Воспоминание о блудном детстве
Когда мне было пять лет, я узнал, что если оттягивать на писюне шкурку, то обнажается головка. Видел, как это делает старший мальчик. Дрочить, обнажая и пряча головку, меня научил товарищ (старший меня на три года), когда я учился в третьем классе. Не знаю, благодарить его за эту «науку» или наоборот – проклинать. Мне было очень приятно, и я предавался этому рукоблудию ежедневно, когда делал уроки, читал книжку, уединялся в ванной, сидел в туалете или лежал в постели. Это быстро вошло в привычку.
Такой «развлекательной» дрочке я научил своего одноклассника. Мы часто дрочили вместе у него дома после школьных занятий, потому что его мама работала допоздна. Как-то он спросил, бывает ли у меня такое, что «передрачиваешь и чувствуешь что-то похожее на боль, щекотку и писяние вместе взятые, и тебя всего сводит судорога, такая приятная-приятная». Я ответил, что нет. А он сказал, что теперь дрочит только для того, чтоб довести себя до этого классного ощущения. Я стремился достичь того же, ежедневно целенаправленно подолгу дрочил, но у меня ничего не получалось. И вот однажды, спустя месяц или два во время очередной дрочки я ощутил нечто подобное. С тех пор и я стал дрочить исключительно ради этого ни с чем не сравнимого удовольствия. Ежедневно получал по десять-пятнадцать таких наслаждений кряду, не прекращая манипуляций.
Позже из популярной брошюрки «Здоровый брак и здоровая семья» я узнал, что это сладостное ощущение называется оргазмом. Спермы у меня тогда еще и в помине не было.
Интерес к сексу развился у меня настолько, что вскоре, играя наедине с двоюродной сестричкой, младшей меня на 3 года, я специально в одних трусах садился перед нею так, чтоб ей были видны мой писюн и яйца. Я видел, как она с интересом засматривается на мои причиндалы и испытывал от этого непонятное удовольствие. Я был стеснительным мальчиком, и она первая предложила открыто показывать друг другу письки, внимательно разглядывать их и трогать. Она очень удивилась, когда я показал ей, как обнажается головка, и поинтересовалась, не больно ли мне. Я сказал, что наоборот – приятно. Потом она каждый раз, когда мы оставались одни, просила: «Покажи письку так, чтоб оттуда другая вышла». Я охотно показывал и был рад, когда она захотела оттянуть кожицу сама. Взамен она мне разрешила потрогать ее писю. Я водил пальцем по лепесткам малых губок, а потом она взяла мой палец и приложила к клитору. Я с удовольствием гладил его, двигал на нем кожицу, такую нежную и подвижную, под которой прощупывался твердый бугорок, словно вишневая косточка. При этом она сладко зажмуривала глазки и шепотом просила: «Еще… еще… не так дави… легонько… чуть быстрее… как приятно! О-о-о… Все, все, теперь хватит». Она сказала, что ей стало «щекотно-щекотно, приятно, как никогда» и после этого уже не хочется так делать. А спустя несколько минут опять попросила все повторить. Я тогда очень возбудился: писюн торчал как сучок, а в головке сбоку ощущалась колющая боль. Невыносимо хотелось дрочить, но я по-прежнему стеснялся и не решился ни подрочить при ней, ни попросить об этом ее. Но зато после расставания я усиленно мастурбировал и кончил не меньше пятнадцати раз подряд.
С тех пор мы целенаправленно искали уединения и, когда нам удавалось остаться вдвоем, придумывали все новые удовольствия. Спустя несколько месяцев я попробовал лечь на сестричку и попытался вставить писю в писю. Она почему-то не хотела, чтобы я совал писюн в ее дырочку, а взяла его тремя пальчиками и уперла в клитор. Я тыкался в него, а она приговаривала: «Ну, еще… еще… давай… давай… так… так… давай! давай! давай-давай-дава-а-а-ай! Все, все! Уже-е-е»… А я не кончал. Но потом, когда оставался один, неистово дрочил и многократно испытывал очень сильный оргазм, только без спермы.
Так продолжалось довольно долго. Дрочить при ней я по-прежнему стеснялся. В те времена дрочка вообще считалась позором. Вся популярная литература о сексе уверяла, будто онанизм очень вреден, и им занимаются только неврастеники. Я был убежден, что я тоже неврастеник и после каждой дрочки глубоко переживал, искренне раскаивался в содеянном и давал себе слово «больше никогда в жизни этого не делать», которое регулярно нарушал. После такого зарока я, как правило, первые два-три дня держался, но потом о чем бы я ни думал, мои мысли непременно сводились к дрочке. Писюн тут же вскакивал, рука сама к нему тянулась и начинала его легонько мять, потом медленно двигать шкурку, постепенно распаляя во мне запретную страсть. Распалившись, я принимал всякий раз одно и то же решение: «Ну, сейчас один разочек додрочу до оргазма – и все, завяжу навсегда»! Я сбрасывал до колен штаны, откидывался на спинку стула и часто-часто двигал шкурку, открывая и закрывая твердую, разбухшую головку писюна. Через полминуты меня уже сотрясал мощный вожделенный оргазм. Но напряжение не спадало, и я, забыв все обещания, продолжал манипуляции, пока не наступал все новый и новый оргазм, потом еще, еще и так до десяти и более раз. Наконец, оргазмы становились все слабее и для их достижения нужно было все дольше и дольше дрочить. Писюн делался мягче, кожица на головке покрывалась сеточкой мелких морщинок, как шкурка на молоке, и я прекращал дрочку.
И снова раскаяние, угрызения совести, самообвинение, обостренное чувство собственной неполноценности, подавленность и вялость, а
В то самое лето мы с сестричкой, наконец, снова остались вдвоем, притом на целый выходной. Едва закрылась дверь за родителями, я предложил ей вспомнить наши давние игры. Она, видимо, только этого и ждала, потому что сразу же сдернула с себя трусики и уселась на диван рядом со мной. Я мигом сбросил тренировочные штаны вместе с трусами. Мой член с туго набухшей оголенной головкой торчал вертикально вверх, как кость. Увидев его, она непроизвольно вскрикнула: «Ой»!.. «Что такое?» — удивленно спросил я. «Большой… Раньше у тебя был… как мизинчик…». Она села напротив меня на стул, задрала платьице и откинулась, раздвинув ножки и обхватив пятками мои колени. Я ожидал увидеть между ними, как раньше, голенькую щелочку, розовенькую внутри, а узрел темно-розовый цветок, отороченный узким венчиком кудрявеньких волосиков пшеничного цвета. Я одурел от запаха ее писи и стал, как раньше, трогать ее клитор. Она взяла в руку мой член, подвигала шкурку, потом села рядом на диван, схватила яйца и, глубоко дыша, принялась гонять их в ручке. Я и не думал, что это может быть так приятно. Мое возбуждение достигло такой силы, что я, забыв о стеснительности, принялся энергично дрочить у нее на глазах, пока не брызнула сперма. Сестричка, удивленная таким неожиданным явлением, …отдернула руку и, глядя, как белая вязкая жидкость тяжело шлепается на лакированный паркет, вскрикнула: «Ой! А чего такими… слюнями?.. А чего такими слюнями? Ну ладно, хватит… Хватит уже»! Я не отвечал на ее вопрос, потому что вскрикивал от сладострастия в такт сотрясавшим меня толчкам, и продолжал дрочить, пока сперма не иссякла до последней капли. Такого сладкого оргазма и такой белой спермы у меня никогда не было ни до, ни после этого.
Я взял тряпку и вытер паркет. «А чего такими слюнями»? — не унималась сестричка. Я, как мог, разъяснил ей, что это сперма, которая исторгается из члена у мужчин во время оргазма, и что если она попадет в писю женщины, та забеременеет, потому что в ней множество сперматозиодов. Не знаю, поняла ли она тогда что-либо из моих объяснений, потому что тут же попросила: «Еще делай так». Я охотно сдрочил при ней снова и понял, что когда на тебя смотрит девочка, дрочить намного приятнее, чем водиночку.
Я попросил ее снять с себя все до последней шмотки, и она разделась догола. Ее щечки пылали, как с мороза, и это заводило меня дополнительно. Я мял ее маленькие, еще не сформировавшиеся сисечки, просил ложиться на диван, раздвигать ножки, любовался ее розовенеькой писечкой, гладил лепесточки маленьких губок и нежно дрочил клитор. Она лежала с закрытыми глазками, постанывая, и из нее обильно текла прозрачная жидкость. Она вытиралась принесенной мной салфеткой, которая вскоре стала совершенно мокрой – хоть выкручивай.
К вечеру мы успокоились, помылись и привели себя в порядок. Мы сели на диван, взяли по книжке и попытались читать в ожидании родителей. Через полчаса она отложила книгу, присела передо мной и спустила с меня штаны. Член тут же встал, как зенитка. «Делай так», — опять попросила она, копируя ручкой мои онанистические движения. И я сдрочил еще раз, исторгнув лишь небольшой плевок спермы.
После этого нам уже не доводилось оставаться наедине. Я продолжал регулярно дрочить и даже до сих пор иногда балуюсь дрочкой. Особый кайф я получаю, когда вспоминаю блудные дела с двоюродной сестричкой. Теперь, когда мы давно уже взрослые, имеем по двое детей, мы иногда в тайне ото всех вспоминаем грехи нашего детства, но никому, разумеется, о них не рассказываем. Она говорит, что до сих пор тоже иногда грешит мастурбацией, но таких сильных оргазмов после того не испытывала.
Часто бывает, что я, лежа на женщине, долго не могу кончить. Тогда я проигрываю в мыслях те самые эпизоды из моего детства и непременно разряжаюсь. Да, многие самоуверенные родители и не подозревают, чем занимаются их мальчики и девочки, оставаясь друг с другом наедине…
Jacques
19.03.2011
Донецк