то же немного успокоилась: — Я не знаю, действительно не знаю точно. Но я думала про воду в этот раз… Болван! Ну конечно же, какой я болван! Что она ещё может предпринять — конечно же пойдёт к озеру. И я ломанулся сквозь кусты напрямик. Я успел выскочить на берег и в свете выглянувшей из-за края леса полной луны шевельнувшаяся тень привлекла моё внимание. Время опять замедлило свой бег, я обернулся и увидел, как обнажённая девичья фигурка падает в воду. Раньше, чем до моих ушей донёсся плеск сомкнувшейся воды, я уже летел туда. Вода была жутко холодной, но понял я это лишь на берегу, когда уже вынес туда Ленку и почувствовал, как начинает холод сводить мышцы. Хорошо, что это не произошло в воде, а то и её бы не спас и сам бы потонул ни за что. Тень нависла надо мной. Инстинктивно я отпрянул — это была Светка. Всё ещё голая, она смотрела на меня наверное с неменьшим испугом, чем я в тот миг на неё. — Ты… — спросил я, и, подавив предательскую дрожь в голосе, добавил: — Ты как здесь так быстро оказалась? — Я по тропинке бежала. Я же не могла как ты через кусты, — оправдалась она. Ну да, верно. И Ленка не могла сюда через кусты. Она то же шла по тропинке до воды, дошла и прямо тут и бултых. Любой нормальный человек сразу бы об этом догадался, если, конечно, мозги у него есть. И только я один изображал из себя лося. Ну да, нафига лосю мозги? — Дыхание, — сказала Света, опускаясь рядом с нами: — Ей надо делать искусственное дыхание! — А-а-а… да, — сообразил наконец я. Вот бы ещё знать, как оно правильно делается-то? Кажется, видел я чего-то такое по телевизору. Но Светка остановила меня: — Сейчас же, — сказала она серьёзно: — Не медля в лагерь. Переоденься сам и принеси одежду ей. Или хотя бы одеяло какое, но быстро. — Да может лучше я… — Не спорь! — пресекла она: — Если ты заболеешь, будет только хуже. И не беспокойся, я обещаю тебе, что не причиню ей больше никакого вреда. А теперь беги и быстрее. Бежать по тропе оказалось намного легче, чем ломиться сквозь кустарник. Переодеваться я, конечно же, не стал, схватил свой спальник в охапку и через минуту уже был обратно на берегу. Света поддерживала голову Лены. Та уже дышала, но всё ещё была в отключке.

Вместе мы завернули нашу счастливо спасённую утопленницу в мой спальник, я поднял её на руки и понёс. Сзади по тропе семенила своими босыми ножками Света. И я только сейчас подумал, что ведь ей, наверное, то же холодно. Я оглянулся на неё. — Не останавливайся, — сказала она: — Нам надо идти быстрее, чтобы ты не успел замёрзнуть. Твоя сила понадобится, чтобы отогреть её. — В смысле? — Иди, иди, не останавливайся. Ты получишь то, что хотел. Мы принесли бесчувственное тело в палатку. Света вмиг сообразила как соорудить из двух спальников двуспальное ложе, туда мы уложили нашу красавицу, а вслед за тем, Светка не терпящим возражений тоном приказала раздеваться и мне и лезть туда же. — Что полностью? — не удержался от вопроса я. — А как ты её иначе согревать-то будешь? — удивлённо вскинула на меня брови Света. — Постой-ка, в смысле согревать? Уж не хочешь ли ты сказать… — Да, — прервала она меня: — Именно так ты и будешь её согревать. Разве не этого хотят мужчины от женщин? — Но… Света, это неправильно. Я не такой. Я так не могу. — Что значит не могу? Ты хочешь её отогреть? Вернуть в неё чувства, сознание наконец? Или пусть так и останется на всю жизнь замерзшей, без сознания, как овощь? Ты такой судьбы ей хочешь? — Нет. Но… она девственница или… ? — Не волнуйся об этом. Думай только о ней. А девственность всё равно когда то все теряют. И я послушался. Я лёг со своей желанной и прижался к ней всем телом. Но холод давал о себе знать. — Ах ты, ну что же это такое! — раздосадованно воскликнула Света, увидев что у меня ничего не получается: — Что же это у вас, у мужиков так! Когда ваша сила нужна, то её и нету! — но вдруг она смягчилась: — Прости, я не права. Лежи так, прижимайся к ней, думай о ней. Я помогу, я сейчас.

Она изчезла где-то внизу. Затем я почувствовал, как мягкое и тёплое обволокло мой член. Что-то поглаживало и играло с ним в этой теплоте. — Э, Света? — Не отвлекайся, — раздался её голос: — Сейчас ты согреешься. Она была права. Одна прекрасная, хотя и бесчувственная девушка лежит в моих объятьях, другая сосёт мой наливающийся силой член. От такого даже камень согрелся бы. — Вот так будет хорошо, — вновь услышал я светкин голос: — Я помогу. Вот так. Я понял, что она направляет своей рукой моё орудие в лоно своей подруги и конкурентки. Да, это был миг, который испытать дано не каждому. Подарок судьбы. С такой помощью без усилий я нежно проник во вход, а затем рванул на полную. Что уж там, раз уж подвернулась такая удача, то чего теряться-то? Пользоваться надо коли подфартило, вот что! Светка вынырнула и прижалась к Лене с другой стороны. Спящая красавица оказалась зажата нашими телами, мы согревали её своим теплом, а я ещё и грел изнутри. — Еби её, трахай, не жалей, не бойся, — подбадривала меня Светка: — Ты ей сейчас не сделаешь плохо. Ей будет только хорошо. Ну давай, давай же, милый, ты же можешь. Сделай её счастливой сейчас. И она была права. В ту ночь нам всем троим было счастье. Но было и утро… * * * Реакция Лены была вполне предсказуемой. Конечно же во всём виноват я. Я подлец, я воспользовался её беспомощным состоянием, я её изнасиловал. Но так и быть, заявлять на меня она не будет, потому что это было приятно. И даже она мне немного благодарна за такое романтичное лишение девственности. И это был для неё такой опыт! Но вообще я негодяй всё равно и знать она меня больше не желает.

Короче она собрала свой рюкзачок и двинулась в сторону деревни, ждать автобуса. Ну а я… А что мог сделать я? Признаваться в любви? А оно ей надо, эта моя любовь? Поэтому я пошёл к озеру. Смотреть на воду — занятие, которому можно предаваться вечно. Особенно если найти удачное место, где-нибудь на склоне холма. Там и нашла меня Света: — Я… — попыталась начать она: — Наверное я очень плохая… — Всё нормально, — ответил я на невысказанный вопрос: — Всё нормально. Просто, извини, но вот прямо сейчас мне надо немного подумать. Хорошо? Я не оглядывался. Но спиной чувствовал, как она смотрит на меня. — Да, хорошо. Я поняла, — наконец ответила она тихо: — Ты найдёшь меня на вершине холма. И она ушла. Куда-то наверх. А я остался внизу. Наедине со своими мыслями — один против них всех. Нет худшего врага у человека, чем он сам. От недруга можно укрыться, а от себя куда сбежишь? Но хуже всего — заиграться. А тут нынче заигрались все. Заигрались фрицы — ну ладно, с ними всё понятно. Так вообще неплохие ребята, но надо же и меру знать, уметь вовремя остановится. Нет тормозов. Мастера — те то же заигрались. Ах как забавно, народ на игре интригует, так отчего бы мастеру не замутить свои интриги? У них на глазах люди уже чуть грань не перешли, за которой беззаконие — а мастера умиляются. Ну не козлы ли? А мои ребята — не заигрались ли? Ну да, конечно очень легко сказать «игра стухла» и нет проблем. А по жизни то же вот каждый раз отступать будешь? Нет, друг ты мой разлюбезный Стас, нельзя так. А вот коли игра стухла, то это вина мастеров. И надо было из принципа ждать последний день и вот тогда, на последнем параде, при всех выносить мастерам кочан капусты — и ставить. Кушайте, мастера дорогие. Поняли теперь, кто вы? Впрочем, Ленка и сама хороша. Заигралась ещё больше и пацанов с толку сбила. Да она вообще по жизни играет. Ах, то же мне, подумаешь, богиня красоты!

Все должны пасть ниц пред нею. А я, значит, недостойный, должен быть счастлив, что из воды её вытащил. Ладно, Лена, мне то же было хорошо с тобой, для меня это то же опыт — больше на таких, как ты, не клевать. Светка… Да, она то же заигралась. Совместила одну мыслеформу с другой — ах, как просто достигается результат. Хорошо хоть под конец призналась. Вот только не могу её винить. Не виновата она. То есть виновата, конечно — да не она. А я… Я один во всем виноват. Это ведь я совместил одну мыслеформу с другой. Только ещё раньше. Когда сидел на краю тусовки, и увидел проходящих мимо двух девушек — одна была Лена, но ещё была и вторая — Света. И я подумал: «Вот идёт девушка. Такая красивая. Я для неё никто и звать никак. Но я ведь знаю как, я умею сделать так, чтобы я и только я стал для неё смыслом жизни. Так почему бы не воспользоваться? Вот она даже взглянуть на меня не хочет — но всего одно моё желание, и она полюбит меня больше жизни» И я совместил мыслеформы. Всё это так просто! Но у меня получилось то же, что и у Светы вчера. Когда она думала про воду — и в воду бросилась Лена. Так и я думал про Лену… Нет, не про лену, а «Пусть полюбит» — вот что думал я. А там была ещё Света, невзрачная на фоне Лены, но такая чувствительная к этим самым мыслеформам. Кто же мог знать! Да, так всё и было.

Созданный мной импульс задел и её. Ведь я думал не столько про Лену, сколько про то, как доказать своё превосходство. Н-да, с этим я промахнулся. Мне ещё работать и работать над концентрацией. А дальше Лена бесилась, не могла понять что удерживает её возле меня — и так пока наши кратковременные отношения не достигли кульминации. После этого она разумно сочла программу выполненной и довольная умотала. Должно быть, будет теперь хвастаться перед подругами, что уже не девочка. И рассказывать, как это было романтично. И вообще это же опыт. Тот самый опыт, который все они так стремятся набрать до свадьбы — а то ведь как иначе выгодно выскочить замуж? Но осталась ещё Света. Света, которая, на свою беду, так чувствительна. И которую ненароком задел я. И вот она, сгорает от безответной любви ко мне. Сгорает так, что готова сжечь вокруг себя весь мир, вместе с лучшей подругой впридачу — и всё это только чтобы понравиться мне. Чтоб заслужить от меня хотя бы взгляд.

Если уж говорить честно, то это я во всём виноват. Так виноват, что если б меня судили за всё это, то я бы требовал себе смертной казни. Вот только теперь без меня этот узел не развязать. Лена ещё может оттаять и вернутся. И не раз — обычная реакция отдачи. Как маятник качается туда-сюда — вот так и она будет, долго ещё будет приходить и снова уходить, пока не успокоится. Я ей нужен, как небольшая опора в этом бреду. А для неё это всё точно бред, как из какого-то другого мира, куда её ненароком занесло. Зазеркалье, из которого ей нужно помочь выбраться. И ещё есть Света. За которую я теперь то же в ответе. Кстати, она ведь кажется ждёт меня на вершине холма? Да, сейчас я встану, повернусь и пойду к ней. Я ей всё объясню, она конечно же поймёт. И вместе мы все исправим. Обязательно исправим, да! И с этой мыслью я улыбнулся, встал и обернулся…

Заигрались

Это уже не было похоже на игру. Я лежал спиной на траве и тяжело дышал. Руки надежно удерживал за головой Сашка, один из моих приятелей. На каждой ноге сидели двое других, Миха и Женёк. Я почти не мог пошевелиться. Моя рубашка с коротким рукавом высоко задралась, обнажив гладкий загорелый животик, который поднимался и опускался от моего частого дыхания. Я уже предпринял несколько попыток высвободиться и встать, но все было тщетно, и я не мог перевести дух.

Все начиналось как дружеская борьба, трое на одного, в большом заброшенном саду деревенского дома. В конце концов я был побежден и прижат к земле. Теперь они не знали, что делать со мной, но прекращать игру им похоже не хотелось.
— Давайте посмотрим, что у него в трусах. — подзадорил других Санёк.
— Эй, парни, хорош! Я сдаюсь. Свалите с меня уже.

Один из них медленно провел ладонью по моей голой ноге по направлению к шортам, все выше, а потом по животу, слегка запустив руку под шорты. Три пары глаз, улыбаясь и с любопытством, внимательно смотрели на меня. Я почувствовал легкое головокружение и прилив напряжения в свой член.

Контролировать эрекцию я еще не умел. Отчасти, чтобы не быть скомпрометированным своей реакцией, я попробовал высвободиться из последних сил. Но они навалились на меня всем весом, удерживая руки, и обхватывая мои голые ноги ниже шортов. Я слышал наше тяжелое дыхание четырех ртов, и, как на зло, напряжение в моих трусах только усилилось. Я чувствовал, что ситуация балансирует на гране игры и чего-то еще.
— Эй, смотрите, да у него стоит! — закричал Женёк.
— Ты о чем это думаешь? — продолжил дразнить меня Мишка.
— Отвалите вы, ничего у меня не стоит. Вы чего там не видели? Тоже, что и у вас у меня там. Вы голубые что ли? Все, слезайте с меня, сказал!
— Не стоит, говоришь? — и он схватил меня прямо за член через шорты.

На долю секунды я потерял контроль, непроизвольно чуть прикрыл глаза и дернулся, слегка выгибаясь назад и втягивая животик. Между ним и моими шортами образовался большой зазор, куда не замедлила нырнуть сашкина рука. Он уже был у меня в трусах и мягко провел по стоящему колом члену. Меня забила мелкая дрожь, я здавленно застонал.
— Ну как? Приятно? — громко прошептал он. Они переглянулись и засмеялись.
— Чего вы тормозите? Раздеваем. Снимайте с него шорты. — подтолкнул их Сашка, продолжая удерживать мои руки.

Они ухватились с двух сторон за мои шорты вместе с трусами и стали нетерпеливо сдергивать их вниз. Я ерзал и прижимался задом к земле, но этим лишь немного замедлил процесс. Из трусов выскочил мой стоящий член, а попа почувствовала прохладную щекотку травы. Еще мгновение, и мои трусы и шорты остались лишь на щиколотке одной ноги. Они довольно хохотнули, а их взгляды блуждали по моему только начинающему покрываться редкими волосиками лобку, торчащему члену, голой мошонке и гладким загорелым ногам.
— Это уже не смешно! Отвалите, придурки. Посмотрели? Ну и чего дальше собираетесь делать? — попытался образумить их я, но от последнего сорвавшегося вопроса сам замер, мысленно прикусив язык.

Мое сердце колотилось. Я чувствовал себя абсолютно беззащитным. В мыслях смешались злость на них, стыд и страх, что это все может кто-то еще видеть. Сад этого заброшенного дома на краю холма с двух сторон выходил на овраги, на другом краю которых были видны многоэтажки нашего городка. Остальными сторонами эта территория прилегала к участкам других соседних деревенских домов. Я понятия не имел, живет ли в них кто-нибудь. Там вполне могли быть соседи, всего в каких-то двадцати метрах от нас. Я боялся слишком громко крикнуть, чтобы не привлечь ничье внимание. Иначе бы я сгорел от стыда.
— Нет, мы еще не все посмотрели — Санёк продолжал руководить их "игрой".
— Мы не видели тебя сзади. Пацаны, переворачиваем его.

Они, не ослабляя свою хватку ни на секунду, перекатили меня через бок. Покалывание и прохлада молодой травы обдали мой пылающий живот. Член больно уперся в землю, из-за чего мне пришлось выгнуть поясницу и приподнять попку, чуть согнув колени. Я понял, какой сейчас вид предстал перед моими мучителями, и мне самому стало не по себе.
— Ни фига себе! — воскликнул кто-то из них.
— Прямо телочка.

Я очень остро чувствовал каждое прикосновение. Осознание их внимания, неотрывно рассматривающего меня, ощущение свежего воздуха и отсутствия одежды своим голым телом, страх быть обнаруженными и неопределенность исхода обостряли мои чувства до предела.
— Шикарная попка — Миха провел одной рукой снизу вверх по ляжке и ягодице, меня била мелкая дрожь, и это было слышно в моем дыхании. Он помял всю задницу и несколько раз шлепнул по ней. От шлепков я дернулся и застонал.
— По-моему, ты хочешь большего, а? Смотрите, как зад выпятил. — глумился он.

В его голосе я начал слышать уже другие нотки. Они заводились с каждой минутой. А он тем временем провел пальцем сверху вниз по моей пояснице и по всей длине ложбинки между ягодицами.
— Да пошли вы! Совсем идиоты? Гомики хреновы! Я вас потом так уделаю — всем хватит.

Но ни мои угрозы, ни попытки представить все несерьезным и положить этому конец они как будто не слышали.
— Ща приколюсь — и я услышал звук расстегиваемой молнии и шорох спускаемых штанов.

Я еще не верил, что может случиться что-то серьезное, и успокаивал себя мыслью, что они постебутся надо мной и остановятся на каком-то пределе. Но когда я почувствовал, как Миха встает на колени между моих ног, и ощутил прикосновение его голого стоячего колом члена к своей попке, у меня закружилась голова, а по всему телу пробежали муражки. Впервые я захныкал и стал бормотать уже что-то умоляющее. Но они на это просто ничего не отвечали.

Конец его члена пристраивался прямо к моей дырочке, и я машинально сжал ягодицы. Он провел обеими руками по моим ляжкам, попе и пояснице, медленно сжал мои булочки и с силой широко раздвинул их. Мой натянутый анус предстал перед всеми. Я почувствовал, как его член ткнулся прямо туда, после чего Мишка отпустил ягодицы, взял меня за бедра и стал толкать его вглубь. При этом мой стоячий член больно упирался в траву, поэтому мне приходилось также ритмично поднимать зад навстречу его напору, что наверное смотрелось так, будто я поддаю ему, как последняя шалава и возбужденная сучка.

Это ритмичное давление прямо в попку было даже немного приятно. Она была приподнята, а плечи и грудь прижаты к земле. Боковым зрением я мог видеть только его двигающийся силуэт. Я представил, как это выглядит со стороны и нашел это весьма возбуждающим.

Я немного расслабился, но скоро ощутил, как тыкающий меня член своей головкой по-тихоньку раздвигает мое розовое колечко и углубляется в меня. До этого я успокаивал себя тем, что это просто идиотская игра, не по-настоящему, его член все таки снаружи, я не гомик. Тут он стал двигаться быстрее и мощнее. Я слышал все учащающееся дыхание и сам слегка постанывал. Стало слегка больно, его член вошел уже почти всех головкой, последовали мелкие конвульсии, еще несколько замедляющихся толчков, и он остановился, отпустив меня.

Было слышно как он тяжело дышал, откинувшись назад и постепенно восстанавливая дыхание. Он уже не удерживал меня. Только Женёк все еще прижимал одну мою ногу к земле, а Сашка — руки. Но даже если бы я попытался встать, то упал бы. Мои бедра дрожали. Другие двое, смотревшие на все это как загипнотизированные, стали приходить в себя.
— Офигеть! Ты же трахнул его!
— Ты его выебал, отымел. Ты что, и кайф поймал?! У тебя вон все лицо красное.
— Ну да, кайфанул.
— Ну и что? Как?
— Да офигенно. Просто телочка. Сами зацените.
— А ты как? — осведомились мои заботливые истязатели.
— Да ему нравится походу, уже и не сопротивляется особо, все нормально — ответил за меня Миха, я не мог ничего сказать.

У меня в голове стучали мысли. Меня выебал мой приятель, когда другие держали меня и вожделенно смотрели на это. Оттрахал в попку. Конечно не полностью, но он кончил в меня. Моя попка возбудила их всех и заставила парня кончить в нее. Я не желал признаться себе, но эти мысли меня дико возбуждали. И это пугало меня еще больше.
— Давай я подержу ему руки — так услужливо предложил меня Саньку первый мой испытатель.

Миха обошел меня и присел на колени прямо перед моим лицом, приняв сашкин пост. Я увидел, что он полностью без штанов, трусов и сандалий. Его поникший член свисал прямо напротив моего лица. Член, который только минуту назад жадно трахал мою попку и кончил в меня.

Я услышал звуки быстро снимаемой одежды. После увиденного Санёк был очень возбужден. Он нетерпеливо пристроился сзади, плотно прижавшись своими бедрами к моим ляжкам. Его стоячий член лег между моими булочками. Он быстро задрал рубашку с моей спины к самой голове, сжал моими ягодицами свой член и стал тереться об мою ложбинку, одновременно судорожно лапая мои ноги, зад и живот. Попытался дотянуться до груди, но она была прижата к земле, поэтому рывком приподняв меня за бедра, он по сути поставил меня раком на колени и локти. Помяв мою грудь и потеревшись еще немного, он направил свой член, точно в мой розовый анус, придерживая меня сбоку за бедро, и стал давить. По его судорожным действиям, я понял, что этот товарищ вообще не контролирует себя, и, по видимому, мою попку сейчас ждет настоящая ебля. Я не сопротивлялся. Член не входил внутрь, хотя я был расслаблен. Он с силой раздвинул мои ягодицы в стороны, растянув анус, и продолжал давить, а потом стал ритмично заталкивать свой горячий член мне в попку. С каждым толчком он углублялся немного внутрь. Он уже был глубже, чем первый мой ебарь на своем пике. Я чувствовал как член заполняет меня, как расширяется мое колечко. Последним ударом он загнал себя в меня по самые яйца. Сквозь стрельнувшую молнию боли, я чувствовал их своей мошонкой, чувствовал его лобок, прижатый к моей попке. Он потянул мои ягодицы в стороны и вжался в меня, что есть силы.
— Ах! — продолжительно выдохнул он.
— А! — беспомощно застонал я.
— Ни фига себе! — обалдели от увиденного остальные.

Чтобы приспособиться к резавшей сзади боли, я максимально широко подвинул колени и выгнулся, регулируя угол. Наверное я выглядел как изнемогающая от похоти и готовая к случке сучка. Да может быть я уже и хотел этого, быть конкретно выдранным. Мой очередной бастион пал. В меня уже кончали, а теперь я был насажен уже на следующий член полностью. Я чувствовал его пульс глубоко в себе. Меня мелко трясло. Перед глазами все туманилось и плыло, сами собой выступили слезы.

Он начал медленно выходить. Мой зад словно обожгло. Засаживать было и то, менее болезненно и неприятно. Пока он достал почти всю свою длину, кажется, прошла вечность этого жжения внутри.

И вот снова входит, чуть быстрее и свободней. Пронизанность, наполненность, я полностью в чужой власти. Опять жжение. Теперь все по новой, но быстрее, быстрее, еще быстрее. Периоды наполнения и освобождающего жжения стали такими короткими, что слились в сплошное ощущение какого-то ненаправленного потока и расширения сзади. Я чувствовал учащающиеся удары его стана об мою попку и содрогающиеся ляжки, крепкую хватку на своих бедрах, слышал его напряженное дыхание, свои жалкие стоны и звонкие шлепки голого тела.

Мишка отпустил мне руки, рванул мою рубашку вверх и снял через голову, чтобы не мешала ему видеть происходящее во всех деталях. Она упала мне на руки, перед лицом. Я был абсолютно голым и беззащитным перед ними, на четвереньках с поршнем, работающим в моей заднице, всего в нескольких метрах от чужих огородов и домов. А с другой стороны через тонкий слой листвы на весь этот разврат смотрели сотни окон многоэтажек с другого края оврага, не дальше километра от нас. Мне казалось, что из этого множества квартир наверняка, кто-то смотрит в нашу сторону с биноклем, и может видеть все, что здесь происходит. До этого времени я бы даже не подумал о том, что можно просто догола раздеться на улице где-нибудь в чистом поле или в густых зарослях леса. А тут такое!

Моя голова склонилась и я увидел себя снизу. Увидел, как между бедрами, на которых обильно блестела моя прозрачная смазка, ритмично работали сашкины ноги, своими движениями вколачивающие в меня его жадный похотливый хуй. Мой член уже повис и болтался туда сюда при каждом ударе, хотя возбуждение было за гранью, но совсем другое. Я хотел, чтобы меня ебали! Я нравился самому себе в этой роли насилуемой самки. Мне безумно нравилось, что я возбуждаю этих парней как сумасшедших. В этом была… даже какая-то гордость?! В голове промелькнула мысль, что уже нечего пытаться скрывать. Что всем им уже и так очевидно, что я сам тащусь от этого траха и хочу быть выебанным. Я внутренне расслабился, перестал противиться своему телу, оставил роль жертвы. Мое лицо постепенно стало выражать истому и желание вместо стыда и страдания, дыхание и стоны теперь не скрывали получаемого удовольствия, полуприкрытые глаза слегка закатились к небу, и я почувствовал как из приоткрытого рта стекает тонкая паутинка слюны, но не хотел и не мог это контролировать.

Что-то коснулось моей опущенной головы. Я приподнял голову и размытым взглядом увидел прямо перед своими глазами стоячий член, чуть не тыкающий мне в лицо при каждом ударе сзади. Это Мишка стоял перед моей головой на коленях и уже не держал мои руки, а только упирался спереди в плечи, хотя фиксировать меня для ебли уже не было необходимости. Я упирался локтями в землю и слегка подмахивал попкой навстречу атакующему сзади.

Никогда я не видел мужской член и яйца так близко, да еще стоячий. Такой же, как мой, но совсем другой. Форма, рисунок вен, пропорции головки, оттенок цвета. Я чувствовал его легкий специфический неизвестный запах. Этот ненасытный член, который первым посмел проникнуть в мою девственную попку и кончить в нее, теперь маячил прямо перед моим лицом. Жесткая долбежка сзади и свежая память о том первом хуе внутри меня соединились воедино в моих ощущениях. Какая теперь была разница, кто что подумает и как это называть? Меня уже выебли как последнюю шлюшку, это было не изменить. Чего уж тут? Не испытывая ни желания, ни сил соображать на эту тему больше, я немного привстал на руках, открыл чуть пошире рот, и с очередным толчком сзади был насажен на торчащий передо мной хуй. Мои губы сразу сомкнулись на нем, а язык плотно прижался к головке. В этот момент я испытал словно прыжок в пустоту, неизвестность. Новые ощущения затопили мое сознание. Это живое чувствующее чужое тело у меня во рту, новый невиданный вкус, его твердость и упругость, неровности и подрагивания, его жар. Раздался полувыдох-полустон удовольствия, член напрягся у меня во рту и подался глубже. Рука легла мне на затылок. Я видел перед собой его плоский живот и лаконичный пупок, дрожащие бедра, почти лысый лобок и основание члена, который заканчивался у меня глубоко во рту. Когда шок первых ощущений прошел, в голову хлынули мысли: "Что я делаю?! Я же сосу хуй у парня! У одного из своих приятелей, которого я хорошо знаю, а он знает меня! Я же теперь хуесос! Долбаная соска!". Мысли стучали в висках, а хуй начал ритмично, но медленно и неглубоко, скользить в моих губах. Я же вовсю гулял по нему языком, офигивая сам от себя и наблюдая обалдевшими, широко распахнутыми глазами за приближением и отдалением его лобка, за тем, как исчезает во мне и снова появляется его хуй. Мой язык изучал его независимо от меня, словно хотел узнать и познакомиться с этим неизвестным пришельцем. Он лизал и водил колечком по самому кончику с дырочкой, ложился всей своей длиной вдоль члена и проводил по кругу, ощупывал границу головки, терся об уздечку вперед-назад, плотно прижавшись к ней. Очень скоро я знал этот член во всех деталях и смог бы отличить его от многих других с закрытыми глазами, лишь взяв его в рот. Эта мысль возбудила меня, паника отступила, хуй постепенно задвигался быстрее и с большим размахом, и я просто начал вдохновенно отсасывать.

Теперь меня трахали два парня сразу. Их члены проникали в меня с двух сторон. Они оба разошлись не на шутку. Темп ебли спереди и сзади невольно синхронизировался. Меня то насаживали на всю глубину с обеих сторон, то освобождали. Иногда кто-то сбивался с ритма, и тогда ебали уже попеременно, то в попку, то в рот, будто я — двуручная пила. Я стал чувствовать себя пронзенным насквозь одним бесконечным членом, вдоль которого я двигался туда и обратно.
— О да, отличная соска. Выебу тебя в рот, сучка. Да, ты — годная минетчица. Давай, отсасывай мой хуй, ты, ебливая шлюшка. Хорошая хуесоска — приговаривал Миха все в этом роде, погружаясь в меня все сильнее. Его заводили эти разговоры, на меня они действовали не меньше.

Он загонял свой хуй уже довольно глубоко, иногда касаясь горла, поэтому я хотел чтобы он поскорее кончил и старался сделать ему максимально приятно. Я работал языком в этом повышенном темпе как сумасшедший, плотно прижимался влажными губами к скользящей между ними разгоряченной мужской плоти и ритмично втягивал ее в себя как будто пью вязкий коктейль через соломку, необычно толстую соломку. То и дело его яйца шлепали меня по нижней губе и подбородку. Меня до головокружения подзадоривала и возбуждала мысль, что меня ебут два сильных жеребца, и в хвост, и в гриву, как свою молоденькую кобылку. Я был текущей сучкой для этих похотливых кобелей и мог только отрывисто и с апетитом мычать между ними.

В этот момент мне было абсолютно наплевать, если нас кто-то увидит, да или просто хотя бы узнает об этом. Появись здесь вокруг нас все мои знакомые, стоящие плотным кольцом и смотрящие прямо на меня с осуждающим видом, хоть весь мой класс, вся школа с учителями, родители, соседские пацаны, и девченки, я бы и не думал прекратить это. Мне было по барабану, только бы ебаться, только не останавливаться. Я бы просил и умолял бы и дальше трахать меня, если бы только у меня был свободен рот. Предложил бы себя любому желающему, только бы продолжать эту приятную пытку, это сладкое истязание.

Пальцы Сашки, который нещадно ебал мой зад, сжали со всей силы мои ягодицы. Удары стали неистовее, а его громкое дыхание убыстрилось и иногда срывалось на хрипы. Я понял, что сейчас он будет спускать в меня. Это уже должен был быть не первый оргазм и не первого самца в мою ебливую попку. Миха вроде тоже был не так далек от того, чтобы накончать мне в ротик, и мне захотелось, чтобы они финишировали во мне вместе. Я переместил вес спереди на одну руку, второй рукой взял имеющий меня в рот член за основание, и стал надрачивать его в себе, одновременно стараясь сосать прочнее.

Он начал стонать в голос, и ухватив мою голову обеими руками просто трахал меня в рот, что есть дури. Если бы не моя надрачивающая ему рука, которая ограничивала глубину этого безумного минета, то моему горлу пришлось бы несладко.

Они кончили почти одновременно. Первым начал замедляться член в моей порядком уставшей и раздолбанной заднице. Последовало несколько напряженных стонов, почти всхлипов. Его пальцы постепенно ослабляли свою мертвую хватку на моих сжатых до боли булочках. Он сделал еще несколько медленных проникновений по инерции и, обессиленный, навалился своим телом на меня сзади, не выходя из меня. На своей спине я почувствовал его мокрые вспотевшие живот и грудь, пытающуюся совладать со сбившимся дыханием, которым он обжигал мне лопатки. Его пульс был мощным и быстрым, он ощущался кожей и бился глубоко внутри. Колечком ануса и там внутри я чувствовал ритмичные напряжения и расслабления. Он медленно соскользнул с меня назад и набок, вытаскивая орудие своего преступления. Мне казалось, что сзади у меня зияет огромное раздолбанное отверстие, а также, что я уже не помню, когда моя попка была свободной от старающихся забиться в нее хуев.

Мишка, трахающий меня в ротик, еще приблизился ко мне на коленях так, что мне уже не обязательно было опираться на руку. Я подался назад и присел, а освободившейся рукой обхватил его стан и сжал напряженные гладкие ягодицы. Он неистово долбил меня в рот своим хуем, руками стараясь насадить на него мою голову до основания.
— А! А! Да! Давай! Сука! Соси же! А! — напряженным голосом выдавливал он.
В ответ слышалось только мое умоляющее пощадить мычание и причмокивание.

Своей рукой на его напряженной попе я подобрался сзади к месту между его анусом и яйцами и стал массировать и надавливать там, одновременно дроча себе в рот и отсасывая. Во время своих мастурбаций дома, я открыл этот способ приблизить оргазм. Языком я ощутил мелкую дрожь напряжения в его члене и волны его расширения и сокращения. У меня перехватило дыхание от своего рода знаменательности момента. Парень вот-вот готовился спустить прямо мне в рот. Я довел парня своим минетом до оргазма и он кончает в меня. И вот еще волна, еще и еще. Я почувствовал жидкость на языке, продолжаю дрочить, сильнее сжимая спускающий хуй, надавливаю на промежность, скольжу губами, вылизываю головку. Он замедляется и отпускает меня, пытается перевести дыхание. Я в последний раз заголяю его головку, собираю соки и выпускаю член с громким чмоком. Понятия не имел, какая на вкус сперма, думал, что противная. Еще не знал, сколько у него ее будет, ожидал больше. Поэтому сначала хотел быстро глотать, чтобы не успеть почувствовать и не захлебнуться. Но ее оказалось всего несколько больших вязких капель, так что по ходу я решил не спешить и распробовать. Я погонял ее по всему языку и сглотнул. Она была совсем нейтральная на вкус, несколько мучного оттенка, а в горле немного першило. Это было еще одно новое ощущение за сегодняшний, и так богатый открытиями, день. Обслуженный по полной программе моим бесстыжим ротиком приятель повалился назад и смотрел в небо, глубоко дыша. Его только что настырный твердый таран уже повис и сильно сократился в размерах. Розовая головка и весь член блестели на пробивающемся сквозь листву деревьев солнечном свете, напоминая о моей работе.

Я лег на живот и расслабился. Приятно было наконец-то вытянуть уставшие ноги. Покрасневшие коленки щипало, бедра затопила усталость, внизу живота скопилось так и не освобожденное гигантское напряжение. К моей попке постепенно вернулась чувствительность. Я потрогал там рукой. Вопреки моим ощущениям, анус был сжат как обычно, только немного мокрым от пота, смазки и спермы, ну и конечно был изрядно натертым. Я приложил к нему прохладные пальцы и немного помассировал, чтобы успокоить его.

Прошло какое-то время. Отдышавшись, я перевернулся на спину и увидел Женька, который так и остался не при делах. Он сидел, чуть откинувшись назад, рядом с тем местом, где совсем недавно он должен был держать мою ногу, когда я еще ожесточенно вырывался и совсем еще не хотел стать их сучкой для ебли.
Его ширинка и рубашка были расстегнуты, а рука напряженно мяла промежность прямо через трусы.

Несмотря на одинаковый возраст, он был чуть крупнее всех нас, и еще несколько застенчивым или, может быть, не таким наглым. Сейчас он молча и неотрывно смотрел на меня так, что в его глазах я читал медленно угасающую надежду на получение своей порции траха. Общий накал ситуации немного прошел. Тем двоим кобелям уже было ни до чего. Меня никто больше не держал, не заставлял. Я знал, что попросту мог встать, одеться и молча уйти. И никто бы не посмел попытаться меня остановить. Нет, сам он не решится взять меня.

Я ощутил эту волну разочарования и рано закончившейся игры, в которую он так и не успел сыграть. Мне стало немного жаль его. Оглядев свое голенькое использованное тело с как будто по-девичьи стыдливо сомкнутыми ногами, я нашел себя очень сексуальным, по-женски сексуальным. Мне показалось, что я даже как-то стал думать и чувствовать с точки зрения телки. Я сделал глубокий вдох, а вместе с выдохом я уже принял осознанное решение отдаться ему, впервые абсолютно добровольно.

Я приподнялся, окинул его игривым взглядом и улыбнулся ему. До этого я сосредотачивался только на себе и своем теле, теперь мне вдруг стало интересно чужое. Тело парня!

Я разглядывал его гладкую загорелую грудь и плоский живот меджу распахнутыми полами рубашки, сильные длинные руки, угадывал линию бедер через брюки. Мне было любопытно какой у него член, как мы будем ебаться.

Его лицо заметно повеселело, но надо было его еще подтолкнуть. Я медленно потер своими сомкнутыми бедрами и коленями друг дружку, посмотрел на себя, а потом снова на него, приглашая к соитию.
— Ну давай же, иди сюда, ты же хочешь меня трахнуть, я знаю — приободрил я его.

Он не заставил себя долго упрашивать и через секунду уже сидел на коленях возле меня. Я не спеша провел ладонями по его твердой груди, животу, оттянул резинку трусов, увидел его довольно крупный раскрывающийся член. Нежно взял его в руку и начал медленно оттягивать и натягивать кожу туда-сюда. Он откинул голову назад и протяжно ахнул, сдерживая дрожащее дыхание. Я перестал подрачивать,
так как не хотел, чтобы все быстро закончилось.
— Давай снимем все это. Чтобы тебе было удобнее меня хорошенько выебать. — я кивнул на его штаны. Меня до чертиков заводило произносить эти блядские речи.

Он

кивать его короткими движениями, при этом продолжая заводить мои ноги все дальше и привставая. Моя поясница уже не касалась земли, я лежал только на лопатках с высоко поднятой задницей, а он возвышался надо сверху между моих ног. В этот раз усиливающееся давление как-то резко перешло в проникновение. Головка его члена словно впрыгнула в меня полностью. Внизу резанула боль, отдавшись эхом где-то в висках. Я непроизвольно вскрикнул.

Не знаю, принял ли он это за стон удовольствия, или испугался, что из-за боли от его большого члена я дам задний ход, а может просто перестал себя контролировать, но он сразу задвинул мне свой широкий и длинный хуй почти по самые яйца и принялся самозабвенно трахать. Боль прожгла все мое тело, на глазах выступили слезы.
— Нет! Подожди! Потише! Больно! Не так глубоко! Медленней! — хныкал и умолял я, извиваясь и чуть не плача. Он замедлился, уменьшил размах, и я смог перевести дух.
— Не надо так сильно сразу. Такой здоровый у тебя. Дай мне привыкнуть.

Все также с силой обхватывая мои щиколотки, он развел мне ноги широко в стороны своими длинными руками и начал двигаться очень медленно, но почти также глубоко. Стало свободнее, и боль понемногу отступила.

Он продолжал с нескрываемым удовольствием. Движения постепенно ускорялись, обжигая мне нутро. Вот он уже натягивал меня, закинув мои ноги себе на плечи и удерживая за бедра. Член заходил глубоко, я стал ощущать шлепки яиц по попке и плотные удары лобка. Боль и жжение снова слились в один поток постоянного проникновения.

До этого дня я вообще не предполагал, что в плотно закрытую дырочку ануса можно просовывать что-то больше мизинца. Мне не верилось, что во мне сейчас ходит такой поршень. Я спустил ноги вниз с его плеч, развел их пошире, уперся пятками в землю и приподнял попку, оставаясь только на лопатках. Руками я вцепился в свои развратные ягодицы, волнообразные движения которых меня особенно заводили. Просунув одну руку еще ниже, я нащупал свой растянутый анус и толстый длинный ствол, который действительно ритмично входил в меня и выходил почти на всю свою длину.

Я все больше возбуждался тем, что сам отдаюсь парню. Я стал гладить руками свое тело, водя ими по груди, шее, животику и внутренним сторонам бедер. Его пальцы сжались на моих булочках и принялись их жадно мять. Мое дыхание вновь стало выражать желание, удовольствие и нетерпение, но на этот раз я и не пытался это сдерживать. Теперь я ебался с парнем, потому что хотел этого, потому что мне нравилось.

Он свел свои колени вместе и опустил мою попку на них, а мои согнутые ноги прижал мне прямо к груди. Это было как будто я собирался прыгать бомбочкой в воду. В попке стало заметно теснее, но все же терпимо. Лапая натянутые ляжки и бедра, он продолжал долбить меня с той же скоростью.

Очевидно он хотел наверстать свое и натрахаться в волю, поэтому часто менял режимы, перекидывал мои ноги, то так, то эдак. Я подмахивал его движениям с нескрываемым возбуждением, представляя себя первоклассной и желанной шлюхой. Было по своему приятно, однако я не чувствовал, что могу достичь оргазма от такой ебли. Мой член был абсолютно расслаблен и болтался безучастно из стороны в сторону. В какой-то момент мой любовник положил свою ладонь на него и мошонку и стал тереть круговыми движениями. Неожиданно волна оргазма стала подкатывать с огромной быстротой, при этом мой член оставался мягким и его месили с яйцами как тесто. Я схватил ласкающую меня руку, потому что не хотел кончать прямо сейчас, не доведя дело до конца. Своим взглядом я дал ему это понять.

Задрав и разведя мои ноги, он склонился вперед и лег на меня. Наши тела соединились, я робко приобнял его спину и обвил сильный стан ногами, пятки легли на его ягодицы. Мне как-то не приходилось до этого применять такие нежности по отношению к парню. Его такое знакомое лицо было так близко, я смотрел в его затуманенные глаза, чувствовал жар его дыхания, в то время как он продолжал ебать меня. Наши стоны стали какими-то более личными и интимными. Его голова склонилась над моим плечом.
— Да! А! О да! Еби! Еби меня! — тихо шептал я ему прямо в ухо, касаясь губами. Его движения стали ускоряться. Наши тела начали скользить друг по другу и хлюпать от такого близкого контакта. Вся грудь и живот были мокрыми.

Думаю, что он был уже близок к завершению, но хотел успеть больше. Поэтому он замедлился, закинул мои руки себе на шею и, подхватив за спину и за попку, поднял меня.

Теперь он сидел на коленях и подбрасывал меня вверх своим тазом, помогая себе руками, сжимающими мои мягкие ягодицы. Я висел на нем, прижимаясь вплотную и обхватив руками и ногами его тело, и при каждом приземлении вниз насаживался на его горячий орган по самые яйца.

Мой висящий опущенный член, прижатый к мошонке, стал с силой елозить по его твердому влажному животу при каждом движении. Вновь начала подступать волна оргазма. Понимая, что больше не смогу это сдерживать, я принялся неистово вжиматься членом и яйцами в его тело и прыгать на его члене как заведенный. Я стонал уже громко и почти совсем по-женски, чуть не взвизгивая. Мысль о том, как это выглядит со стороны, не только не стесняла меня, но, напротив, подстегивала и будоражила. Накопленное напряжение мощной волной оргазма стало расширяться в медленном взрыве от моего промежья, соединилось с ощущением бьющейся плоти в моей попке, затопило все тело и ударило пульсом и мурашками в моем мозгу. Оргазм перекатывался по моему телу и заполнял голову. Мне казалось, что внизу из меня вытекают целые литры спермы. На какое-то время закрыв глаза, я перестал чувствовать свое тело, а ощутил себя пульсирующим пучком неопределенных размеров в пустоте. Это абсолютно отличалось от того, как я кончал дома, представляя в воображении секс со своими одноклассницами. По сравнение с испытываемым сейчас долгим и медленным пожаром, кончать после мастурбации было как чиркнуть спичкой, интенсивно, но быстро и мало. Когда я открыл глаза и чуть пришел в себя, затухающие конвульсии еще перекатывались во мне. Между нашими животами жидко и липко хлюпала сперма, мои крики затихли, и желание стремительно уходило. Но меня еще ебали, он был уже почти у финиша. Желая приблизить концовку, я сделал над собой усилие, обхватил его шею рукой, откинулся назад, просунул вторую руку сзади между своих бьющихся булочек и стал тереть и массировать низ его члена и яйца. Ногами я обвил его стан еще плотнее, скрестил их на его пояснице и пятками в такт подталкивал его в ягодицы еще глубже в свои недра.
— Да! Сука, да! На! — протяжно застонал он после замедляющихся, но самых мощных толчков.

Его щеки горели румянцем. Мы еще продолжали двигаться. Я извивался и елозил попкой по нему, в такт сжимая и расслабляя анус, чтобы выжать в себя всю честно заработанную сперму. Он перебирал одной рукой мои ягодицы, второй — гладил спереди. В этот момент я пожалел, что у меня нет хотя бы миниатюрных женских сисек… (!?)

Все закончилось. Я прижался к нему и обнял, мы тяжело дышали не в силах пошевелиться. Внутри меня изредка подрагивал, пульсировал и напрягался его кончивший член. После того, как дыхание немного восстановилось, я осторожно сполз вниз и откинулся спиной на траву. Член легко выскользнул из меня, и мой утомленный любовник повалился на бок.

Я приподнял голову и огляделся вокруг. Мой плоский загорелый животик весь был измазан смазкой и спермой, он красиво и завлекательно блестел в лучах солнца, поднимаясь и опускаясь от моего дыхания. Двое зрителей смотрели на меня с открытыми от удивления ртами, переминая свои стоячие алые члены.
— Да ты просто порно-звезда! — мишкин голос был реально обалдевшим от увиденного.
— Ага, ебется прям как телка-профи — подтвердил Санёк.
— Ты сам-то как?
— Как-как? Да он конкретно протащился, кончал как долбаная шлюшка! Так ведь?

Несмотря на то, что я готов был кричать пошлости о себе и умолять не останавливаться, когда меня драли, сейчас, к тому же после того как уже кончил, я снова стеснялся и не мог вслух признавать свою безграничную похоть.

Я ничего не ответил, только дотянулся до своей рубашки, повернулся на бок, накрылся и немного поджал ноги. На меня неожиданно навалилась невероятная усталость, мысли завязали в голове словно в вязком киселе, глаза налились тяжестью, и пару раз медленно моргнув, я провалился в сон.

Меня разбудило щекотное чувство в ноге, которая непроизволно дернулась. Не вставая и не шевелясь, я приоткрыл глаза. Только начинало вечереть. Видимо я проспал пару часов. Я лежал на боку и еще не до конца проснулся, но чувствовал прилив сил. Чья-то рука гладила мою ляжку, и другую, поднялась к булочкам сначала осторожно, потом начала их мять и гулять по ним. Я замер и прикрыл глаза, не подавая вида, что проснулся. Было очень приятно, и по моим ногам пробежали муражки. Вот бесстыжие пальцы скользнули к дырочке. Моя попка мгновенно налилась возбуждением, и было уже не до щекотки. Я сделал мысленное усилие, чтобы не дернуться и не сжать машинально ягодицы. Два пальца пробрались между ними, легли прямо на колечко моего ануса и круговыми движениями начали массировать его. Внутренняя дрожь пробежала по моим бедрам, низ живота и член стали наливаться тяжестью. Я сделал вид, что ворочаюсь во сне, а сам сонно простонав, выгнул поясницу, выпячивая назад попку. Дрочка моей дырки стала смелее и настойчивей. Я стал едва заметно двигать бедрами и подмахивать, как бы во сне.

Лежа на боку и не видя никого в поле зрения сквозь полуприкрытые веки, я не знал точно, кто из троицы забавляется с моей дырочкой. Это мог быть любой из них. Эта мысль меня интриговала и возбуждала. Я пытался угадать по ощущению прикосновений пальцев и характеру их движений, но не мог сказать наверняка. Скоро я понял, что он пристраивается ко мне сзади с недвусмысленным намерением слегка присунуть в попку спящему. Я был готов, внизу все словно налилось приятной тяжестью и набухло. Меня возбуждала мысль о том, смогу ли я определить непрошенного гостя по его члену, по стилю ебли. Да и в противном случае получалось еще интереснее — быть выебанным "во сне", точно не зная кем.

Неожиданно, когда чья-то головка уже коснулась моего колечка, меня как молния прострелила мысль, заставив внутри все ёкнуть, а анус немедленно сжаться: "А что если они все давно ушли, пока я спал, а сейчас сзади вообще непонятно кто раздрачивал меня и готовится трахнуть по полной программе?! Шел мимо, увидел спящую шлюшку и решил засадить". Эта мысль подбросила меня вверх, я резко развернулся и, к своему невероятному облегчению, увидел знакомые лица. Об остатках сна не было и речи. Прямо передо мной сидел Миха, тот самый, что опробовал меня первым, и которому я потом решился отсосать. Он был снизу голый, только в распахнутой рубашке, и смотрел ошарашенными глазами на мое внезапное пробуждение.
— А-а, я так и знал, что ты ни фига не спал, притворялся. Хотел тебя проверить — заулыбился он.

Женёк же во всю дрых чуть поодаль за его спиной, а Сашка лежал под ближайшим деревом и хрустел яблоком. Они были уже опять одеты.
— Ну конечно, проверить. Ты чего творишь?
— Да ладно тебе. А чего такого-то?
— Тебе чего, мало что ли было? Вроде все досталось.
— Ну я же вообще-то вначале это… так по полной и не получилось…
— И ты хотел меня сейчас во сне оприходовать по самые яйца и не разбудить?
— Да ладно, чего тебе жалко что-ли? — он виновато улыбнулся и пожал плечами.

Мой шок рассеивался, а вот тянущая приятная тяжесть в бедрах, члене и попке — нет. "Справедливо рассуждает. Его член еще не пробовал мой зад по полной" — подумалось мне, но говорить вслух, что я и сам хочу, не стал, а только кокетливо улыбнулся ему.
— Ах значит ты хочешь меня трахнуть, кобель ненасытный? — игриво накинулся я на него, толкнул в плечо и прижал спиной к земле.

Его такой знакомый член, каждый изгиб и неровность которого я изучил своим языком, полностью набух, стоял торчком и слегка подрагивал, словно в нетерпеливом предвкушении моей мягкой плоти. Едва касаясь, я провел по нему рукой, потом по мошонке, снова член, несколько раз медленно дрочнул его. Он закрыл глаза и откинул голову от удовольствия.

Я сел верхом поперек него, широко разведя ноги, и подвинулся так, что его член стоял сзади между моими булочками, и, отставив попку назад, принялся елозить своим анусом по поверхности его члена. Потом привстав, я прижал его член между его животом и своим промежьем и терся теперь так.

Помня о том, как он быстро кончил в первый раз, я не стал долго тянуть и направил ненасытный член себе прямо в розовую дырочку. Я делал им круговые движения и одновременно толкал попку назад, навстречу ему. Мое заднее отверстие было предварительно растянуто массажем после пробуждения, да и не слабой еблей до этого, и я думал, что сейчас он войдет как по маслу, однако, когда головка оказалась внутри, внутри стрельнула боль расширения, хоть и не такую сильно как сначала. После секундной паузы я продолжил погружение, и вот уже полностью сидел на его члене.

Я начал движение и на этот раз быстро привык к члену внутри. Теперь я ощущал полный контроль над происходящим и пробовал разные режимы, подбирая наиболее комфортный. Я менял глубину и размах, углы и темп, то как бы терся вперед-назад, то прыгал вверх-вниз. Иногда я чувствовал боль и тогда старался избегать такого положения. Но кажется, через какое-то время моя попка совсем адаптировалась и уже не чувствовала неудобств ни в одном уголке внутри. Тогда я сильно раздвинул руками ягодицы и постарался сесть на хуй так глубоко, как только возможно. Приятель застонал, еще напряг и приподнял свой таз. Не привставая, я стал крутить задом, описывая все большие окружности. Член внутри разрабатывал все мои внутренности, казалось, что он заполнил весь мой зад и живот. Все это время михины руки мяли мои бедра, гладили живот и грудь, он возбужденно громко дышал, временами издавая протяжный стон. Даже не знаю, что меня больше возбуждало, член ли, на который я легко насаживался как угодно, ощущение ли власти над ним и его хозяином, вид ли моих надувшихся в такой позе ритмично работающих бедер, или наше дыхание и стоны, а может пребывание голым (да еще ебущимся в попу) на свежем воздухе, или внимание зрителей этой порнушки.

Мне захотелось получить еще глубже, и я откинулся назад, выгнул грудь вперед колесом, уперся руками в его колени и стал трахаться вверх-вниз. Почувствовав по участившемуся дыханию, что мой партнер собирается кончать, мне пришлось поспешить, чтобы успеть попробовать еще одну вещь. Я остановился, чтобы отложить его оргазм и осторожно перевернулся на нем задом наперед, не слезая полностью с хуя. Я хотел, чтобы он видел, как его член долбит мою дырочку, когда будет спускать в меня. Кроме того, мне нравилось когда парни жадно мнут мою задницу, это очень заводило.
— О, какая сладенькая попка, — приговаривал он, сжимая мои отставленные назад ягодицы и вновь медленно набирая темп, — как же сладко ты ебешься в жопу, так же классно как отсасываешь.
— А правда, — оживился Женёк из ряда зрителей — ты же вон ему как четко отсосал, теперь в зад даешь — нечестно получается, мы тоже тебя в ротик хотим — и призывающе подтолкнул локтем Сашку, ища поддержки.
— Ну да. А чего, давай. Ломаться уж не будет, сам хочет, небось — поддержал тот и, резво вскочив, достал из штанов набухающий член.

Он по хозяйски подошел и без лишних разговоров засунул свой член мне глубоко в рот, держа меня за волосы на затылке. Я и не думал отнекиваться, однако от неожиданности опять закружилась голова. Новый член во рту, немного новый вкус. Он двигался во мне легкими толчками туда-сюда. Оправившись, я обхватил его попу руками и принялся с упоением сосать, стянул с него штаны и вцепился в его голые и гладкие, напряженно работающие ягодицы.
— Ух ты, как присосался, шлюшка. А ну ка погоди, — с этими словами он освободил мой рот, — Давай, скажи, что-то все отмалчиваешься.
— Что сказать? — прошептал я, прерываемый глубокими толчками сзади.
— Скажи, что ты хочешь.
— Дай мне пососать твой хуй. — промолвил я дрожащим голосом.
— Правда? Ты хочешь? Скажи громче!
— Да, давай же.
— Что тебе дать? — не унимался он.
— Трахни меня, выеби меня в рот, хочу отсасать твой член, хочу сосать, пока даю в зад, хочу быть вашей шлюшкой! Так достаточно? — внутри меня словно прорвало какую-то плотину. — Ебите же меня, я ваша блядь сегодня, я буду послушной девочкой. — я развратно улыбался.
— Отлично, сучка — и он снова задвинул свой хуй в меня чуть не до основания.

Я только этого и ждал и стал работать губами и языком с удвоенным усердием.
— Эй, я вообще-то первый намекнул — обиделся Женька — ну ка подвинься. Он быстро избавился от штанов и трусов, оставшись в одной расстегнутой рубашке, и встал сбоку от меня, выпячивая свой член по направлению к моему лицу.

Не прекращая делать минет, я взял рукой и стал надрачивать третий член. Меня ебали уже трое, это офигенно возбуждало, сердце колотилось. Я отдавался в попку одному парню, сосал другому и дрочил третьему. Как же было жаль, что у меня нет еще одного отверстия, как у девченок.

Я взял член, натягивающий меня в рот, за основание и стал дрочить его прямо в себе. И тут же быстро переметнулся на другой. Теперь я уже сосал другому. Его сдавленный стон был мне наградой. Я наслаждался своей властью над ними. Так я переключал свой отсос то на одного, то на другого, не забывая дрочить обоим. В воздухе разносились только хор дыханий, стоны, шлепки по моей заднице и мое сытое причмокивание.

Я так разошелся, что задрав очередной член вверх принялся лизать и сосать чьи-то яйца, которые были мне тут же удобно подставлены.

Скоро мои кобели разговорились не на шутку. До меня со всех сторон то и дело доносились их "подбадривания", которые, если признаться, добавляли мне жару.
— Давай, сучка, соси хорошенько.
— Отличная хуесоска.
— Ну ты и блядь.
— Лучшая шлюха.
— Девченка без комплексов.
— Отлично ебешься.
— Как же классно тебя трахать.
— Давалка, грязная шалава, получи еще.

И я получал. Снова и снова.

Не помню, кто накончал в меня первым, но довольно скоро свое получили все, …кроме меня. Мне так и не представилась возможность самому кончить в этот раз.

Член в попке уже остановился и успокоился, руками я додрачивал себе в рот два других хуя, ощущая их последние конвульсии, и вылизывал розовые головки. На моем языке была приличного размера вязкая лужица их спермы, которую я не спешил проглатывать, желая распробовать ее и причувствоваться. Мне абсолютно не было противно. Сперма, наоборот, производила впечатление чистой и нейтральной, а главное, она было желанной, честно заработанной моим ротиком, доказательством моей сексуальности и власти.

Переводя замедляющееся дыхание я сполз на траву, у меня немного кружилась голова, щеки болели, как от долгого приступа смеха, а ощущения в попе непрерывно напоминали мне о том, сколько ей пришлось сегодня узнать нового, и это приятно волновало меня.

Вся область спереди между ног у меня дрожала изнутри. Мне нужно было срочно кончить, но я хотел сделать это "по-женски", а не просто подрочить как обычно. Я окинул себя взглядом, и вид моего голого, беспомощно раскинувшегося тела при мысли о том, как его сейчас использовали и имели, обдал меня волной возбуждения. Я хотел бы ощутить сам то, что ощутили они. Хотел трахать себя во все дыры, лапать, и мять свое тело, преодолевая сопротивление. И я стал гладить себя, свои воображаемые сиськи, свой животик, шею и ляжки. Дыхание вновь становилось быстрым, сбивчивым и громким. Я свел вместе свои бедра, с силой зажал между ними опущенный вниз член и выгнулся, приподнимая зад над землей. Мой гладкий лобок в этот момент выглядел точь в точь как у девченки. Невероятная нега разлилась по моему телу и ударила в голову, из груди вырвался глубокий продолжительный стон. Я поспешил расслабиться, чтобы продлить это томительное удовольствие, и максимально раздвинул ноги, выпятив вперед воображаемую девичью пизду. Надвигающийся было оргазм потихоньку отступил, и я накрыл свой член и мошонку ладонью и стал осторожно натирать ей свою промежность. Рука работала вверх-вниз, влево и вправо, по кругу, сжимала и разжимала пальцы, все быстрее и быстрее. Я сменил руку, когда я почувствовал, что правая словно одеревенела от напряжения. Потом продолжил, положив одну руку поверх другой и помогая ей. Я быстро перекатился на живот, задрал попку вверх и начал одной рукой ласкать анус и вокруг него, гладить ягодицы, а другой продолжая мастурбировать. Оргазм постепенно приближался нарастающим цунами.
— Смотрите, как наша шлюшка мучается. Надо помочь. — услышал я.

В следующий момент чьи-то руки мяли мою попку, ляжки и бедра, сводя меня с ума. Я вновь переключил обе руки на промежье и нетерпеливо теребил его. Вот-вот я должен был кончить, но не мог перепрыгнуть этот барьер. Я уже так стонал, что чуть не повизгивал от нетерпения. И в эту секунду тот, кто ласкал меня сзади, не найдя ничего лучше, совершенно неожиданно засадил в меня палец и сразу же принялся долбить им. Словно электрический ток прострелил у меня в висках, и все поплыло перед глазами. А этот помощник уже добавил еще один палец и быстро развил скорость швейной машинки в моей попке. Мои руки тоже работали как заведенные, я слышал свое дыхание, стоны и чавкающие звуки из под моих пальцев. И наконец меня снова накрыло этим огромным, долгим, медленно перекатывающимся по всему телу "женским" оргазмом, как я для себя это называл. Казалось, что у меня между ног все стало жидким, будто я сто раз спустил и одновременно сто раз описался. Эти дрожь и напряжение выливались из меня, освобождая тело, и, проходя по нему, заставляли выгибаться и всхлипывать.

Вскоре мои блядские похотливые волны затихли, и ощущение падения в пустоту прекратилось. Попка вновь была свободной, и я в изнеможении растянулся на траве, тяжело дыша.

Солнце уже село, но вокруг еще было светло. Пора было двигать к дому. Я подумал, что за этот день я получил больше опыта, чем большинство наших ровесниц-девченок может быть получат только спустя годы.

Немного отдохнув, мы неторопливо собрали свои вещи и оделись. Настроение было у всех приподнятое, но такое насыщенное блядство выжало у нас все соки. Уставшие, но довольные, мы покинули этот заброшенный сад, приютивший нас, и по тропинке выдвинулись по направлению к дому через овраг. По дороге оживленно обсуждали случившееся и дурачились. Я изображал походку шлюшки, развратно виляя задницей, а они то и дело норовили шлепнуть меня по ней. Выбирали мне девчачье имя. Придумывали, чтобы делали, если бы нас кто увидел. Фантазировали, чего бы еще попробовать и как меня оттрахать. Ну и разумеется, что никому и ничего не говорить, не намекать, не палиться при других.

Этой ночью я почти не спал. В голове прокручивалось все произошедщее, бросая меня в жар. Перед глазами вставали картины разных других сцен, которые хотелось попробовать реализовать. Я кончил пять или шесть раз за эту ночь. В том числе, раза два — "по-женски", теребя и прижимая к себе лежачий вниз член с яйцами.
Еще я пару раз трахнул себя гладким закругленным фломастером, что конечно ни в какое сравнение не шло с толстым горячим мягким долбящим живым членом. Хорошо, что со мной в комнате больше никто не спал, но все равно, надо было вести себя очень тихо.

Я конечно беспокоился, что кто-то из парней завтра может все разболтать об этом, но ведь это и для них была не лучшая реклама, так что я быстро успокоился на этот счет. Заснул я только под утро, благо началось лето, и вставать можно было во сколько угодно. Впереди еще были долгие и жаркие, во всех смыслах, месяцы. Сколько всего может за них случиться? Не думаю, что осенью упомяну об этом в нашем традиционном сочинении про лето. Перед сном я улыбался, представляя лицо нашей училки, читающей это в моей тетради… )))