Сделка

Черт, как все-таки приятно убедиться, что мальчишка, сидящий напротив — стриженный под ежик, упакованный в джинсы и кожанку, глазастый, тонколицый, как принц, — что все-таки это не мальчик, а девочка. Мою радость поймет только такой же закоренелый бабник, как я.

Ее выдало и лицо, и глаза, и пластика тела. Черт, а она ведь красавица. Вот без дураков. Настоящий подарок природы и… и ума.

Называйте это как хотите, но то, что светится в глазах, в лице и во всем человеке, — то, что называют обаянием, харизмой, изюминкой и другими словами, то, без чего не бывает настоящей красоты, а бывает только смазливость, — я называю это, уж простите, умом, потому что именно так называется главное в человеке. Оно может проявляться в чем угодно, и вовсе не обязательно — в рассудке, к которому глупые привыкли сводить ум.

Девчонка была пронизывающе хороша. Такому личику, таким щекам, таким губкам-лепесткам позавидует любая модель. Черт, черт, ну почему она обстриглась? Почему этот нервный овал не обрамляют ореховые локоны, почему они не отсвечивают в карих глазищах, электрических и взбудораженных, как у кошки после охоты?

Она заметила, что я разглядываю ее, и не отвела глаз, как делают почти все, и не изобразила Роковую Женщину, как делают остальные, а упрямо глядела прямо в меня, выдерживая взгляд. «Сейчас первая заговорит», подумал я. «Она не из тех, кто признает барьеры… »
— Чего вы на меня смотрите? — спросила она.

Гулкий, взволнованный, совсем еще девчачий голос.
— Сказать честно?

Поднимает брови. («Вот такие раньше называли соболиными… «)
— Валяйте.
— По трем причинам. Точнее, одна причина, имеющая целых три аспекта.
— Вот нагрузили!… И что за аспекты?
— Аспект первый: я довольно долго пытался понять, девочка ты или мальчик. Аспект второй: ты красивая, а красивые люди на то и созданы, чтобы на них смотрели и радовались. Аспект третий: я смотрел и радовался, но не до конца. Радость омрачили твои волосы.

Она скорчила гримасу.
— А что в них не так? Не там концом растут? Перхоти много?
— Нет, все не то. Их просто нет, понимаешь? Зачем ты обстриглась?
— А что, не идет?
— Как тебе сказать…
— Говорите, как есть.
— Ладно. Но тут тоже будут аспекты. Готова? Аспект первый: таки да, не идет. Увы. Ты слишком красива для такого бобика. Аспект второй: именно этой нестыковкой ты привлекаешь к себе внимание. Твоей красоты жаль, как сломанной березы. Эта жалость будоражит в мужчине звериные инстинкты, а тебе придает прямо-таки болезненную сексуальность. Минус два в красоте — плюс десять в сексуальности. Впрочем, ты и сама все это знаешь.

Молчит. Розовая, как шиповник, хоть и владеет собой почти как взрослая.
— Это ваше любимое слово — «аспект»? Я теперь так и буду звать вас: дядюшка Аспект. Идет?
— Чтобы согласиться, я должен узнать, как зовут тебя.
— А вы ведь только что дали мне имя: Бобик. Очень приятно!
— Взаимно, — протягиваю руку, улыбаясь ее уму. Ох, и задаст же она перцу мужикам годика через три, а то и раньше…

Она картинно жмет мне руку холодными, как лягушка, пальцами:
— Вот и познакомились! А вы всегда вот так лезете напрямик, или только если в вас разбудить звериные инстинкты?
— И да и нет, — говорю. — Я уже давно не в том возрасте, когда хочется вилять. Слишком многое за спиной. Хочется быть собой. А с тобой — особенно.
— Почему?
— Да ты ведь сама понимаешь. Рядом с красотой всегда хочется быть чище и добрей.
— Ха… Не буду делать вид, что на меня не действует ваша лесть. Все равно не получится…
— Да-да, не надо.
— … Но. Но. «Маленький, и в то же время довольно-таки большой вопрос». Эти ваши звериные инстинкты часом не вздумают на меня напасть?
— Хо. Это совсем небольшой вопрос на самом деле. Не вздумают. А если и вздумают, то не раньше, чем через годик.
— С чего это такая фора?
— Тебе ведь сколько? Семнадцать?
— Эээ… Вот сказала бы, что девяносто два, так не скажу же. Договорились не вилять — значит, не вилять. А вам — лет… сорок? Тридцать восемь? Тридцать…
— Не льсти мне, — говорю я. — Не вилять — значит не вилять. Замнем для ясности.
— Стыдиться своего возраста стыдно. Мне вот восемнадцать, а чувствую себя на тридцать с гаком, причем уже давно, года два, а то и три… Слушайте, а почему я вам все это рассказываю? Я это не говорила еще никому, даже…
— Наверно, потому, — говорю, — что я заинтриговал тебя. Не вилять — это ведь не всякий умеет.
— Не всякий, — кивает она, — это уж точно… Не вилять, говорите? Ладно, будем не вилять.

Она набрала дыхания, будто решаясь на что-то, и октавой выше продолжила:
— Наверно, у вас дома лежит себе такая большая-пребольшая куча денег?
— А почему это, — спрашиваю, — тебя интересует куча, которая лежит у меня дома?
— Вот только не надо, — мотает она стриженой головой, — не надо. Не надо делать вид, что вы такой. Из этих.
— Из каких таких «этих»?
— Таких, которые, чуть что, начинают правами прикрываться и всех подряд на место ставить. Сами сказали — «не вилять».

Вот умная чертовка, думаю. Нет, с ней и вправду так не надо.
— Твоя взяла, — говорю. — Не то чтобы очень большая, но какая-никакая кучка имеется, это верно.
— Ну примерно какая? Скажем… тыщу баксов для вас проблемно потратить?

«Ого», думаю.
— Смотря на что. Если на что-то важное и ценное — нет, не проблемно.
— А две?
— Ну… Где тыща, там и две.
— А десять?
— Ставки растут, да? Ты же понимаешь, что с такими вопросами трудно удержаться и не поставить на место…
— Конечно. А вы понимаете, что меня даже с такими вопросами не хочется ставить на место…
— Ну ты и наглый, Бобик!
— Нет. Просто я не виляю. Так как? Десять тыщ баксов — проблемно?
— Ну, — сдаюсь, — вопрос, конечно, не ахти какой, но… если что-нить очень-очень важное… или очень-очень приятное — могу и потратить. Не слишком часто, конечно. Раз в несколько лет, не чаще.
— Ясно. А скажите-ка, дядюшка Аспект… Скажите мне… скажите такую вещь…

Ей трудно было это произнести, очень трудно, прямо уши дымились. Но я ждал, не подгоняя.
— А скажите… вы могли бы выложить эти деньги, скажем… скажем, если бы кто-то попросил бы их за свою девственность?
— Например, ты? — усмехнулся я.
— Ннннуууу… например, да.

Она быстро откинулась на спинку, вызывающе глядя на меня. Щеки ее были уже не розовыми, а малиновыми, как херсонские помидоры.

Я мог бы послать ее подальше. Я мог бы назвать ее меркантильной малолетней кретинкой и навсегда убраться из ее жизни… Но вилять не хотелось, поэтому я так и сказал ей:
— Я мог бы послать тебя подальше. Я мог бы назвать тебя меркантильной малолетней кретинкой и еще крепче. Мог бы навсегда убраться… но вместо того, чтобы все это сделать, я сижу и болтаю с тобой. А это уже плохо, потому что дает тебе лишнюю надежду, на которую у тебя нет никаких оснований. Почему?
— Что «почему»?
— Ты знаешь, не прикидывайся. Почему ты продаешь свою девственность?
— Вы знаете, не прикидывайтесь. Деньги нужны.
— Зачем?
— Нууууу…
— Никаких «ну»! Вилять вздумали, товарищ Бобик? Я тебе про кучу рассказал?
— Нууууу… Ладно. Только вы не поймете. Рассказывать?
— Нет, глупые вопросы задавать! Ну?
— Нууу… В общем, у меня есть парень. Инвалид. Ему нужны деньги на операцию. Сколько-то уже есть, не хватает десять тысяч. А теперь вы скажете «могла бы выдумать и что-нибудь поумнее». Потому я и не хотела говорить.
— Ну почему же, — возразил я, хоть секунду назад хотел сказать именно это. — Раз не смогла выдумать — значит, не смогла.
— Ха, — хмыкнула она. — То же самое, только с перчинкой, в вашем духе. Вы не виляйте, а скажите: да или нет?
— Слушай, но как же можно? Он ведь твой парень?
— Можно.

Я вдруг понял: пропал дядюшка Аспект. Поверил, а значит — пропал.
— … Можно. Я для него… ну, знаете, отношения ведь разные бывают. Он младше меня на год. И весь такой… в очках, тихий, умный. Настоящий. Я его очень люблю. И хочу, чтобы он был не только тихим и умным, понимаете? И мамы у него нет и не было. В общем, я для него такая — ну, как бы опытная, большая. Взрослая. Я и целоваться его научила. Он ведь закомплексованый страшно. На самом деле я ни хрена не опытная, конечно, кроме него у меня никого не было, и стесняюсь тоже, просто его очень люблю… В общем, скоро уже у нас должно быть… сами понимаете, что. И я не хочу, чтобы он знал, что я…
— Что ты девушка?
— Ага. Как хорошо с вами: все понимаете. Только не верите.
— Почему ты обстриглась?

Она не ожидала вопроса и замолкла.
— У тебя ведь недавно были длинные? Гордость, чудо природы и так далее?
— Да… Вы — человек-рентген, да? Потому что… ну да, это тоже из-за него. Не знаю, как вам объяснить.
— Не надо объяснять, я уже все понял. С волосами ты милая, хрупкая и тэ дэ, а с бобиком — сильная и стильная, и взрослая до охренения.
— Ну да, где-то так… эээ…
— Я согласен, — перебил я ее.
— Что? — она застыла.
— Ты слышала, не притворяйся, — говорю я. — Я согласен.
— С чем?
— Согласен на твое предложение. На твою сделку. Ты продаешь мне свою девственность, я покупаю ее за десять тысяч долларов. Что, — выждал я паузу, — надеялась, что откажусь?
— ЭЭЭЭЭ… да, — честно призналась она.
— С чего это? Я не классная дама, а ты не маленькая деточка. Я сразу сказал, что ты мне понравилась. Только у меня один вопрос и одно условие.
— Ого. Ну давайте.
— Даю. Вопрос: ты понимаешь, что добровольно делаешься шлюхой?

Я подчеркнуто жестко произнес это. Она дернулась.
— Шлюхой? Почему?
— Почему — не знаю, тебе виднее. Но это так называется. В русском языке. Так называется женщина, которая трахается за деньги. Шлюха, блядь или проститутка. Вне зависимости от «почему». Осознала?

Она помолчала, потом кивнула.
— Осознала.
— И?

Она снова кивнула.
— Все в силе.
— Ну хорошо. — Я подсел ближе к ней. — Теперь условие. Я занимаюсь с тобой сексом не один раз, а как минимум четыре. Гонорар после четвертого раза.
— Четы-ы-ы-ыре?! Почему это?
— Из альтруистических соображений. После первого раза ты сможешь только морщиться от боли, но никак не строить из себя опытную гейшу. Твою пизду — ты не сердишься, что я называю вещи своими именами? — твою пизду нужно как следует разъебать, чтобы ты могла хотя бы не испытывать боли, не говоря о том, чтобы ловить кайф от секса. От обычного секса, я имею в виду. Без ухищрений. Согласна?

Она сидела, глядя прямо перед собой. Потом кивнула.
— Опытная гейша — это очень круто. Владик офигеет, — сказала она. Голос ее дрожал.
— Я не сомневаюсь, — ответствовал я. — Ну, Бобик, добро пожаловать на путь порока.
— А вам не совестно делать меня шл… проституткой? — вдруг спросила она.

«Ага, все еще надеется, что я откажусь… »
— Нет, не совестно, Бобик. Ты красивая и сексуальная, и я тебе не воспитатель в детском саду. А ты — взрослый человек, делающий свой выбор. Конечно, я не навязываю его тебе. Откажешься — найму другую шлюху и кончу в нее, воображая, что это ты. Не вилять — так не вилять. Ну что?

Она кивнула, и я продолжил: — Завтра в 20. 00 ты придешь вот сюда — я показал ей адрес, — и там я сделаю тебя женщиной. Или, проще говоря, выебу тебя нахуй. Впервые в твоей совершеннолетней жизни. Все правильно?

Она снова кивнула, красная до корней волос.
— Заметано. Жду, Бобик. Очень жду. И надень, пожалуйста, что-нибудь женственное. Можно даже чересчур.

Я встал и пошел прочь, не глядя на нее.

Сердце стучало, как психованное, в ушах звенел хор бешеных кузнечиков…

***

Первый раз

Когда я открыл дверь, она стояла, набычив голову, как карапуз, и явно думала, что бежать уже поздно.
— Здрасьте, дядюшка Аспект! — выпалила она. — Может, вы уже скажете ваше настоя…
— Привет, Бобик! Выглядишь супер, — сказал я, притянул ее к себе и чмокнул в губы. Легонько, без язычка. Она так перепугалась, что пыталась вырываться. — Не бойся. Моя слюна ядовита только по пятницам, а сегодня суббота.
— Вот чего вы не целовали меня вчера…
— Вчера было вчера.

Я помог ей раздеться. На ней было синее пальто, небесно-голубой платок на шее, в ушах — огромные кольца, на ногах — кружевные чулки и туфли на огромных шпильках. Морда была намазюкана синим, как у оперной примадонны. Под пальто оказалась черная кожаная туника а ля «подружка металлиста».

Да-а, постаралась девочка.
— Обалденный прикид. Даже чересчур. Как и договаривались, — сказал я, потянув тунику.
— Ээээ! — дернулась она.
— Что «эээ»? Ты, кажется, забыла, что я тебя на сегодня купил, и ты — моя собственность? А? — чеканил я, стащив с нее чулки с трусами. Сплошные кружева, блин. — Ты считаешь, что сегодня у тебя есть право быть одетой? Подними… Теперь другую… — я освободил ее ножки от мотка кружев.

Ножки были бархатными и холодными, как ледышки, и жестоко, изматывающе красивыми, почти до слез.

Я подержал в руке маленькую ступню. Потом провел пальцами к бедру и бутончику, скрытому под краем туники, зацепил его и выбрался на живот под черной лайкой…

На пальцах остался липкий след. Ага!..

Бобик дрожала.
— Ты бархатная и зверски приятная на ощупь, — сказал я, запустив под тунику другую руку. — Приятней любого котенка. Любого махера или шелка, — говорил я, щупая ей бедра и ягодицы.

Я общупал их спереди и сзади, подминая пальцами нежную плоть, потом бесцеремонно залез в задницу, натянул половинки в разные стороны и сжал их, как тугие плодики.

Она громко пыхтела, вытаращив перемазанные синькой глаза. Два огромных янтаря в синей оправе…
— А теперь, — сказал я, убрав с нее руки, — а теперь ты снимешь все, что на тебе осталось, а я полюбуюсь, как ты это делаешь.

Я отошел. Она застыла, затем нервно улыбнулась, зажмурилась и потянула с себя тунику. Черный край медленно пополз кверху.

Это было, как в боевиках, когда на бомбе идет обратный отсчет — четыре, три, два, один… Выглянул мысок, показались лиловые лепестки и вся пизда, волосатая, почти совсем взрослая, и над ней — плантация черных зарослей до пупка.

Я представил, что чувствует она, и облился внутри сладким холодом, глядя, как оголяются ее бедра, плавные, почти без углов, чуть узковатые — но она ведь еще девочка…

Под туникой была черная кружевная маечка и такой же лифчик.
— У тебя очень красивое белье. Я оценил, — сказал я. — А теперь — давай его с глаз долой. Не думай, что и как, просто снимай и все.

С майкой и лифчиком она возилась, наверно, минут пять, и я чуть не лопнул от мурашек, бегающих по мне, как по африканским джунглям, пока она не справилась с бретельками и не осталась совсем голой.
— Ну, вот мы и приняли приличный вид, — сказал я, подходя к ней.
— И… и как вам?… — хрипло спросила она.
— Ну ты и наглый, Бобик! Тебе мало вчерашних комплиментов? — говорил я, кладя руки ей на бедра. — Тебе, значит, надо рассказать про твои божественные ягодицы… про осиную талию, наливные девичьи груди, белые и невинные… про покатые плечики, бархатную спинку…

Я говорил — и щупал ей все это, гладил, подминал пальцами… Она была неописуема. Если природа дарит — то дарит щедро, комплектом, сверху донизу. Черт, как же ей не хватает волос, длинных, сверкающих волос до попы, в которых она куталась бы, как русалка, — и как больно бьет эта ее мальчишеская обстриженность прямо по яйцам!… При мысли о том, что сегодня я осеменю это голое чудо, у меня потемнело в голове. Спокойно, спокойно… Так нельзя.
— Твой Владик уже видел все это?
— Нннет… да. По интернету. По пояс только… А можно в душ?
— Валяй. Все полотенца чистые. Только не вздумай там кончить без меня. Поняла или нет?

Она пулей влетела в ванную, а я облокотился о стенку, с шумом выпустив воздух.

Ффффух… Выкинуть, вытолкнуть нахуй покаянные мысли о самце, растлевающем невинное дитя. ЧЕЛОВЕК В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ — ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. Тем более — с ее умом, которого нет и никогда не будет у большинства ее старших соседей по планете…

Мы равноправны. Она свободна в своем выборе. Я спокоен.

Сейчас я приду в себя и сделаю все, как надо — по плану, по стратегии… Выпью с ней, голой и малиновой от стыда, доведу ее до кондиции… буду медленно, постепенно дразнить ее, пока она не выбесится, как мартовская кошка, и не восхочет секса пуще жизни, — и тогда… Черт. Я — опытный мужчина, знающий, когда и на какие клавиши нажать, чтобы невинное дитя познало все, что ему полагается познать… Черт. Я абсолютно спокоен…

Шум воды умолк. Высунулась стриженая голова, красная, с потекшей синькой (я не мог не улыбнуться), и за ней — тело хозяйки, разгоряченное, в капельках. Они блестели на плечах, на ключицах, на взрослых, набухших ее грудях с темными сосками (они, если загорят, наверняка чернеют у нее, как у мулатки)… Видно, от волнения забыла вытереться, или вытерлась тяп-ляп, не попадая на себя… Черт.

Ее глаза, огромные и психованные, кололи меня янтарными разрядами. В самые печенки. Черт…

Не успел я снова чертыхнуться, как мои руки уже мяли ее, мокрую, пупырчатую от гусиной кожи, и губы кусали ее губы, отвердевшие с перепугу, и весь я вдруг увяз в ней, как муха в меду, и не мог уже без нее ни двигаться, ни дышать…

Я плохо помню все, что тогда было. Каким-то образом она оказалась на кровати, и я колотился в ней, вдвинувшись по самые яйца, а она орала — то ли от боли, то ли от испуга, — и я орал вместе с ней, выпуская из себя разряд, который вибрировал между нами, давил и рвал мне нутро, царапал его цветными молниями — и все никак не выходил, и никак, никак не выходил, и когда наконец вышел — я провалился в крик без верха и низа, и там был только ритм, блаженная боль и круглые психованные глаза, сверлящие меня сквозь туман…

***

Второй раз

Она стояла в дверях, глядя на меня с неописуемой улыбкой — вызывающей, стеснительной, дразнящей, виноватой и хрен знает какой еще.
— Вы сегодня будете такой же дикий, как вчера, да? Звериные инстинкты и все такое?

Впервые в жизни я не нашелся, что ответить.
— А я теперь сексуальный инвалид… С вашей подачи… Вы меня пустите или как?

Опомнившись, я удержал ее за плечо:
— Эээ! Одетым вход воспрещен. Забыла?
— Хоть дверь прикройте…
— Обойдешься.

Я снял с нее пальто, потом присел на корточки и залез под тунику, потянув вниз чулки с трусами.

На сей раз Бобик была в попсовых синих сапогах до колен.
— С легким паром! — сказал я, взяв ее ногу и прижавшись щекой к сапогу.
— О! Вы настоящий постмодернист. Аллюзии и все такое, — сказала Бобик. Голос ее дрожал.
— Не матерись в культурном доме… Как поживает наша пострадавшая?
— Аааа… О Боже. Совсем недавно еще я подумать не моглаааа… — подвывала Бобик охрипшим баском, как цыганка.

Я тискал ей ножки, холодные с улицы, потом сунул руку в голую промежность и стал месить сразу все, что там было, от ануса до клитора.
— Тебе штраф, — шептал я, массируя липкий бутон. — Пойдешь со мной гулять. Прямо вот так.
— Как — «вот так»?!
— Вот так. Сапоги наденешь — и вперед.
— Но… тут же почти все видно!..
— И хорошо, что видно.
— Холодно… Я простужу себе нафиг все…
— Ну, за это не волнуйся. Уж что-что, а холодно тебе точно не будет.

Кошачьи глаза умоляюще смотрели на меня…

Куда только девалась ее выдержка! Она шла мелкими шажками, вцепившись мне в локоть, и от ее бедер шла такая волна гормонов, что я чувствовал ее сквозь брюки.
— Что вы наделали, — бормотала она цыганским баском. — Меня теперь запомнят тут, как шлюху какую-нибудь…

«Ты и есть шлюха» — хотел сказать я, но промолчал.

Она выглядела неописуемо. Край туники спускался всего на три-четыре сантиметра ниже пизды; любое неосторожное движение — и всем будет все видно. В синих сапогах, в черной лайковой тунике, с неприлично голыми ногами, с небесно-голубым платком на шее, стриженая, похожая на длинноногую синицу… «Шевелюра сделала бы ее — вот такую — блядью», думал я, «а так — терпкий, бархатный, недоспелый еще плодик. Кричащая сила молодости… »

Мы шли по улице. Когда навстречу шли прохожие, она сжимала мой локоть и висла на нем, как маленькая.

Выждав лакуну в людском потоке, я высвободился и обнял ее за талию, затем спустил руку ниже, на голую, покрытую гусиной кожей попу…
— Что вы делаете? — жалобно басила Бобик.
— Задираю тебе край туники, — отвечал я. — Ты такая бархатная там, упругая, как абрикоска… Такая, знаешь, тверденькая, зеленая еще…
— Позеленеешь тут с вами…

Я гладил ей голую попу и бедро, а Бобик пыхтела, отчаянно натягивая тунику вниз. — Холодно!
— Разве? А ты там такая горячая… Ну ладно, давай погреемся. В общественном транспорте.

Я поднял руку, тормозя маршрутку.
— Ээээй! Вы что!… Вы…
— Сама говоришь — «холодно». А ну-ка… — дверь раскрылась, и я занес ногу на ступеньку.
— Неееее! Я не пойдууу!
— «Не» так «не». Иди домой.
— Как я пойду?!..
— Так и иди.
— ААААА… — Маршрутка тронулась, и Бобик прыгнула ко мне.

Туника сбилась вверх, приоткрыв край пизды. Маршрутка дергала, Бобик вцепилась в меня и пыталась одной рукой натянуть тунику обратно, но у нее не получалось. Вокруг было полно народу…
— Никогда еще не видел такого бешеного взгляда. На два, пожалуйста… — говорил я. Бобик молчала, чтобы не привлекать внимания, и свер

212; от пизды до щикотолок. Я такого еще не видел.
— Да ты настоящий живой родник… Представляю, что творится на сиденье, где ты посидела, — говорю ей. — Раздвинь-ка… Вот так…

Слизываю липкий поток с внутренней стороны ее бедра — от коленки и выше. Кожа ее будто вымазана соленым медом…

Не сопротивляется. Еще бы… Стараюсь лизать не плотно, вскользь, чтобы утопить в мурашках… Выше, выше, ближе к пизде, темнеющей в вечернем полумраке…

Мои руки мнут попу, щекочут ее внутри, вокруг ануса, в самом чувствительном месте. Девочка шатается, стонет, попа крутит восьмерки… А вот и пизда. Вот бутончик, просоленный насквозь горячим соусом, вот его сердцевинка… Юлит бедрами — то ли отводит от меня заветное, то ли, наоборот, подставляется… Сильным, жестоким лизком влизываюсь в ложбинку между лепестками, кончиком языка пробую край дырочки, чуть захожу внутрь…
— Иииыыыэээ!… — чуть не плачет она. — Иииэээ! Оооо!… Ооо… — коленки ее подгибаются настолько, что мне приходится держать ее за бедра. Практически на весу. Это нелегко, и долго я так не выдержу. Впрочем, и она тоже.
— АААААооо!… — быстро-быстро трахаю ее языком, исторгая из дырочки новые и новые потоки соли. Она уже почти, почти готова…
— А теперь — на четвереньки! Быстро!

Не говорю «раком»: рано еще с ней так. Отпускаю ее, и она с криком падает в листья, пыльные осенние листья, устлавшие густым ковром землю. Она оглушена, ничего не слышит и не понимает, кроме того, что ей до истерики, до корчей хочется ебаться. Я помогаю ей: ставлю на коленки, раздвигаю бедра, задираю тунику до середины спины…

Я волновался, как не волновался уже лет десять. Сдернул брюки до колен, упал к ней… Хуй нырнул в липкое веретено, как по маслу. ААААА…

Стараюсь медленно, деликатно, не так, как вчера. Виляет попкой, наподдает, насаживается, дергается, будто ее бьют током…
— Глубже!
— Что?
— Глубже… сильней… аааа…
— Ты же сексуальный инвалид. С тобой надо деликатно…
— Аааа! Сильней, пожалуйста! Пожааалуйста!!! — она почти орет, забыв, что она на улице, и нас могут попалить. — ЫЫЫЫЫ! Ыых! Ыых!
— А как же бедная поруганная девственность?
— Ыыыыхххрр!..

Плюнув на все, я всаживаюсь в нее до упора и ебу так, как хочется ей и мне — бешено, грубо, шлепая яйцами по бутону. — Ыыыых! — кричит она, каркая, как ворона. Ее задранная попа, белеющая в полумаке, сводит меня с ума. Подлезаю рукой снизу, нахожу клитор…
— Мнээээааааыы! — воет Бобик, размазываясь по мне всей своей текущей, хлюпающей, скользящей мякотью…

***

Третий раз
— … Здрасьте!
— Привет!
— Девиц по вызову приглашали?

Сияет, как начищенный пятак.
— Похоже, тебя совсем не смущает такая роль.
— Мне смущаться не положено. Сама ведь продала себя…

Входит. Уверенно, почти вызывающе. — Ну? В этом доме раздеваются снизу. Я уже запомнила.

Приподнимает тунику и стаскивает с себя чулки с трусами, глядя мне в глаза.

Смотрю на нее. Потом притягиваю к себе, голопопую, стреноженную, и впиваюсь в губы.
— Аааооуу…

Ее сладкий, психованный, неумелый лизучий ротик пытался выкусить, вылизать и высосать из меня все сразу, но я навязал ритм — и очень быстро она распробовала, как люди общаются ртами, влипают друг в друга, как мухи в мед, смакуют соленую сладость языков и не могут разлепиться…

Одной рукой я держал ее за попу, другой проник в бутончик. Девочка начала хрипеть, а я трахал ее сразу с двух сторон: языком в рот и пальчиком в пизду, крепко массируя клитор…
— … Ааааооох! — она отвалилась от меня и сползла по стене на пол. Туника задралась, ноги раздвинулись, и масляная, наласканная пизда распахнулась, как моллюск.
— Рано отдыхать. Вставай! Вставай, лентяйка! — я поднял ее. Она покорно встала и пошла за мной в комнату.
— А что сейчас будет?
— То самое. Ложись!

Я стащил с нее остаток одежды, разделся сам — и, не мешкая, завалил ее на спину.
— Смотри!
— Куда?
— Сюда! На пизду свою смотри!
— Почему вы все время матюкаетесь?
— Чтобы ты все прочувствовала как следует. Смотри! Видишь?
— Что?

Она выгнулась и смотрела, как я растягиваю ей лепестки и сую свою колбасу в розовый желобок, и потом вытягиваю обратно — и снова сую, и снова, и снова… Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

Как я и думал, это зрелище впечатлило ее до красноты. Приоткрыв ротик, она следила, как ее ебут в ее собственную пизду — не на экране, а наяву, взаправду, вот здесь и сейчас…
— Ну что, не верится?
— Что?
— Смотри, что я с тобой делаю! Видишь? Я ебу тебя в пизду, в твою бесстыжую мокрую пизду, потому что ты продалась мне за деньги. Я ебу тебя, потому что ты шлюха. Понимаешь? Смотри, смотри, как это бывает! Смотри!!!

Я ебал ее и шлепал, как шалаву, и тискал за бедра и за сиськи, а она смотрела на меня исподлобья, сверкая щеками-помидорами.

Она ненавидела меня в ту минуту, но не могла сбежать или даже отползти, и не потому, что я ее купил, а потому, что ей было хорошо. Она дурела от похоти и от того, что ее грубо, животно ебут, шлепают ее, как блядь, тискают и говорят ей страшные вещи, и она видит мой хуй в своей пизде, видит и чует его своими мокрыми, молодыми потрохами…

Мне было до смерти обидно за нее.
— Нннахуй! Нннахуй! — хрипел я с каждым толчком. — Нннахуй, сссука блядь! Смотри! Смотри!!!

Мне зверски хотелось вывалять ее в собственной ее грязи — так, чтобы она пропиталась ею до печенок, захлебнулась и кончила. И она кончила — против воли, против ума, который ненавидел меня, против слез, текущих по малиновым щекам — крепко и жестоко кончила подо мной, раздирая горло в крике…
— Пустите в туалет, — буркнула Бобик, когда отдышалась.
— Иди.

Как только она скрылась за углом, я метнулся к ее сумочке.

Тааак, тихонько, бесшумно… вот ее мобилка. Смотрим контакты…

Как я и думал, там не было ни одного контакта с именем «Владик», «Влад» или «Владислав». А также контактов «Любимый», «Зайка», «Манюня»…

Шухер! Сливает воду…

Быстренько прячу и отхожу. Но она не спешит ко мне. Стоит в коридоре и, кажется, хлюпает носом…

Черт.
— Бобик?… Все хорошо?

Не отвечает.
— Бобик!

Выхожу к ней.

Сидит на полу и ревет, размазав синьку. Голая, скрюченная и худая, как февральская кошка.

Почему я не видел, что она такая худая? Она так хорошо сложена, и у нее такая упругая грудь, что этого почти не видно…
— Так, что это за Карелия, страна озер? Сам виноват, дорогой Бобик. Знал, на что шел…

Воспитательный тон, который я взял, не годился ни к черту. Бобик взвыл втрое громче, а я стоял, как придурок, и смотрел на нее, худого скрюченного моллюска с бритой головой. Потом присел рядом и обнял за плечи:
— Бобик, прости меня. Прости, ладно? Пожалуйста…

Я обнимал ее, целовал в колючую макушку и просил у нее прощения до тех пор, пока она не прильнула ко мне и не ткнулась мокрым личиком в шею, и не обняла меня своей худенькой рукой за спину…

***

Последний раз
— Привет! Чего это ты без парада?
— А я вам и так нравлюсь, нет?

Вызывающе смотрит на меня. Снова в джинсах, в кожанке. Даже не накрасилась.
— Ну, вообще-то да. Есть такое… Идем трахаться, Бобик. Обещаю, что буду нежным, как облако в штанах.
— Идемте.

Разувается, снимает куртку. Под ней — простая футболка с Маккартни. Хочет снять…
— Погоди.
— Ай, пардон, я забыла: у вас надо снизу…
— Погоди, Бобик. Сегодня все будет не так.

Веду ее в душ.

Раздеваю, стараясь вкладывать в каждое движение и прикосновение максимум ласки. Получается не ахти как — волнуюсь, да и практики давно не было, — но ей нравится. Наверно, не то, как я ласкаю ее, а то, как я стараюсь.
— ААААА… И в самом деле облако, — простонала она, когда я медленно-медленно стянул с нее трусики, щекоча языком лепестки пизды.
— Ну вот… — я обнял ее, голую, и стал целовать ей соски — нежно-нежно, не спеша, чтобы она истаяла, как Снегурочка на медленном огне. Бобик гнулась вьюном, жмурилась, мотала головой — и наконец с хрипом вцепилась мне в плечи:
— Аххрррр! Вы смерти моей хотите, да?
— Да. Идем-ка вот сюда, — я быстро скинул тряпки и втащил ее под душ. — ААААА! хорошо, хорошооооо!..

Она визжала и фыркала, загораживаясь рукой от сильных горячих струй, бивших в ее тугую, сразу же покрасневшую кожу. Уменьшив напор, я снова занялся ее сосками, маленькими, набухшими от телесного тока.
— Не делали тебе так? — спрашивал я, проводя водяными иглами по распаренным грудям, и глядел в ее масляные, туманящиеся глаза. — Ах да, я забыл. Ты же у нас без пяти дней девственница…
Ей было так приятно, что она даже не стала язвить в ответ. Я поливал ей соски, переходя скользящим движением к затылку и коже на голове, и потом обратно, и снова, и снова; потом спустился ниже, к животику…
— Раздвинь ножки, Бобик.
— Раздвинуть или задрать? — спросила она хриплым басом. — Я все-таки Бобик…
— По желанию…

Я вдруг тоже охрип и заговорил, как она. Струйки уже поливали ей шерсть на лобке, и Бобик громко сопела. — Раздвинь!..

Она не шевелилась.
— Давай-давай, не бойся. — Я опустил душ еще ниже, на губки, и она не выдержала — ухнула, и не басом, а тоненько так, жалобно, как котенок, и все-таки раскорячила коленки, с ужасом глядя на меня. — Шире, еще шире! — Она присела ниже, и я начал пытку душем, от которой Бобик немедленно захныкала тоненьким котеночьим голоском.

Когда-то моя первая любовница проделывала это со мной, и я знал, что чувствуешь, когда струйки душа ползут к беззащитным гениталиям, и все тело окутывается миллионом мурашек, а струйки все ближе, ближе к самому чувствительному, и от этого жутко, жутко до кислоты во рту, и кажется, что — вот, струйки доберутся Туда и ужалят в сердцевину, и ты умрешь, лопнешь от сладкого яда; но они добираются и жалят, и не просто, а по кругу, снова и снова, обжигая все нервные окончания — и ты захлебываешься смертельной сладостью, от которой некуда бежать, и у тебя между ног полыхают радуги и цветут огненные цветы…

Бобик уже хватала воздух ртом и выгибалась, выпятив сиси. Они у нее прямо-таки кричали, и я теребил и шлепал эти мягкие наливные шарики, задевая сосочки, но вскользь, мимоходом, чтобы намучить ее еще сильней.
— Никогда не делала себе так? — шептал я, поливая ей клитор, лиловый от возбуждения. Она молча мотала головой. Я вдруг сунул туда руку и завибрировал в мокрых лепестках. Бобик взвыла благим матом. — А так?
— Ииииыыы… так делала… ыыыы… только…

Она упала на меня, вцепившись в плечи, а я стоял, как Атлант, рискуя грохнуться вместе с ней, и дрочил мокрый бутон, и потом влип в него хуем, протолкнулся и вогнал свой разряд глубоко внутрь вымокшего тела — туда, туда, вот туда, глубже, и глубже, и еще, и еще глубже…
— ИИИИИЫЫЫ!!! — вопили мы, хватаясь за мокрые плечи, бедра и бока. Брошенный душ поливал нас, как грядку, каскадами щекотных капелек, бивших в нос и в глаза.

Не знаю, как мы удержались на ногах и не покалечили друг друга.

Потом я принес ее в кровать, и там обтер с ног до головы, как ребенка…
— Дааааа… — стонала она. — У меня сегодня такое чувство, что это не вы заказали меня, а я вас.

Вот вредина!
— Даже после того, как я трахнул тебя в ванной?
— Не «трахнул», а «выебал». Соблюдайте выбранный дискурс!

Я промолчал. Потом спросил:
— А не подметил ли ты, Бобик, странную вещь?
— Какую?
— А такую: мы с тобой лежим уже около часа, не трах… миль пардон, не ебемся… деньги я тебе отдал, ты их пересчитала при мне… и…
— И?
— И… тебе не кажется, что мы с тобой все никак не можем расстаться?
— Выдворяете меня?
— А ну не виляй!
— Не буду. Нет, мне не кажется. А даже если и кажется, я об этом не скажу.
— Почему?
— Потому.
— Владик?
— Да, Владик!
— Но тем не менее ты не уходишь. И даже не одеваешься.
— Как не одеваюсь? Очень даже одеваюсь! — она приподнялась, чтобы встать с кровати. Я придержал ее:
— Погоди. Погоди, Бобик…
— Что?

Я посмотрел на нее. Потом прильнул к ее губам.

Один поцелуй может быть запретней и слаще нескольких дней секса без тормозов. Я влипал губами в ее губы, зная, что это нельзя, что все позади, и она знала это — и отвечала мне, чем дальше, тем горячей, хоть перед этим досыта утолила свою похоть…

Минута — и мы слепились в единый стонущий комок.
— Бобик, — говорил я, жаля ее языком в раскрытые губы. — Ну как мне тебя отпустить? Как? Каак? Кааак? — вопрошал я на каждом толчке, и Бобик отзывалась мне:
— Аа? Ааа? Аааа?..

***

Я не видел ее полторы недели.

Ровно настолько меня хватило: полторы недели цинизма, реализма, практицизма и других измов, хором гласящих, что нам не по дороге, и нужно гнать приблудного Бобика из души, гнать поганой метлой, пока не прописался…
— Где тебя найти, если что? — спросил я, когда она стояла в дверях.
— Если ЧТО?
— Если что-нибудь.
— Ха. Там же, где и нашли. Планета Земля, посадочный пункт одиноких бобиков…

Умная, чертовка. Ничего не сказала, но в то же время…

И вот я здесь. На «посадочном пуктне». В том же месте, на той же скамейке.

Сижу уже три часа, потому что у меня нет ее телефона, адреса, нет даже имени — только место. Место встречи, как в том самом фильме.

Никакой надежды на то, что я дождусь ее, что она появляется на «посадочном пункте» чаще, чем раз в жизни. И…

… И когда она все-таки появилась, никем не званная, и стала тревожно высматривать кого-то, и увидев меня — окаменела, повернула назад, и все-таки развернулась и пошла, даже побежала ко мне, — вот тогда я разволновался, как никогда в жизни, и почему-то сдерживал улыбку, прущую навстречу ей, как бурьян после дождя…
— Здрасьте!
— Забор покрасьте. Падай, чего стоишь?
— Эээ…

Она улыбнулась и плюхнулась на мою скамейку, в метре от меня. Не близко и не далеко.
— Как дела?
— Отлично! А у вас?
— У меня так себе. И у тебя тоже.
— Почему это?
— Потому что не выходит у тебя вилять. Не получается.
— Не получается?
— Не-а. Давай рассказывай.
— Нуууу… что рассказывать?
— Для начала расскажи, сколько раз ты продавала девственность.

Молчит. Не ожидала.
— ЭЭЭЭЭ…
— Не экай. Сколько? Четыре? Пять?
— Ээээ… Три.

Она скрючилась, но тут же выпрямилась.
— Три. То есть вы были третий. Такие… шарики с красной краской, как икринки, знаете? Типа кровь… Как вы догадались? И когда?
— Во второй день. Девственницы так себя не ведут. И трахаются иначе, и пизда у них другая. Изнутри.
— Изнутри?
— Да. И никакого Владика нет.
— Есть!
— Нет.
— Есть!!!
— Нет! А ну не вилять!!!
— Откуда вы знаете?
— От верблюда. У тебя минимум за месяц до меня был регулярный секс. Не знаю, Владик это или нет, но вряд ли он инвалид. И еще думаю, что их у тебя много, Владиков этих.

Молчит.
— Сколько? Четыре? Пять?… Зачем?
— А вам какое дело?
— Какое дело? Сейчас объясню. Ты — красивая, сексуальная, умная, талантливая девушка, Бобик. Пожалуй, ко всему этому можно прибавить слово «очень». Очень красивая, очень талантливая, и тэ дэ. И тебе восемнадцать лет. ЧЕЛОВЕК В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ — НЕ ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК. Человек в восемнадцать лет — ребенок, который не ведает, что творит. Даже если это очень умный ребенок, как ты. Понимаешь? Мы с тобой НЕ равноправны. Ты НЕ свободна в своем выборе, Бобик. Я НЕ спокоен за тебя. Вселенная НЕ заинтересована в том, чтобы такой замечательный экземпляр, как ты, превратился в обыкновенную шлюшку. Или даже не в обыкновенную, а очень хитрую и талантливую. Улавливаешь нить?
— Когда мы с вами познакомились, вы думали не так.
— Да, Бобик, не буду вилять. Думал. Был такой грех.

Молчит.
— Тебя как звать-то?
— Зачем вам?
— Не хочешь — не говори.
— Глаша.
— Врешь.
— Вру. Мира. Мирослава. Щас не вру, честно.
— Мира?… Ты cюда часто ходишь, Мира?
— Ээээ… вот сюда?
— Да. Вот сюда.
— Вот на эти лавочки?
— Вот на эти лавочки.
— Нуууу… Вообще-то нет, но…
— Но?
— Но… Вообще-то да. Не вилять — так не вилять. Я ищу вас тут уже который день. Не знаю, зачем. Но точно не потому, что вы такой весь из себя олигарх, ясно вам?
— Ясно. Я тоже не буду вилять, Бобик. Я скажу тебе ужасную вещь.
— Какую?
— Я не совсем олигарх. Никакой кучи из тысяч баксов у меня нет. И никогда не было. Понимаешь, не всегда получается не вилять. Особенно с тобой.
— Ааа… а…
— Я продал машину. Хороший такой BMW. Копил на него четыре года, а наездил четыре месяца. Но я не жалею, как можешь видеть. Это была самая выгодная сделка в моей жизни.

Она пораженно смотрела на меня.
— Зачем? Зачем вы это сделали?
— А ты не понимаешь? — спросил я.

Она молчала. Потом подвинулась чуть ближе.
— Хорошо. Не буду вилять. Я расскажу. Но только… блин, вы же все равно не поверите…
— Поверю. Теперь поверю.

Бобик взяла меня за руку. У нее было такое лицо, что я понял: сейчас ей нужно верить. Каждому ее слову и каждому взгляду.

И у меня нехорошо пробрало внутри — будто я уже знал, что она скажет.
— В общем… Конечно, вы подумали, что все это из-за денег. Увидела девочка, что она не урод, и решила подзаработать… В общем, так оно и есть. Нет у меня никакого Владика, и деньги эти — для меня, конечно… Но только… Щас я объясню… Когда мне сказали, сколько мне осталось — понимаете, я решила, что мне в моем положении, в общем-то, не до морали… Особенно, когда меня после химии обрили под ноль. Ведь вы правильно догадались: у меня были знаменитые волосы… На химию мы худо-бедно собрали деньги… и все. В интернете счет висит уже два года — без толку. Капает иногда что-то — по тыще в полгода. Знаете, сколько таких, как я? Красивых, лысых, с пронзительными глазами… Год назад я наткнулась на объявление. «Продам девственность… « Он был паскудным типом. Михал Алексеич, толстый такой… Продырявил меня за пять тыщ баксов. И я тогда решила, что мне терять нечего, и стала спать с парнями. Чтобы успеть, понимаете? Только с теми, которые мне нравились. Кстати, я должна сказать вам спасибо. Это было… ээээ… я даже и сказать не могу… Я даже и не знала, что можно так… Все четыре раза… Спасибо вам. Если б не вы — я бы так и не узнала…

Она закашлялась.
— А однажды я прочитала про вот эти самые шарики… Перетрухала здорово, боялась, что попалит и убьет. Семен, очкастый такой, с обручалкой на пальце… Но нет, обошлось. Семь тыщ… Зачем мне деньги? Ну, сама себе я говорю: вдруг все-таки насобираю на операцию. Метастазы растут, гады такие, и без скальпеля в кишках я точно не жилец. Во-вторых… Не насобираю — так хоть поживу по полной. В Гималаи съезжу. Я уже и дату наметила… И своим оставлю фонд. У меня ведь сестра есть, здоровая, талантливая, ей знаете как пригодится… Остался мне годик, максимум полтора, так что…

Я молчал.

Потом, когда смог говорить, спросил:
— Почему ты не говоришь прямо, зачем тебе деньги? Неужели ты думаешь, что люди не отзовутся, не помогут, не…
— А зачем? Зачем мне привязывать к себе вот таких, как вы? Ну, найдется папик, вложит в меня, даже подлечит на сколько-то там, — и что? Вот так вот жить — в долг, из благодарности, давать благодетелю трахать тебя и не сметь смотреть на тех, кто тебе нравится? Уж лучше прожить год — но ПРОЖИТЬ. Кроме того… Даже если я встречу кого-то… Ведь так нельзя. Я не имею права влюбляться и влюблять в себя, понимаете? Я не имею права быть близкой с кем-то. Год, всего год. Понимаете?..

Я молчал. Пронзительно, трусливо молчал, сжимая ее руку и не глядя ей в глаза.
— Вот и с вами… Не смогла. Не утерпела. Влюбилась, — говорила она глухо, как в кулак. — Я должна бежать от вас, за тридевять земель бежать, чтобы вы ни сном ни духом меня не видели, и даже тень мою… А вместо этого прихожу сюда каждый день, жду вас по два часа… зачем? Зачем? Все равно ведь умру, а вам только лишняя боль…

Она подняла на меня свои кошачьи глаза.

Секунду я смотрел в них.

Потом схватил Миру, привлек к себе — и стиснул так, что ей, наверно, было больно, хоть она и блаженно сопела мне в шею, и обнимала меня так же крепко, до боли…
— Не умрешь, — говорил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Только попробуй у меня. Умрешь — домой не возвращайся, ясно? Вылечим мы тебя. Накопим бабок… И на операцию, и на Гималаи, и еще сестре останется. Ясно тебе?

Она тихо скулила и смеялась, влипая губами мне в шею.

Сделка

— Ааааа… Держите вора! – истерически визжала высокая красотка цокая каблучками.

Вор с сумочкой бежал прямо на меня. Уж не знаю, чьи команды выполняло мое тело, но явно не головы. Ворюга не был качком, но не в моих правилах было нарываться на неприятности и тут нате – я встаю на его пути как Бэтман! И следующее что я увидел, был грязный тротуар.

Очнулся я от бешенной тряски и крепких пощечин.
— Ох, боже, вы целы? Вы мой спаситель! Спасибо вам! – ворковала надо мной красотка перестав меня трясти. – Я ваша должница.
— Э-э-э… Не волнуйтесь, руки-ноги на месте, все в порядке, — пробормотал я вставая на ноги. Несмотря на браваду, я чувствовал словно меня переехал поезд. Фигасе, сколько же весил тот парень? Человек-локомотив успел переехать меня и скрыться, но изящная кожаная сумочка каким-то чудом осталась в моих руках.

Не успел я и глазом моргнуть, как модница нежно взяла меня под руку.
— По крайне мере позвольте мне угостить вас чашечкой кофе, — ворковала модница, тесно прижимаясь ко мне. Так тесно, что кровь от головы буквально стекла к другому, не менее важному органу. – Кажется я знаю как отблагодарить моего рыцаря.

Ох, уж я бы предложил пару способов, как она может это сделать! Этой крошке видимо не в первой было гулять в этом районе, она быстро нашла нам в какой-то закоулке бар. Мы сели за столиком в самом темном углу и девица заказала по кружке пива. На обещанное кофе это совсем не походило, но я был только рад этому – не часто мне доводится попить пивка с сексапильной цыпочкой старше меня. Тем более если тебе семнадцать.
— Саша, скажи, ты веришь в демонов? – со столь неожиданной слов начала она наш разговор девушка сексапильно облизнув губы. – О, вижу не веришь, но это и не важно.
— О-откуда вы знаете мое имя? – удивился я.
— Ну, предположим я демон и много чего знаю, — ухмыльнулась она, глядя на меня своими красными глазами. Видел, такие линзы нынче в моде. – Например, твоя училка по английскому та еще высокомерная стерва, хоть и секси.

Я пожал плечами.
— Ну да, есть такое дело, — отхлебнул я из стакана. Ну и что, что баба с прибамбахом, зато такая конфетка и кругом права. – Каждый в пацан в школе не прочь ей присунуть. Даже учителя.

Она звонко расхохоталась.
— Ох уж эти школы… Тебе крупно повезло, ибо судьба свела тебя со мной, — она щелкнула пальцами и сматр-фон (СФ) в моем кармане зажужжал. – Считай это подарком за спасение моей сумочки из шкуры единорога. Чрезвычайно редкая вещь, так что это меньшее что я могу для тебя сделать. Да-да-да, хороший отсос под столом для тебя сейчас желаннее, но скоро ты изменишь свое мнение.

Смущенно отведя взгляд, я полез в карман за своим СФ, гадая, что может быть лучше отсоса, и каким боком тут замешана Алена Петровна, наша сука англичанка. На экране выскочила табличка об успешной установки программы «Алена2012». Мои пальцы нетерпеливо заплясали на сенсорной панели – не терпелось узнать уж не троян ли это? Видели мы такие подарочки… Неделю назад Лёхе такой подбросили.

На первый взгляд программа показалось простой, даже примитивной, как кирпич. Улыбающееся фото англичанки выдранное из Вконтакта или одноклассников, непонятный счетчик показывающий ноль и строка «Вопрос» с мигающим курсором.
— Что это?
— То, что за деньги не купишь, сахарный мой, — обольстительно промурлыкала она. – Руководства для этой штуки не написано, досадное упущение, но ты разберешься. Это тебе компенсация за неудобство, но дальше халявы не будет, – игриво подмигнула дьяволица и счетчик «Алены2012» показал 15.

Сделав последний глоток пива, она по-кошачьи потянулась и выскользнула из-за стола.
— Прости, сахарный, девушке пора бежать, дела-дела… Спасибо за пиво, скоро увидимся, не сомневайся, — не оборачиваясь загадочно кинула она через плече, двигаясь по направлению к выходу. Сзади она смотрелась не хуже чем спереди, ох, а попкой как виляет! Как ни крути, но минет был предпочтительней.

Что ж, троян — не троян, но на пиво меня развели.

Домой я пришел мрачным и раздраженным, загадочная девица изрядно разогрела мой аппетит, так и не утолив его. Запершись в своей комнате, я развалился на кровати размышляя о случившемся. Все это было так странно: ворюга-локомотив, красотка-демонесса, непонятное приложение… Все казалось нереальным. Но вставить хотелось до боли как реально.

Уродом я не был, но особой популярности среди девчонок тоже не нашел. Впрочем, слава Богу, как и у пацанов. Шатен, метр восемьдесят, среднее телосложение, не дурак, но особым умом не блистал. Средний по всем предметам, кроме Литературы, здесь у меня было все отлично.

Тяжело вздохнув, я решил прервать свой самоанализ и наконец изучить «Алену2012». Строка «Вопрос» ждала. Ждала вопроса. Не нужно быть гением, чтобы догадаться о ком надо спрашивать. Но что бы мне такого задать?

«Почему она такая раздраженная на уроках?» Ввод. Мне показалось это звучало лучше, чем «Почему она такая сука?», а этим вопросом многие задавали. Выскочило сообщение «Хотите потратить одно очко на ответ?». Хочу ли я? Да черт подери! Два раза «Да»! Появилась окно ответов, в котором строка за строкой были написаны причины и список этот был не маленький. Если предположить что причины шли по степени важности, то надпись на вершине гласила «Раздражают ученики», дальше шли «Не регулярная сексуальная жизнь», «Семейные проблемы» и так далее. Больше всего меня добило «Новые туфли от Лабутена жмут»! А мы то шептались как они ей идут, попку подтягивают! У нас давно ходили слухи, что она в золотой колыбельке выросла и не испытывает никаких затруднений в денежном вопросе но чтобы настолько!

Листая список я не сразу заметил кнопку «Редактировать» рядом с некоторыми строчками. Сначала я думал, что это нечто вроде всестороннего досье на Алену Петровну, выдранного из секретной правительственной базы данных, но что-то не давало мне покоя. Вероятно из-за хронического спермотоксикоза и кружки пива, мне пришла в голову замечательная идея заменить «Раздражают ученики» на «Возбуждают ученики». Программа спросила хочу ли я потратить на это 4 очка и снова ответ был «да». Не видел причины экономить. На этой веселой ноте я закрыл программу и проторчал за компом до ночи играя в WOW.

На следующий день странные события вчерашнего вечера почти забылись. Я как обычно встал, умылся, позавтракал и пошел в школу. Сразу после Алгебры, вторым уроком у нас был Английский язык. Никто не знал почему, но любоваться англичанкой сегодня было на радость приятнее обычного.

Высокая фигуристая блондинка, в облегающем деловом костюме, была похожа больше на бизнес леди чем на учительницу, она и сегодня пришла в своих «раздражающих» серых Лабутенах под цвет костюма. Молодая, 26-ти летняя красавица с бархатной, ухоженной кожей, ее прелестный бюст пятого размера был настоящим магнитом для похотливых взглядов мужиков и причиной зависти девчонок. Но если таки оторваться от ее буферов, то можно было по достоинству оценить ее прекрасное личико с умелым макияжем, упругую попку и офигенно сексуальные ножки, которые многие хотели увидеть раздвинутыми.

Урок прошел на удивление спокойно, училка была на удивление сдержанной, более того, от нее словно исходила приятная аура. Только ближе к концу урока, пока я любовался ее прелестями, как тяжело вздымается и опускается ее грудь, меня осенила неожиданная догадка. Да она же возбужденна! Вон и румянцы на щечках! Готов был поспорить она еще и течет как кран в туалете.

У меня не сразу хватило смелости предположить, что виной всему была программа, потому что это невозможно! Но что если благодаря моей глупой «шалости» класс полный учеников теперь ее реально заводит?

Идея созрела сама собой. Нужно что-то убедительное – еще одно «редактирование»! Незаметно достав СФ, я задал «вопрос» – Какие у нее привычки? Список вышел не маленький, ведь у каждого они есть и наша стервозная училка не исключение. Смотри-ка, кто тут у нас «Презрительно фыркает на троечников когда проверяет их контрольные»? Все мы рабы привычек, ну а она теперь она будет «эротично облизывать губы, думая о крепких мужских членах, каждый раз, когда вызывает кого-либо к доске». Ввод.

Ох, на мою Аленку, было любо дорого смотреть! Как ее раскрасневшееся личико искажалось от желания, когда она вызвала Миху к доске. Черт, это реально работало! Вот бы у нее раньше была эта привычка, может и по английскому стал бы отличником.

Звонок с урока стал для Алены Петровны спасением от мучительного присутствия учеников. Не дожидаясь пока все разойдутся, она стрелой вылетела из класса, едва заметно ерзая бедрами. Тут я даже не сомневался, куда и зачем она умчалась. Сейчас в учительском туалете будет происходить та еще сценка и будь я проклят, если пропущу все веселье. Настало время повышать ставки.

Не знаю, какие объяснения были у остальных и заметил ли кто-нибудь разницу, но у меня колом стояло от мысли, как она там своими шаловливыми ручонками снимает напряжение. У меня оставалось 5 очков и этого как раз хватало на последнюю коррекцию. Сперва я узнал чего она сейчас желает и, разумеется она хотела кончить. Испытать, наконец, свой взрывной оргазм. И помощь в этом деле она хочет получить от меня, Александра Пронкова. Ввод. Довольный, как грешник неожиданно получивший билет в Рай, я убрал телефон, вышел из класса и не спеша пошел в сторону учительского туалета. Спешка была не к чему.

Разумеется, я не удивился, когда училка с растрепанным видом вышла из сортира, хищно озираясь, словно ища кого-то. Найдя меня своим изголодавшимся взглядом, она бесцеремонно схватила меня за руку и отволокла обратно в туалет, бубня что-то о срочном деле, в котором я должен ей помочь. Я не упирался. Разве можно такой отказать?

Закрыв за нами дверь на ключ она, не вдаваясь в объяснения, жадно набросилась на меня, в прямом смысле, прижав к стенке. Тут было не до слов, сгорающая от похоти Алена Петровна наседала на меня, ее горячие буфера терлись об меня, будоража мое воображение.
— О, Александр, я знаю, ты давно хочешь залезть ко мне в трусики, так не тяни, — поглаживая меня по волосам завораживающе промурлыкала она. Взяв мою ладонь, англичанка приложила ее к мокрой кружевной ткани. – Видишь, какая я горячая… Ну же, доставь девушке удовольствия. Обычно ты такой болтун, так не стой теперь столбом — поработай язычком.

С томным аханьем эта фурия властным движением поставила меня на колени, «удачно» расположив мою голову на уровне своей промокший от похоти щелки. Это было не сложно, ведь не смотря на мои фантазии и желания, такого со мной никогда не происходило и тело словно одеревенело. Девственником я не был, но опыт ограничивался парой минетов, да неуклюжих подростковых перепихонов с одноклассницей. И к этому примешивался страх облажаться перед сексуальной взрослой училкой.

Пересохшими губами я припал к ее лону, лаская языком припухшие контуры нижних губ на намокшее ткани трусиков. Резких запах женщины буквально вскружил мне голову. Тихие стоны наслаждения вырывались из ее прекрасных губ, когда она нетерпеливым движением отодвинула полоску ткани, обнажив передо мной свою аккуратно подстриженную киску – место, в котором желали побывать многие. Ее нежные направляющие руки крепко вцепившиеся в мои волосы не оставляли сомнения о ее желании и я припал к нежной розовой плоти целуя, лаская и нежно покусывая ее, зарываясь в нее лицом словно свинья ищущая желуди. Недостаток в опыте я старался компенсировать юношеским рвением и спустя самые долгие пару минут в моей жизни, наконец, заставил тело англичанки изогнуться в сладких судорогах оргазма и кончить мне прямо в лицо. Мой член в штанах превратился в кол, готовый овладеть этой развратной дыркой. Слизнув с губ теплую жидкость, я начал расстегивать штаны.
— Эй, не так быстро ковбой, — тяжело дыша хмыкнула Алена Петровна, поправляя юбку. Нежной, но настойчиво она отстранила недоумевающего меня и начала приводить себя в порядок у зеркала.

– Тебе пора, скоро прозвенит звонок на урок, — как не в чем ни бывало, сказала она, и в голосе не было ни капли недавней похоти.
— Но… Но как же я?… – краснея бубнил я.
— А что ты? Училка трахающаяся с учениками? Вы порно пересмотрели, юноша. Попридержите вашу фантазию для тупорылых нимфеток. Или я по твоему похожа на шлюху? – раздраженно оборвала она меня. – Вякнишь кому-нибудь – превращу твою жизнь в ад. А теперь вали из туалета пока никто не начал сюда ломиться. На урок опоздаешь.

От переполняющего меня букета чувств я был готов буквально взорваться. Во мне смешались желания засадить ей по самые гланды, горечь унижения, страх быть раскрытым, боль уязвленной гордости и почему-то, попранное чувство справедливости. Как во сне я вышел из туалета, не зная плакать мне, злиться или радоваться, что я сделал то, о чем многие только мечтают. Злился я ни сколько на суку англичанку, сколько на себя, за свою наивность и недальновидность.

Как олень, я полагал, что перевозбудив ее и сведя со мной, все будет в шоколаде. Только ее скотский характер никуда не делся, она просто использовала меня и выкинули.

Весь следующий урок, я зло рылся в телефоне пытаясь зайти в программу, но обнулившийся счетчик упорно твердил о невозможности какой-либо операции и советовал обратиться к распространителю или автору программы. Дошло до того, что у меня отобрали телефон до конца уроков.

Тем же вечером после уроков, мрачный как туча я пошел в тот бар, где все началось. К небольшой моей радости меня узнали и не стали проверять документы. Столик пустовал, а официантка сказала, что постоянных посетителей схожих по описанию с искомой девушкай у них нет. Призрачная надежда встретить невероятную блондинку рассеялась как дым, но я остался попить пивка. Мне еще подумалось, что как бы невероятен был ее подарок, но в итоге банальный минет оказался предпочтительнее.
— Извини-извини, задержалась в пробке, — проворковал до боли знакомый голос и я чуть не захлебнулся пивом от радости. – Зачем играть в детектива, если можно просто позвонить. Я между прочим тебе свой телефончик оставила.

Сверкая обворожительной улыбкой, блондинистая моя демонесса села напротив меня. В два глотка она совсем уж не женственно осушила мой стакан пива. Стараясь не показывать свою взволнованность, я постарался взять себя в руки и заказал еще по стакану.
— Так ты и вправду демон?

Услышав мой вопрос она фыркнула, немного разочарованно закатив глаза.
— Ну разве это не очевидно? Тебе рога и пентаграммы на кладбище подавай?
— Да нет, просто приложения для СФ… Я нее так себе это представлял.
— Просто идем в ногу со временем. Ничего особого. Например, посмотри на эти розовые лодочки на шпильках, — улыбаясь обратила она мое внимание на изящные лодыжки в сексапильных туфлях. – На их месте тебе предпочтительнее увидеть волосатые копыта?

Я взволнованно глотнул и молча покачал головой.
— То-то же, — ухмыльнулась блондинка. – Я просмотрела логи – похоже ты быстро разобрался что к чему. Получил что хотел?

И снова я мотнул головой и стыдливо отвел взгляд, вновь прокручивая в голове моменты своего унижения. Не вдаваясь в подробности, я рассказал ей, чем все обернулось.
— О как! А девочка видать любит доминировать над сильным полом. Тебе повезло, что не попал под каблук.
— Это ей серьезно повезло, – не сдержался я. – Останься у меня еще хотя бы одно редактирование, она бы у меня в ногах ползала, умоляя ее трахнут. Вы ведь за этим здесь?
— А ты проницательный молодой человек, — промурлыкала девица, изучающее рассматривая меня. – Сделки – это мой конек. С некоторых пор я единолично владею душой вашей англичанки. Она не дешево мне обошлась, поэтому я собираюсь с ее помощью неплохо навариться.
— Что ты предлагаешь?

Наступила длинная пауза. Сложив руки на груди, демонесса задумчиво погрузилась в себя.
— Хм… Я могу сдать ее тебе в аренду. Скажем, на месяц. Та же система «Алена2012» только без очков – полный доступ. Вопрос в том, что ты готов мне предложить?
— Мою душу ты не получишь, — немного более испуганно чем мне хотелось бы, сказал я. После увиденного на примере училки, не хотел что бы меня «переписывали».
— Это я уже догадалась, — криво ухмыляясь хмыкнула она. – Тогда как насчет тела? Ты сдашь мне его в аренду. Скажем, на пол года. Мне оно очень нужно для экспериментов по модификации человека. Начнем сразу после истечения твоего месяца. Можешь ознакомиться с договором если желаешь.

По щелчку пальцев мой СФ зажужжал, открыв электронный договор.
— И никаких «редактирований» мозгов? – недоверчиво спросил я листая документ, который почти наверняка круто изменит мою жизнь.
— Ни-ка-ких. Ваша душа, разум и воля останутся вашими до конца, — обольстительно улыбнулась она.
— Я подпишу если пересмотрим срок — пол года как-то многовато за всего месяц-то. Вам так не кажется? Предлагаю три месяца, — пролистав договор начал торги я.

Мне показалось глаза блондинки на мгновение недобро сверкнули, но этом мог быть и обычный отблеск ламп.
— О, в результате модификаций, вы почти наверняка получите абсолютный иммунитет, продлите срок своей жизни и еще черт знает чего полезного, но все равно торгуетесь? Не перестаю вам, людям, удивляться. Пять месяцев и не дня меньше, — сказала она, щелчком изменив срок в договоре.

Молча, я подписался под договором. Для меня не играло значения 5 или 6 месяцев, просто хотелось покрасоваться перед девчонкой, мол я тоже не лыком шит и последнее слово остается за мной. Правда, в таких делах главное не переборщить, а то потом аукнется.
— Превосходно, — довольно щурясь промурлыкала она. — Хочу сразу отметить, где-то у меня в берлоге, на бумажной версии этого договора появилась ваша подпись. Прошу вас, не воспринимайте эту сделку легкомысленно – это полноценный контракт с демоном. Его невыполнение несет самые суровые штрафные санкции. Это касается как вас, так и меня. Посему, на полноценный месяц душа Алены — ваша. Наслаждайтесь.

И правда, программа вновь заработала, а шкалы счетчика как не бывало. Сказать, как сильно я был рад, значит, ничего не сказать. Распрощавшись со свои личным демоном немного поспешнее чем того требовал этикет, я поспешил из бара. Мне предстояла длинная бессонная ночь. От одной мысли об открывшихся мне возможностях голова шла кругом и джинсы выпирали в причинном месте.

По пути к квартире Алены Петровны мои пальцы непрерывно строчили в СФ, вводя одно изменение за другим. Улыбка не покидала моего лица всю дорогу, но когда дверь ее квартиры отворилась и на меня набросилась сгорающая от страсти англичанка — она стала еще шире. Тела наши слились в горячем, раскидывающем одежду, вихре, пронесшимся прямиком в спальню. От прежней стервы мало что осталось, новая Алена любила и хотела меня, желая угождать всеми возможными способами, на которые только способна женщина.

Всю ночь на пролет я ее долбил и долбил, засаживая по самые яйцы в ее жадную до моего хера хлюпающую киску. Особой фантазией я может и не отличился, зато и мне и ей было хорошо, уж так я ее «отредактировал». Никогда не думал, что смогу заниматься сексом так долго, но стоило моему члену немного «расслабиться», как Аленка находила способ его поднять «в бой». Это потаскушка из меня все соки выжала!

Так я и проснулся прямо на ней, лежащей на спине с раскоряченными ногами, уткнувшись лицом в ее потные, пропахшие животным сексом сиськи. Похоже она даже вынуть мое хозяйство из ее теплой нежной дырочки не посмела, так и обнимала меня, одной рукой лаская мои волосы! Чудеса да и только. С хлюпаньем, я слез с нее, гордо смотря на стекающий из нее ручеек спермы.

Под моим пристальным взглядом, моя девочка как кошечка потянулась и с обворожительной улыбкой встала с кровати.
— Ах, милый, сегодня ночью я была твоей подстилкой, — хихикая пошутила она, накинув к моему сожалению элегантный шелковый халатик нежно розового цвета. – Я возьму больничный на работе и мы сможем продолжить откуда закончили. Но сперва мне надо выгулять Лолу.
— Кого? – встрепенулся я.
— Лолу, мою собаку, — улыбнулась она. – Бедняжка в ванной извелась уже наверно.

Впервые слышу о собаке. Про парня — знал, а теперь собака? Терпеть их не могу. И не буду. С сегодняшнего Алена Петровна принадлежит мне и только мне.

Тем временем англичанка вывела Лолу — здоровенного немецкого дога, которая со счастливым повизгиванием бросилась облизывать Алену. Дорогая наверно.
— Хорошая, хорошая девочка! – хихикала она, бесстрашно гладя это форменное чудовище, способное в мгновение ока откусить ей голову.
— Кисонька, боюсь тебе придется продать Лолу, — с фальшивым сожалением произнес я, натягивая штаны. Словно все понимая, угрожающе псина зарычала на меня. – И отшей своего бойфренда, чтобы ему в голову больше никогда даже мысли не приходило, встречаться с тобой вновь.
— Черт с Павлом, но Лола… Я вырастила ее, когда она была еще щеночком!

Видок у нее был самый, что ни на есть жалкий. Собака была ей дороже парня, но теперь посмотрим насколько дорог ей я.
— Продай, — с железной ноткой в голосе сказал. – И никаких «но». Деньги отдашь мне.

С понурой головой она нехотя кивнула, закусив губу от сожаления. Так-то лучше, но чтобы облегчить ее совесть и убрать разногласия в наших отношениях, я оделся и «отредактировал» ее любовь к псине. После безумной ночки на ближайшее время желание заниматься сексом у меня отпало. Это Алену можно сделать секс машиной, но я же не железный в конце концов.

Вот с этого все и понеслось. Сперва наперво я переехал к ней домой, превратившись из обычного старшеклассника в короля со своим небольшим двухкомнатным королевством и личной рабыней. Дома я закатил скандал, вконец разругавшись с отчимом. После смерти матери он стал моим единственным опекуном и это бесило меня. Он постоянно указывал как мне жить, хотя сам был тем еще неудачником. Как всякий подросток, мне хотелось вырваться из под опеки родителей, но не у всякого есть для этого возможности. Я очень постарался сжечь все мосты ведущие к нему, прихватив часть его денег. Из-за этой суммы он не будет на меня заявлять, но и искать, что бы вернуть домой тоже вряд ли станет.

Пока моя безотказная учительница работала в школе, я гулял по городу транжиря ее деньги, которых оказалось не так много как я себе представлял, но гораздо больше чем у рядовой училки. Дорогая выпивка, одежда, секс аксессуары, эротическое белье для моей девочки и прочие радости жизни за пару недель истощили мой запас денег. К тому времени секс стал для меня обычным делом. Утром Алена будила меня первоклассным отсосом и никогда не уходила на работу без спермы в киске. Столкнувшись с неизбежными при моем образе жизни денежными затруднениями, я решил пойти дальше – превратить школьную училку в шлюху. Если раньше она давала только мне, то теперь — всем кому я ей приказывал. Сначала у нее случилась истерика, поэтому мне вновь пришлось прибегнуть к программе. Я превратил ее уютную комнатку в настоящее гнездо порока и разврата, не говоря уже о камерах записывающих все для дальнейшего навара на порнухе.

Первыми клиентами стали парни из школы, их было много и они уже давно страстно желали Алену. Дело оставалось за малым – назвать цену. Но и это не могло пройти незамеченным. Несмотря на уверения «клиентов» молчать, информация каким-то образом просочилась и Алена лишилась работы. Но даже это обернулось выгодой для меня – у нее стало больше свободного времени и теперь она могла посвятить всю себя своей новой полноценной работе. А после распространения информации у нее и клиентов прибавилось – учителя, да и сам директор из ее бывшей школы.

Оставшиеся недели пролетели мгновенно. Веселясь и утопая в необузданном сексе, я совсем забыл про договор. Нет, не забыл, скорее не хотел думать о нем и это мне аукнулось. Конец срока застал меня в ночном клубе «Розовый туман». Алена, накрашенная и одетая по всем канонам шалавы, делала мне минет в кабинки мужского туалета.
За этот месяц она делала это очень часто и без преувеличения, она делала это идеально. Иногда казалось что ротиком бывшая училка работалет даже лучше чем нижними дырочками.

Сидя на корточках перед моими расстегнутыми штанами и свернув губки трубочкой, моя шлюшка привычными движениями полировала мой жезл. Казалось ее язык жил своей жизнью облизывая каждый миллиметр моего полового органа. При такой обработке я не мог долго держаться и почувствовав «прилив» поглубже засадил ей в глотку и кончил. Дома я любил спускать на ее личико и шутил, мол это ее лучший макияж. Порой она ходила с эти весь день, пока я не разрешал ей принять душ, но в клубе это было непозволительной роскошью — товар должен выглядеть презентабельно. После того как она все безропотно проглотила я нежно потрепал ее за щечку.
— Хорошая девочка, — ухмыльнулся я, помогая ей подняться и шлепнув по попке. – Теперь повтори кто ты и что здесь делаешь?
— Я твоя покорная блядь, Сашенка, — без тени сомнения проворковала она. – Сейчас я пойду искать клиента, что бы продать ему свое похотливое тело ради моего любимого.

Эти слова были словно музыка для моих ушей. Дождавшись очередного одобрительного шлепка по попке, моя шалава упорхнула на работу, цокая каблучками по кафелю и соблазнительно виляя бампером.

Довольный собой я стал приводить себя в порядок, подобрав спущенные штаны и затягивая ремень, когда на меня навалилась внезапная слабость. За время проведенное в клубе я успел принять пару рюмок текилы, но по моему опыту этого было явно недостаточно что бы свалить меня. Вслед за этим налетело головокружение, я уже просто не мог стоять на ногах и сел на толчек; и правильно сделал, потому что в следующий момент сознание покинуло меня.

Не знаю сколько прошло времени часы или несколько минут, но когда я со стоном очнулся на полу кабинки — голова гудела, как н

не моего размера — вышел из кабинки.

Напротив меня стояла и таращилась незнакомая черномазая красотка, так неудачно одетая в мою одежду. Я-то ростом 185 см, а эта дуреха сантиметров на 25-30 ниже, потому и выглядит как чучело. Надо сказать симпатичное такое чучело с длинными, немного кучерявыми, растрепанными волосами. У нее было такое круглое личико, с утонченными чертами куклы и чувствительными пухлыми губками.

А потом до меня дошло, что я смотрю на отражение в зеркале.

«Но как?! Это не я! Я же не баба!» ошарашено думал я, запуская руку в штаны и под рубашку. Блядь! Внизу — нет, вверху очень даже присутствует – как есть баба.

Объяснение этой мистической метаморфозе было только одно – начались мои пять месяцев, но вместо супермена меня изменили в… это. Тот букет эмоций который я испытывал — со мной такое было впервые. Страх, растерянность, ярость… И почему-то голод с похотью? Неуклюже пытаясь сделать хоть что-нибудь с одеждой, я нащупал телефон. Эврика! У меня же есть ее телефон!

Я судорожно полез в контакты, гадая — под каким именем она себя вписала? Стыдно признать, но за весь месяц даже не поленился проверить это. Стоп… «Госпожа Ди». Должно быть она, не помню у себя таких знакомых.

Гудки тянулись словно вечность.
— Привет, зая. Быстро ты сориентировалась, — ехидным голосом ответила на звонок Госпожа Ди. – Затупи ты, я бы напомнила тебе утром. Надеюсь ты дома… Хотя мы оба знаем что нет, — шутливо произнесла она. – Советую убраться из мужского туалета – мужики, они ж такие, могут неправильно понять.
— Ч-что ты со мной сделала? – незнакомым женским голосом прошипела я. – Мы так не договаривались, верни все на место.

Треклятые штаны так и норовили сползти, но держались исключительно на широких женственных бедрах, попе и левой рукой, которой я вцепился в них. А это незнакомое чувство? Гребанная рубашка топорщилась из-за нового объема в области груди и при каждом неловком движении нещадно натирала соски, но несмотря на дискомфорт это отзывалось приятным теплом в теле.
— Что за глупости, именно об этом мы и договаривали – твое тело мое, что хочу то и ворочу, — спокойно отреагировала красноглазая стерва зевнув в трубку. – Наверное сейчас мне следует проинструктировать тебя о твоих особенностях и дальнейших твоих дейс…
— Гори в аду, сука, — в истерике выкрикнул я и оборвала с ней связь, едва сдерживаясь, что бы не запустить им к свое отражение.

Я обреченно уставилась в зеркало, то и дело смахивая непослушные черные пряди волос с лица. Ситуация была настолько странная, что я в ступоре не знал как мне поступить дальше. Тут к моей радости в туалет поспешно вошла, почти влетела, моя верная шлюшка-потаскушка. Сначала меня она даже не заметила, сразу кинулась к пустой кабинки туалета напряженно осматриваясь.

«Да она же меня ищет!» — не сразу понял я.

Наконец, ее внимание переключилось на меня и глаза расширились.
— Это ты!? – видимо узнав по одежде, удивленно воскликнула она.
— Да это я, тварь… — только и успел сказать я нарочно наглым голосом, имитируя тон прежнего себя, как ее кулак съездил мне прямо в солнечное сплетение.

Секунду назад я стоял, а вот уже падаю на пол согнувшись в три погибели и жадно хватаю ртом воздух, словно рыба выброшенная на берег. Повалив меня спиной на пол, Алена с безумными глаза села на меня сомкнув руки на моей шее. Я стал отчаянно махать ручонками, но все без толку, она была непоколебима словно терминатор. В ее глаза читалась безудержная жажда убийства, а в моих плыли темные круги, предзнаменуя мне скорую кончину от удушения.

«Точно, она же на кикбоксинг раньше ходила… Или тайский бокс?» — пронеслась последняя мысль в моем угасающем сознании. Последнее что я услышал, был звонок на мой телефон, лежащий рядом со мной.

Очнулся я от звонкой пощечины, боли в горле и холода. Нет, правильнее сказать — подал признаки жизни хриплым кашлем. Вот когда меня начали макать лицом в толчок, вот тогда я и очнулся полностью.
— Хорош прохлаждаться, тварь, — рывком выдернув мою голову из воды за волосы, зло рявкнула Алена Петровна. От созданной мной послушной бляди не осталось и следа. – Громко и четко посчитай до десяти.

Отплевываясь туалетной водой, я обнаружил себя голого, склонившегося над толчком. Похоже старая стерва англичанка вернулась в строй, а я голая чернокожая баба в мужском туалете. Супер.
— Гав… Ваф? Ваф!? – вырвалось из моего рта вместо слов и я оторопел.
— Не тупи, было же сказано до десяти, — с ухмылкой отвесила она мне оплюху. — Теперь до двадцати. Будешь выкобениваться – до утра будешь здесь тявкать, сука.

Я послушно продолжил растерянно лаять, терзаемый внутри жгучим стыдом и стараясь выдавить из голосовых связок любой другой звук, но все напрасно. Все вокруг казалось дурным сном, о как бы я хотел, чтобы так оно и было! Это же унизительно — валяться голым на полу мужского сортира и как собачонка лаять для этой сумасшедшей стервы! Но ситуация была не в мою пользу, по крайне мере пока я не разберусь в происходящем бардаке.
— Сразу бы так, — оскалилась училка, когда я закончил лаять. – Это было предупреждение от Ди; единственная сука здесь – ты. Своим поведением ты ее очень расстроила. Но вопреки этому она спасла тебе жизнь. От меня.

В ее руках был мой телефон, которым она помахала у меня перед носом и на связи светилась «Госпожа Ди». Удостоверившись, что я поняла сообщение, Алена отложила телефон в сумочку и с неожиданным проворством ловко вцепилась пальцами в мои соски, извлекая из моих уст самый похотливое поскуливание, которое я когда-либо слышала. А надо сказать, там было за что хвататься. Будучи одетым я не мог оценить масштабы бедствия, но их как полагается было -Не тупи, было же сказано до десяти, — с ухмылкой отвесила она мне оплюху. — Теперь до двадцати. Будешь выкобениваться – до утра будешь здесь тявкать, сука.два и маленькими их не назовешь. Третий, нет, возможно даже четвертый размер! Эти два бурдюки с жиром тяжким грузом ложились на мои плечи и неприлично колыхались да подпрыгивали при каждом движении. Я бы нашел это чрезвычайно эротичным, если бы не выступал носителем этих достояний. Но не это беспокоило меня больше всего. Соски толщиной с палец бесстыже торчали на добрые 2-2,5 см на выпирающих темно-коричневых, покрытых пупырышками ареалах диаметром 6-7 см! Они, наверное, даже не человеческие!

Со злорадной ухмылкой она мяла и выкручивала мой твердый от возбуждения соски-титьки, наблюдая как я, закусив губу, скулю и неуклюже корчусь на холодном полу. Эта пытка против моей воли отзывалась в моем теле приятным покалыванием в самых неожиданных местах и я не стерпела. Между ног неожиданно стало тепло и сыро.
— И вправду, сука, даже в туалете умудрилась нассать на пол, — презрительно шлепнула меня по грудям Алена вызвав в них колыхание. – Корова тупая.
— Ты целый месяц у этой коровы в подстилках ходила! – зло выкрикнул я и понял, что приступ лая прошел. Вот те раз, как не вовремя. Неловко получилось.

Реакция последовала незамедлительно — мою щеку обожгла мощнейшая пощечина. Отпечаток ее ладони крепко-накрепко впечатался в щеку и в ушах зазвенел Биг-Бен.
— Рот не разевай, а то всю оставшуюся жизнь будешь через трубочку есть, — железным тоном сказала Алена, но затем внезапно развеселилась и с улыбкой добавила. — Хотя нет, для тебя уже поздно.

Соль шутки стала понятна только потом.
— Ты жива, только благодаря компромиссу между мной и Ди…
— Кончай заливать, я все знаю – твоя душа принадлежит ей. Какой может быть компромисс между Хозяином и табуреткой? – прожигал ее взбешенным взглядом я потирая распухшую щеку.

Я ожидал повторного удара и даже зажмурился, но она лишь скривила губы в ухмылке.
— Правильно мыслишь, только табуретка здесь ты, а я – партнер-совладелец Хозяина. Мой контракт истек сегодня, поэтому я вольна была порешить тебя в этом сортире, но Ди переубедила меня, предложив выгодную нам обеим сделку. И эта твоя новая форма… Она мне определенно нравится, как раз то, что мне нужно, — сказала она, оценивающе глядя на меня, словно выбирала новый комод в ее спальню и презрительно-спокойным жестом приказала мне встать. – Поднимись, хочу осмотреть тебя всю. Тебе тоже полезно будет себя увидеть.

Не то что бы я ей подчинился, но сидеть с голой… попой на холодном и грязном полу в луже собственной мочи было гораздо унизительнее, поэтому я с гордо вздернутым подбородком встал в полный рост, каким бы маленьким он теперь не был. Наверное это выглядело комично, но тогда мне казалось это правильным.
— Не стой столбом покрутись, покажи себя, — словно не замечая мой гордый, полный негодования взгляд, сказала обыденным голосом Алена покрутив пальцем в воздухе.
— А не пошла бы ты!…
— Дурашка, я провела с тобой целый месяц и теперь ясно вижу насколько ты тупой… Нет, тупая. Ты совершенно не видишь все картины, а она не сулит тебе ничего хорошего, если продолжишь дерзить, — снисходительно улыбнулась она, сложив руки на груди. – Пол часа назад я бы тебя по стене размазала за такие слова, но теперь… Позволь разъяснить тебе ситуацию. От твоего поведения зависит насколько жалкой будет твоя последующая жизнь. По щелчку пальцев Ди, для тебя Госпожи Ди, ты закончишь свою жизнь шимпанзе в зоопарке или золотой рыбкой в аквариуме. Это в лучшем случае. Но возможно это будущее слишком далекое и не слишком реальное для тебя, да? А как насчет голой иностранки без денег и паспорта, которая постоянно лает как дворняга? Жизнь напичканным таблетками овощем в дурке кажется для тебя заманчивей?
— Вранье, у меня контракт только на 5 месяцев…

В ее руке вновь появился мой телефон с которого начались все мои беды.
— …По истечении которых, ты останешься тем, кем будешь на тот момент. Нигде не сказано, что ты превратишься в старого себя. Видишь, я ознакомилась с твоим договором за 10 минут, чего не соизволил сделать ты за целый месяца, трахая и унижая меня круглыми сутками, — последнее было сказано с особой злостью.
— Но… Но ты же… — побледнел я только теперь осознавая как сильно вляпался.

Она расхохоталась мне в лицо, открыто наслаждаясь моей реакцией.
— Я отдельно оговорила это в своем договоре, не сравнивай меня с озабоченной школотой вроде тебя, — помахав рукой фыркнула она. – А теперь будь паинькой — сделай что велели и поживее, иначе отсутствие твоей жалкой кочерыжки между ног будет наименьшей из твоих проблем.

Все сказанное очень походило на правду, и только в одном она ошибалась – я читал договор, и пункта по которому в конце срока я останусь собой там действительно не было, но тогда не придал этому значение. Стараясь не выглядеть слишком удрученным, тем самым доставляя моей экс-шлюхе удовольствие, я неуклюже вышел из кабинки, поближе к зеркалу и покрутился, демонстрируя всего себя Алене. Колыхающиеся дойки существенно повлияли на мой центр тяжести и двигаться приходилось осторожно, избегая резких движений. Сходу к такому тяжело привыкнуть.

«А ведь она сама когда подписывала контракт небось не ожидала, что станет послушной подстилкой для школяра, — вытанцовывая перед своей шлюхой как модель на подиуме не без злорадства подумал я. – Не удивительно что она бесится.»

Негритянка в зеркале была хороша. Если даже забыть про буфера, снизу мужскому взгляду было куда прицепиться. Насчет бедер я не ошибся — гладкие, округлые бедра молодой, полностью сформировавшейся женщины подстать прелестному упругому заду. На мгновение у меня в мозгу зародились фантазии, с участием старого меня и нового. От этих мыслей внизу предательски потеплело и «зачесалось». Рука рефлекторно дернулась вниз и вместо возбужденного члена, нащупала влажную девственную киску с короткой рыжей шерсткой, но тогда это анатомическая аномалия не сильно меня взволновала.

Под мои недовольные оханья и аханья, тиская меня за зад и груди, поглаживая бедра и промежность моя «совладелица» тоже по достоинству оценила мои попец и формы в целом,

«Она бы еще зубы проверила», — не зная видны ли румянцы на этих шоколадных щечках, но краснея от унижения и возбуждения. Тело словно жило своей жизнью и требовало оно, конечно же, секса. Мой влажный срам моя мучительница приняла как должное.
— Хорошо, достаточно, — удовлетворенно кивнула она, закончив мой осмотр. – Жди здесь, схожу найду тебе одежду.

Подняв ворох моей старой одежды она направилась к выходу.
— П-постой, так вот же моя одежда, у тебя….
— Это мужская одежда не для тебя, да и размерчик не твой, — повернулась она ко мне и посмотрела на меня сверху вниз. – Я буду решу, что тебе можно носить, а что – нет. И костюм, и рубашка — все купленное тобой — куплено на мои деньги. Я не права?

Она говорила это и глядела на меня так, что у меня напрочь отпала охота спорить. Очень не хотелось снова испытать один из ее коронных ударов. Инстинкт самосохранения не дал мне напомнить ей, что большинство этих деньги заработаны мной на торговле ее дырками.
— Нет, все так, — скрипя зубами вынужден был согласиться я. — Извини, но что мне делать, если сюда кто-нибудь зайдет?
— Ты настолько тупа, что не задалась вопросом — почему сюда, в мужской туалет ночного клуба, в течении полу часа ЕЩЕ никто не зашел? – как на дуру посмотрела она на меня. — Я поставила перед дверью табличку «Туалет не работает». Но если кто и зайдет ты большая девочка, придумаешь чего-нибудь.

Без колебания она оставила меня наедине с моим новым отражением. Приглушенный шум музыки и веселья больше не казался мне таким уж приятным, наоборот – пугающим. Мне казалось, вот-вот зайдет какой-нибудь полупьяный мужик и увидит меня таким, каким я стал. Чувство паники поглотило меня, заставляя сердце бешено биться в груди. Повинуясь острому желанию исчезнуть, провалиться сквозь землю, я заперся в кабинке и сел на унитаз поджав ноги. Как бы глупо это не было, но стало немного легче.

Прошло десять минут, затем двадцать. Время шло, а Алена все не приходила. Теперь к страху примешались досада и гнев на ее безответственность. Я не знаю сколько прошло времени, но наконец, со стороны входа раздался шум и в туалет ввалилась пьяная вдрызг Алена в обнимку с бутылкой 12 летнего коньяка и богато одетым, ухоженным представителем золотой молодежи. До этого она месяц не употребляла спиртного благодаря редактированию – не люблю пьяных баб.
— В-вооот и мыыы. Встречайте! – глупо хихикая произнесла поддатая Алена Петровна. – Эй… как тебя теперь называть?… А, Лола! Лола-2 выходи!
— Я здесь, — не в попад отозвался я, не дожидаясь пока она начнет ломится в каждую кабинку. Новое имя-кличка меня волновало меньше всего.
— Дык хули, конечно здесь. А где тебе еще быть? — пьяно хихикнула экс-училка и отхлебнула из горла. – В-выходи, грю!
— Но я же… без одежды…

Она громко заржала, то и дело хлопая «золотого» парня по плечу, словно я ей анекдот рассказал. Парень в ответ даже улыбнулся, глядя вперед расслабленным и слегка затуманенным взором. Я уже видел этот взгляд, он означал, что тут не только выпивку можно было достать.
— Так у меня твоя одежда, грудастая ты моя, но тебе нужно ее заслужить, — пьяно хихикая произнесла она, сотрясая небольшим пакетом. – Хватит тянуть кота за яйца, выходи! Иначе мы заскучаем и уйдем, прихватив с собой табличку на двери.

Ее угрозы быстро возымели свое действие, потому что альтернатива реально пугала. Дверь кабинки открылась и шлепая босыми ногами вышла я, прикрыв груди и промежность руками. Это шлюхе определенно нравилось меня унижать.

Парниша одобрительно присвистнул оценив меня по достоинству.
— Хороша. Как договаривались?

Она с улыбкой проворно выскользнула из его объятий и зашла мне за спину, ласково проводя руками по изгибам моего тела и находя в нем отклик. Дыша мне в затылок, Алена нежно обняла меня как делала это прежде… Я и глазом не успел моргнуть, а ее руки уже схватили меня за запястья и развели их в стороны, обнажая мои груди.
— Как договаривались, — подтвердила Алена подмигнув парню и грубо толкнув меня в его руки, отвесив напоследок звонкий шлепок по левому полупопию. – Ее очко в твоем распоряжении. И не сдерживайся, эта хрюшка – мазахисточка. Любит пожестче.

Ухмыляясь, этот обдолбышь с повадками слепого, мерзко ухмыляясь и дыша на меня перегаром, начал лапать мои новые аппетитные формы. Кровь прилилась к голове, но я боялась сделать неверное движение, умоляюще глядя на Алену уткнувшуюся в телефон. Оторвавшись от экрана, она мне улыбнулась, и как ни в чем ни бывало, одобряюще помахала рукой. Раздался щелчок и мое постыдное фотом появилось в ее телефон. Затем она перешла на съемку видео. Помощи было ждать неоткуда.

Предательское тело отозвалось на грубые унизительные ласки недомерка теплом разливаясь внизу живота и разбухших сосках. Держа меня одной рукой за талию и возбужденно сопя мне в затылок, он второй рукой проник в ложбинку между моими «булочками» и нащупав колечко ануса ввел туда палец. Я вздрогнул и вместо ожидаемого «Ай!» с губ слетело низкое похрюкивание! Алена просто не могла оставаться в стороне.
— Милый поросеночек, — приняв мое похрюкивание за игру, возбужденно прохрипел этот извращенец. Отпустив мою талию, его рука больно схватила меня за волосы и поволокла к умывальнику.

Его палец не покидал моего ануса ни секунды, целиком войдя в него и шевелясь внутри словно червячок, зарождая во мне новые незабываемые ощущения.
— Эй, свиноматка, тебе нравится когда тебя пялят в зад? — перегнув меня через раковину и припечатав мое лицо к зеркалу, просипел мне в ухо он. – Отвечай!

Я искренни пытался ненавидеть свое горячее блядское тело, ища помощи в мужском начале, но не находя его. А благодаря гребанной Ди и шлюхи Алене, которые загнали меня в такое положение — не осталось и выбора. Зато была мокрая горячая киска и попка, жаждущие «особого внимания». Плюс я слишком устал сопротивляться и бояться, того что неизбежно случится, коли уж я теперь во власти Алены Петровна.
— Хрю-хрю, — дрожащим голосом ответил я, раздвигая руками свои аппетитные ягодицы, как не так давно делала для меня моя Шлюха Петровна.

Под мои возбужденные похрюкивания, которые минуту назад были бы стонами, он, удовлетворенный моим ответом, спустил штаны с трусами и вынул палец из дырочки. Затем не спеша, смакуя момент, начал водить горячей головкой по моему заду. Парень без труда заметил блеск смазки на моей набухшей, налившейся кровь киске и с рыком стал тереться хуем об мою щель, смазывая его перед использованием на моей «кроличьей норе». Невольно визжа как свинья, я едва не упал, когда по телу прошел разряд концентрированного удовольствия от моего первого девичьего оргазма. Я не мог поверить, тело не может быть настолько чувствительным! Моя девичья конча теплой струйкой брызнула на член парня, довершая его приготовления.
— Ах, славная черномазая блядь! – смачно шлепнув по моим полупопиям пару раз, воскликнул парень, пристыковывая смазанный член к моему анусу. И вот уже головка внутри меня, а он, схватив меня за волосы и тиская грудь, всем своим весом наседает, вгоняя в мою узкую дырку свой хер целиком. Каждое его движение внутри, буквально обжигало меня изнутри, расширяя не так давно девственный проход, а я даже не мог пожаловаться на боль, издавая лишь хрюканья да визги сношающейся свиноматки. Парень добрых пять минут с вульгарным чавканьем засаживал мне хер по самые помидоры, то и дело шлепая мошонкой по мокрой от возбуждения киске. К тому времени, когда он с победным вздохом кончил и спустил все в меня, я уже начинал привыкать к боли.

Хотелось провалиться сквозь землю, вот как стыдно мне стало. Стыдно, что понравилось. Мне не хватило совсем чуть-чуть, чтобы кончить снова и это вгоняло в краску. Не просить же его продолжить?!
— Хей, красотуля, мне нравится твоя шоколадная чика, еще зеленая, но потенциал есть, — вытерев член об мою попу похвалил меня парень и стал натягивать штаны. – Приводи ее снова и я устрою все как обещал.
— Спасибо, Френки, всенепременно, — подмигнула ему Алена. Довольно улыбаясь, она что-то переключила в телефоне и убрала его в сумочку. Подождав пока, он не оденется и не уйдет, она подошла ко мне и, не совершенно не брезгуя, стала собирать капающую из попки сперму в ладошку.
— Слизывай, — произнесла Алена, выставив у меня перед носом собранный «урожай». – Если не хочешь помереть от голода – жри пока дают.
— Я лучше нам дома еду приготовлю, — брезгливо отвернулся я в надежде, что она отступит. Но Алена настояла.
— Не заставляй меня повторять дважды, — грубо дернула меня за волосы она. – Ешь и мы поедем домой. Не куксись, дура, попробуй — может понравится.

Желая поскорее убраться из этого места, я быстро все слизал, словно горькое лекарство. Вкус кончи неожиданно удивил меня, отдавая неизвестными, но приятными вкусовыми ощущениями. Во время любовных утех с англичанкой, мне пару раз случайно доводилось пробовать на вкус свою сперму, но это было что-то новенькое. Елена не могла не заметить мое удивление, и то, как я облизал губы.
— Как я и говорила, — загадочно улыбнулась она, бросив мне пакет с одеждой. – Одевайся.

Мне не нужно было повторять дважды. В пакете я нашел красные чулки с красивым плетением сетки и плотными полосами по бокам; миниатюрные синие трусики из глянцевой эластичной ткани спереди и сзади собранные на металлические кольца; сплошной красный лиф бандо едва охватывающий мою объемную грудь: лакированные розовые босоножки на платформе с высокими шпильками и вызывающая черная мини-юбочка со складками. Стоит ли говорить, что этот наряд не одела бы ни одна приличная женщина. Но другого от Алены я и не ожидала.
— Что? Тут тебе не бутик — что смогла у местных бабочек выторговать то и имею, — пожала плечами Алена заметив мой брезгливый взгляд. – Не нравится – иди в костюме Евы, мне без разницы.

Тихо матерясь я стал не спеша одеваться, постепенно свыкаясь со своим положением.
— Отбрось свои прошлые мужицкие замашки, свыкнись – теперь ты девушка. Отрицание принесет тебе только больше неприятностей, — со вкусом потягивая из бутылки наставляла Алена Петровна сидя на раковине положив ногу на ногу. – Тем более мы обе знаем, что тебе понравился этот невинный анальчик с Френки. А дальше будет веселее. Куда веселее…

Думать о себе в мужском роде после пережитого опыта действительно стало невыносимо. Я только начинал познавать свое женское тело, но уже успел понять, что оно сильно отличается от мужского, а возможно и от человеческого. Кто знает как именно меня «модифицировала» эта блондинистая прохиндейка?
— Воспринимай это как дар, возможность начать с чистого листа, — продолжала экс-училка. Похоже алкоголь развязал ей язык и ее потянула на философию. – Разумеется сейчас я не оставлю тебя в покои, пока ты сполна не выплатишь мне все долги… И речь идет ни сколько о деньгах… Ну ты понимаешь? *Ик!* Но потом, кто знает?

Я слушал ее в пол уха, решая самую большую в моей жизни головоломку под названием «женские шмотки». Застегнув сбоку молнию юбки, у меня осталось самое сложное препятствие – туфли. Будь моя воля я бы ушел босиком, но без сомнения это не устроит мою бухую «наставницу». До сих пор мне не было известно, насколько она опасна под градусом, а проверять не хотелось.

И вот я уже стою, красуясь перед зеркалом, готовый признать, что девочка из меня получилась и вправду очень даже ничего. Передвигаться разумеется было сложновато, и не только из-за кошмырных шпилек, но и лифа бандо из которого так и норовили выскочить мои груди. Нагибаться стало для меня противопоказано.
— Из тебя получилась весьма аппетитная шалава, Лола.

В довершении Алена помогла мне привести в порядок волосы на голове, причесав их своей расческой, и накрасила мне губы розовой помадой. Довольная моим внешним видом она взяла меня под ручку и мы, наконец, вышли из злополучного сортира.

Передвигаясь медленно, что бы не упасть, я ловила на себе возбужденные взгляды парней и даже девушек. В паре с Аленой под ручкой мы выглядели, как подружки лесбиянки и меня это устраивало. Мне не хотелось становиться мишенью для мужских приставаний, не сейчас — я слишком устала как физически, так и психически. У меня уже даже не оставалось сил стыдиться своего вульгарного вида, когда мы сели в такси и пожилой таксист тихо, думая что я не слышу, ругнулся назвав меня шлюхой черномазой.

Дома я с радостью избавилась от обуви, которую сто пудово, придумали ярко выраженные садисты, и прямо в одежде завалилась спать в бывшей комнате Алены. В комнате шлюхи. Ни сил, ни возможностей, а как я подозревала, ни желания бороться за доминирующую роль у меня не оставалось. Мы обе знали кто в доме хозяин.