Нет, что вы не говорите — есть особое наслаждение от раннего — раннего утра, когда ты, проводив взглядом машину, увозящую любимую супругу на вокзал, чтобы доставить на международную конференцию, (сборы на которую совершенно перечеркнули всю личную жизнь в предыдущие три дня) — ты, выдернув вилку телефона, валишься на опустевшее ложе, в предвкушении отоспаться за все недобранные часы.
В квартире — тишина, и глаза за-кры-ва-ют-ся…
… Шлеп, шлеп, шлеп, шлеп… — маленькие босые пятки по паркету…
Направление — от детской — к моему убежищу… Меня нет!… Я уже в стране снов, я невидим!
— Па-а-п!!!!
Ну конечно — дорогое сокровище — Юлия Владимировна — во всей красе своих шести лет, стоит у дивана и требует внимания.
И в чем дело?
— П-а-а-п… Живот болит…
Ну, здрасте! Такое заявление требует пристального рассмотрения….
Очки на нос — и сосредоточимся.
Юлька стоит у дивана с несчастным видом, майка, скрученая жгутом на груди, потемнела от испарины, трусики съехали набок, светлая прядка прилипла ко лбу.
Похоже, дело серьезно…
— А ну, залезай под одеяло, быстро…
Обычно попадание на родительское ложе мгновенно прекращало у хитрой девицы все жалобы, но сейчас дочь лежит и тихонько постанывает. Значит, пора действовать энергично.
-Где болит? — спрашивать надо серьезно, но не грозно, а то показанное место может оказаться больше всего Юлькиного тела…
И в голове — стуком — у самого в шесть лет вырезали аппендикс (до сих пор — шрам на пол-живота).
Но дочкин палец указывает не в правую половину, а прямо под пупок.
Трогаю — живот твердый, но на нажатие Юлька бурно не реагирует…
— А ты давно какала? — спрашиваю я, начиная прозревать истину.
— Не помню… давно…
— Трам-тара-рам! (это я не вслух). Вот результат последних сумашедших трех дней.
Совсем забыли о ребенке, сами на сухомятке и она тоже.
Будем принимать меры…
Сначала — снять с дочки влажное, обтереть осторожно тельце и укрыть одеялом.
Влезаю в халат и — в детскую за новым бельем.
Вот оно — в ящике комода — маечка, трусики — ну, трусики нам пока не понадобятся…
Идем назад…
Юлькина голова торчит из-под одеяла, глаза тоскливые…
— Вот, давай наденем…
Майка надета, готовимся к следующему этапу.
Чайник на кухне еще теплый, литровая керамическая кружка со смешными рожицами стоит на полке. Берем из холодильника тюбик с "Детским" кремом, и несем кружку с водой и крем на журнальный столик у дивана.
Чувствуется, что дочке плохо, ибо за моими манипуляциями она наблюдает без малейшего интереса.
Теперь самое главное…
В ванной, в стенном шкафчике — грустно прислонившись друг к другу, стоят два оранжевых баллончика — большой, пузатенький с длинным белым носом и поменьше — весь резиновый.
Большой — семейная реликвия. Когда Ольга (жена) была на последнем месяце, то однажды попросила поставить ей клизму, так-как из-за большого живота делать эту процедуру самой было трудно. Это была какая-то особая степень интимного доверия, и у него от волнения и возбуждения дрожали руки, когда он сжимал тугую резиновую грушу. Очевидно, его возбуждение передалось и Ольге, и она, вернувшись из ванной комнаты, снова легла на бок, и из-за плеча так посмотрела на него, что его стремительно бросило к ней и, неожиданно для обоих они совершили первый в их супружеской жизни анальный секс.
И пока они лежали, прижавшись друг к другу, медленно разбираясь в новых ощущениях, что-то, очевидно, ускорилось в Ольгином организме и не прошло и двух часов, как удивительно легко для первого ребенка, "с трех потуг", на свет появилась Юлька.
Юлька, которая сейчас ждет от него помощи…
Берем "младшего брата", сдергиваем с сушилки полотенце, вытаскиваем из-под раковины горшок — и — вперед…
Теперь самое главное — не испугать и так уже измучи

разом лишил Юльку невинности…
Треть содержимого баллончика уже доставлена по назначению и наконечник уже легко входит до конца между молочно-розовых половинок. Медленно продолжая сжимать пальцы, я поглаживаю верхнюю ножку, слегка придерживая дочкины коленки.
Ну вот, то, что сейчас у меня в кулаке — грушей уже не назовешь, и значит — половина дела — сделана.
Тихонько вытаскиваю наконечник из Юльки и кидаю баллончик обратно в кружку, а сам, освободившейся рукой обхватываю Юлькины ягодицы и прижимаю их друг к другу.
Дочка недовольно кряхтит и пытается, елозя ногами, вырваться.
Вот здесь не помешает немного строгого голоса…
— Потерпи…
Юлька сердито сопит, но замирает — что и требовалось.
Так, теперь не разжимая попки, подхватить под спину и перенести "на цель".
У сидящей на горшке Юльки брови сходятся в одну линию, носик морщится, словно она собирается чихнуть и…
Услыша, сквозь плеск вырвавшейся на свободу воды, стук "окаменелостей" в дно горшка, он еще раз мысленно ругнул себя за невнимание к дочке.
Выражение напряженного ожидания на Юлькином лице сменяется радостным удивлением и облегчением, оно снова розовеет, и в ее глазах, впервые за все утро, появляются знакомые искорки…
Вытираем "абрикосик" многострадальной ночной маечкой (все равно — в стирку) и решаем повторить, для надежности.
Теперь дочка уже не от слабости, а с сознанием правильного дела, ложится себя …на бок, сама подтягивает коленки к животу и даже оттопыривает задик, на котором поблескивают не стертые капельки воды, так что мне не приходится искать заветную дырочку.
Балончик снова приобрел (на короткое время) право называться грушей, и легко входит своим наконечником в Юлькину попку.
Юлька затихает и оценивает разницу ощущений первой и второй процедуры.
Вытащив опустевший балончик, на этот раз я не сжимаю дочкиных ягодиц, а просто прижимаю кончик безымянного пальца к подрагивающему отверстию и снова поглаживаю ее по спине и ножкам.
Ровный и спокойный шум второй порции воды, падающей в горшок свидетельствует о том, что проблема полность ликвидирована и что мы с дочкой — молодцы.
Вот теперь — насухо вытерев Юлькину попку и укрыв дочку одеялом я оттаскиваю "результаты наших трудов" в туалет, и вымыв руки, направляюсь в детскую за чистыми трусиками.
Взяв в руки невесомый лоскутик, он поразился, какое же теперь чувственное белье делают для таких малышек и вспомнил тускло-черный сатин и мутно-голубой трикотаж на подружках своего детства (и ведь все равно — волновало).
Вернувшись в комнату я обнаружил, что дочка, мирно сопя, уже спит, занимая собой большую часть двуспального супружеского ложа. Решив, что из-за надевания трусиков ее будить не стоит, я осторожно приподнимаю одеяло и ложусь рядом.
Юлька, почувствовав посягательство на уже захваченную территорию, повернулась на бок и забросила голую ногу на мое бедро, возвращая себе часть пространства…
Ощущая прижавшийся к его боку теплый и мягкий дочкин животик, он подумал, что утро сегодня хорошее, что у него красивая дочь, любимая жена, и что он — счастливый человек.