(моей единственной и неповторимой девочке посвящается)
… Она сидит на кровати, поджав под себя обтянутые сетчатыми чулками колени. На ней белое платьице с кружевами, и рассыпанные по плечам пряди красно-рыжих волос кажутся на нем кровавыми потеками… Она — сама покорность, робость и непорочность (ну как же…) , словно девственница на брачном ложе — но в тяжелых черных наручниках, покоящихся на ее коленях, обреченная наслаждаться дарованными мною ласками и изнывать от нетерпения, когда я буду их садистски прекращать…
… Я любуюсь тобой, и ты поднимаешь свои стыдливо опущенные ресницы, пронзая меня хищно-вожделеющим взглядом, сканируя им снизу вверх и задерживаясь на моих камуфляжных штанах (моя любительница солдатского порно… не только ли за эту форму, и за мою принадлежность к доблестным рядам российской армии ты хочешь меня?) , и алчная улыбка змеится на твоих нежно-розовых губах. Я знаю, что тебе нужен даже не столько сам секс, сколько чтоб я трогал тебя, где захочу, делал и заставлял делать все, что пожелаю — без твоего на то разрешения, и глаза твои разгораются от осознания этого факта.
Я впиваюсь в ее губы длительным и захватывающим дыхание поцелуем, спускаюсь на хрупкие плечи и разрываю на них кружева платья, чтобы содрать его. Под покровом невинности скрывается блядство — жесткий корсет, стягивающий ее ребра и груди, черные подвязки на кружевном поясе резко перечеркивают белоснежные бедра. Поднимаю с пола плеть, и ее зеленые глаза расширяются от страха; она так боится боли, которую сама же причиняет, если дать ей в руки хлыст, что я, даже не будучи садистом как некоторые, не в силах отказать себе в удовольствии попугать ее. Я замахиваюсь, и она, опасливо отпрянув в сторону, сама подставляет свой нетронутый зад под удар, за которым тут же следует пронзительный вскрик. Бля, я ненавижу, когда они ТАК орут, и инстинктивно ударяю ее еще раз. Она скорбно опускает голову и напоминает мне дрожащим голосом, что я обещал ее не бить. Мне становится жаль ее, и жаль портить темными рубцами эту болезненно-бледную матовую кожу; я опускаюсь к ней на кровать и успокаивающе оглаживаю ее бедра с двумя светло-алыми полосами от плети поперек, опрокидываю навзничь и начинаю расшнуровывать корсет, его твердые пластины расходятся под моими пальцами, обнажая в просветах между переплетами шнуровки ее груди и теплое изогнутое тело; снимаю эти садо-мазо доспехи и с алчностью набрасываюсь на ее млечную плоть, покрывая неистовыми поцелуями, перемещаясь с ломких ключиц на наливающиеся кровью ареолы грудей, на живот, внизу которого пояс для чулок словно грань между терпимостью и непристойностью.
Она протягивает руки и поглаживает меня по голове, наручники со всего размаха заезжают мне по лбу. Я приподнимаюсь и пристегиваю их цепью к изголовью кровати; так надежнее, безопаснее и красивее…
Ты изгинаешься в моих руках, обхватывая меня ногами, крепко и волнующе прижимаясь ко мне всем, что скрыто и не скрыто черными узорами кружев, и мои распаляемые тобою первобытные желания воют в моих натянутых венах и пылающих чреслах…
И ты, зная это, начинаешь дышать еще более нервно, нечего больше тянуть, я в клочья раздираю твои ажурные стринги, и ты тут же сжимаешь колени. Вот так они все — сразу же стыдливо смыкают ноги, будто боятся демонов похоти, что вонзят свои клыки и когти в их нетронутые ложесна и впрыснут туда свой чувственный яд, заставляющий их после призывно раскидывать бедра (что, собссно, и происходит на самом деле) Я силой развожу их, усмешка проскальзывает по твоему лицу и в глазах, надменно полуприкрытых темными веками, и ты начинаешь лягаться ногами, но тут твой сетчатый чулочек цепляется за что-то на моем ремне, и ты замираешь — боишься порвать. Я беспрепятственно склоняюсь между твоих колен, целую резинки чулок, прикасаюсь губами к выхоленной коже нижней части живота, буквально чувствуя, как под моим дыханием в скрытых глубинах разгорается всеуничтожающее пламя, и все твои девичьи алые внутренности замирают и сладко ноют в предчувствии мужского вторжения, спускаюсь ниже и начинаю вылизывать твои нежные пропирсингованные изгибы… Твое прерывистое дыхание переходит в тяжелые стоны, ты всхлипываешь, стискивая меня коленями, изо всех сил прижимая меня к себе дрожащими ногами, и конвульсивно содрогаешься под моими мучительными ласками…

ивление упругой плоти, вторгаюсь в тебя; ты испускаешь протяжный стон и охватываешь мою поясницу дрожащими ногами; начинаю медленно двигаться, хотя так сложно сдерживаться, я жутко хочу отодрать ее в прямом смысле этого слова, чтобы она иступленно выла в моих объятьях, ведь она безумно возбуждает меня, моя связанная девочка, задыхающаяся от страсти и облизывающая губы в предвкушении небесного блаженства, вся в моей власти — и поэтому-то я и не тороплюсь.
— Быстрее… о Господи, быстрее! изнасилуй меня, mein Fuhrer, разорви! … — умоляюще произносит она, нежными усилиями сжимая меня изнутри.
"Фюрер" — это наивысшая лесть с ее стороны. Я постепенно ускоряю темп под ее страждущие стоны, склоняюсь над ней и беспорядочно впиваюсь в ее губы, плечи, вздымающуюся под моим тяжелым дыханием грудь… она рефлекторно извивается подо мной, содрогаясь от ритмичных толчков, дергает скованными руками пытаясь освободиться, но лишь обдирает запястья. Наконец она начинает так невообразимо сладко и по мазохистски жалобно всхлипывать, словно напоминая мне о своем подчинении и беззащитности, что я просто с ума схожу от этих стенаний, не в силах больше сдерживаться и изображать тут более-менее приемлимый секс. Грубо задираю твои ноги еще выше и яростно вонзаюсь в твои глубины до конца. Ты умирающе вскрикиваешь и страдальчески кривишь губы -видимо, бедра судорогой свело от таких безжалостных заламываний, но кто уж теперь станет останавливаеться из-за этого? продолжаю с силой всаживаться в твое истекающее нутро в непреодолимом стремлении проникнуть глубже, еще глубже, еще… отстраненно слыша лязг цепи и наручников, скрип кровати и наши лихорадочные дыхания, грохот сердец и крови, что в сумасшедшем круговороте вспенивает в наших венах перевозбуждение и страсть, приближая к экстазу… твои душераздирающие вопли, ты просто изнемогаешь от своей сатанинской похоти, подтягивая колени к моим напряженным предплечьям, сука во время течки…
— Сделай мне больно…
Не уменьшая темпа склоняюсь к тебе ниже, провожу языком по изогнутой шее, облизываю пересохшие искусанные губы и рукой вцепляюсь в твои кроваво-рыжие разметанные волосы, наматывая шелковистые пряди на кулак и оттягивая их пристально смотрю в твои распахнувшиеся …кошачьи глаза; в них — яростное упоение моей силой и кровоточащее вожделение. Через несколько мгновений она закатывает зрачки с болезненным стоном и, изогнувшись как змея, замирает подо мной в оргазмических судорогах, и я прекрасно ощущаю, как ее лоно спазматично зажимает мою налитую тяжелой кровью плоть в чувственный капкан… Я так хочу, чтобы она замирала под моими ударами, терзающими ее глубины, вновь и вновь, ликующе крича во власти моей силы, чтобы это никогда не прекращалось… но я сам сейчас кончу…
— Отцепи меня… пожалуйста… — просит умирающе. Я одним рывком размыкаю цепь, она со звоном падает за кровать, и ты обнимаешь мои сведенные в последних усилиях плечи онемевшими хрупкими руками в тяжелых черных оковах… холодя мокрую спину наручниками медленно проводишь вдоль моего позвоночника своими острыми бордовыми коготками, и когда они уже вонзаются в прогнувшуюся поясницу, я вспарываю твои изгибы в последнем сокрушительном вздроге и спускаю в агонии, выстреливая в твое нежное развратное нутро струями горячей спермы…