Первая векторная функция

Мои родители купили кооперативную квартиру в областном городе в Среднем Поволжье, и мы к следующему учебному году покинули Казахстан.

Я пошел в пятый класс. В течение первых трех лет на новом месте никаких потрясений, обычное течение жизни отличника по всем предметам. А в восьмом «класснуха» посадила меня с синеглазой отличницей Таней: ей я достался в наказание за ее болтливость с соседкой. Она была тоненькой девушкой, с аккуратненькой попочкой и длинными бедрами. На меня – ноль внимания, а я впервые влюбился. Эх, как хреново-то! К сожалению, внешностью я пошел в отца, похожего, несмотря на чудовищную эрудицию, больше на бригадира комплексной бригады в колхозе, чем на интеллигента, полиглота: нос картошкой, глаза по-свинячьи маленькие, серенькие. Правда, очень рослый. Мама – красавица с большими карими глазами, и я очень сожалел, что пошел не в нее.

И тогда я запустил свой последний козырь: заговорил с нашей немкой Стефанией Вольфовной на ее родном языке с небольшим русским акцентом. Я скрывал свободное владение языком, чтобы меня в пятом не втюхали в английскую группу. Эта немецкая курва сначала обалдела, даже затрясся ее второй жирный подбородок и не менее жирное брюхо, а потом бурно при всех обняла меня и поцеловала в щеку. Точнее измусолила. Так, она была рада услышать родной язык из чужих уст.

Всё, красавицу Таню, судя по ее восхищенным синим подфарникам, осветившим меня, наполовину я завоевал. И точно, в начале летних каникул мы успели с ней дважды сходить в кино. Потом я поехал в родное село мамы – в Мордовию. Она у меня мордовка. И с Таней не виделись до самой осени. Однако в новом учебном году вместо продолжения дружбы между нами загорелось соперничество, поводом которому стало сочинение. Тема простая: «Как я провел(ла) лето». В виде образца ее работу прочитали всему классу. Она писала волнистым слогом. То есть сочинение волновало. А мое, тоже написанное безупречно и тоже на «пять», никого не трогало. Мне стало неприятно, что девчонка в сочинениях с сомнительной логикой лучше меня.

Уже в 1990-х годах, прочитав несколько зарубежных рассказов эротического содержания, пришел к выводу, что женщины испокон веков писали психологичнее и эмоциональнее мужчин. Возьмем древнеиндийскую «Махабхарату». Хотя этот гениальный эпос приписывается легендарному поэту Вьясе, думаю, первые книги из 18-ти все-таки написала какая-та очень талантливая гиперсексуальная самка. Посудите сами, тем более, события весьма пикантны.

Царь Хастинапура Панду не имел детей – самодержец страдал олигоспермией. Тогда его старшая жена Кунти заклинаниями вызвала по очереди трех богов и родила от них трех сыновей, один из которых, Арджуна, стал главным героем «Махабхараты». Потом циничная Кунти предложила младшей царице Мадри: дескать, какого хрена ждешь от старого пердуна Панду, вызывай богов, тебе тоже впендюрят. И кайф небесный, и родишь классных детей. Мадри не стала мелочиться, а сразу вызвала небесных братьев-близнецов Ашвинов. (Диоскуров по-гречески: Кастора и Поллукса. Легче запоминаются.) Диоскуры вдули этой Мадре как следует, и она родила двойню.

Разумеется, я рассказываю с точки зрения современного человека коротко, а не поэтическими шлоками – двустишиями – оригинала, в котором ярко отразились переживания женщины, когда она принимала силовые отрезки богов в свои лохматые энергетические закрома, которые до нашей эры брить было нечем. Такое описание мужчине недоступно, как бы мы не фантазировали.

Подросли нагулянные детки царя Панду и однажды приняли участие в соревнованиях за сердце красавицы царевны Хастинапура Драупади. Из всех соперников разных стран только главный из братьев Пандавов Арджуна смог натянуть тетиву лука Кришны и поразить цель. По правилам, царевна должна принадлежать ему, но не тут-то было: по требованию его развращенной матушки Кунти, Драупади стала женой сразу всех пяти братьев Пандавов. Словом, маманя устроила сыночкам, возможно, первую групповуху в истории мировой литературы.

Такое может прийти в голову мужчине – поэту Вьясе? Нет. Мужчина, скорее всего, поступил бы наоборот, т.е. создал бы гарем самок и самочек. Но главное, как (!) написано: «волнисто» (мой термин), психологично и по-женски образно.

…Вернемся к Тане. Таня продолжала удивлять класс волнистыми сочинениями, и я постепенно смирился с существующим фактом, зато по математике, хотя она тоже постоянно получала «пятерки», я ее не чувствовал, и это было очевидно всему классу, несмотря на одинаковость оценок. В отличие от меня, она к моему математическому успеху относилась спокойно.

В девятом классе она меня возненавидела. Причиной стал школьный ВИА «Сура» – река, протекающая через наш город. Однажды во время репетиций я вошел в актовый зал и, немного послушав, насмешливо сделал ироничное заключение: «Сие – эстрада! Гы-гы-гы». Играли они действительно скверно. На мою беду на клавиши ф-но давила Таня, окончившая детскую музыкалку. Вот тогда я и показал класс: сел за пианино, и сбацал такие импровизации в ритме «твист», что у всех лабухов мозги стали набекрень, а Таня глянула на меня с восхитительной ненавистью.

Значит, не даром надо мной в детстве измывалась Роза Ароновна – моя учительница по фортепиано. Когда я хоть немного нарушал пальцовку, гоняя гармонические или мелодические гаммы, она злобно шипела: «О-о, шлимазль. Если ты любишь импровизировать, то и гаммы должен играть ловчее, чем ходить по земле». «Шлимазль» на идиш – недотепа и вообще, мудак, зато при безошибочном исполнении она приятно улыбалась усатым ртом и все на том же идиш говорила: «Аидишер коп». Буквально еврейская голова, в смысле, молодец, клевый парень. (Знающему немецкий, нетрудно перевести идиш).

…У Тани в глазах вспыхнула ненависть. А ведь я упивался клавишами

ительный поцелуй. Так вот, головы наши кружились каждый вечер. Я жил как во сне и не будь у меня хорошего интеллектуального запаса, скатился бы в школе на более низкие оценки. А Таня сдала, у нее пошли «четверочки» и даже две «тройки» по физике и химии.

Однако, как ни крутись, как сильно не люби, семантика чувств у человека находится… между ног. Вскоре нам уже не хотелось ограничиваться одними поцелуями. В подъезде в расстегнутых пальто мы сначала робко, а затем все смелее начали изучать тела друг друга. Сначала я несмело потрогал сквозь ткань платья ее небольшую, но упругую грудь гимнастки. (Она занималась гимнастикой, я – волейболом). Она не возражала. Потом сквозь шелк комбинашки погладил и помял ее место основного соблазна – зёпу: попа звучит по-детски, жопа – грубо и не эротично. А ее зёпа волнует и визуально, и, тем более, на ощупь. На выступлениях Тани по художественной гимнастике я видел ее превосходные круглые половинки, и представлял глубокую крутую трещину между ними. С глубокой трещиной я не ошибся – позже увидел воочию.

Надо ли объяснять, в каком напряжении находился мой вектор любви, который она чувствовала бедром? Рукой пощупать она так и не посмела, но и я не решился дотронуться до влажного тепла ее векторного поля.

Лед тронулся на мой день рождения – на Рождество, когда каникулы касались только учащихся. Таня обещала мне подарок у себя дома. Она жила в двухкомнатной квартирке в одноэтажном доме барачного типа с печным отоплением. Мое 17-летие решили отпраздновать у нее. С утра я принял ванну, надел новые трусы и майку, оделся, подушился одеколоном и направился в аптеку. Сильно покраснев, купил за четыре копейки «резинку». Однако провизор, молодая женщина, посмотрела на меня уважительно. И я решительно пошел совершать свою первую векторную функцию с любимой девушкой.

Танины родители были на работе, и никто не мог помешать реализации наших чувств. Только дотронулся до ее губ, мой силовой отрезок начал крепнуть. Под моими ладонями дурманяще заскользил шелк ее сорочки и трусиков. Маняще щелкнула резинка… А вот и она – в обрамлении рыжих волосиков ярко розовая с горошинкой опыления кала, лоснящаяся девственной влагой. Как перед дракой мысленно сосчитал до трех, чтобы унять в руках дрожь, и этот прием, как всегда, оказался безотказным. Подвела меня моя скромность: я никак не мог надеть на свой вектор отвратительную «резинку» – тесна и коротка. Следовало купить третий размер. Резинка порвалась. «А, хрен с ней, женюсь, в случае чего», – решил я, обнажив свой вектор.

– Да хватит разглядывать, мне же стыдно, – подтолкнула меня Таня.

– Сейчас, – прохрипел я и соединился с ее векторной точкой. Дальше – ожидаемая пружинящая преграда. Ну, в конце концов, девственность не бетонная стена и не железные ворота. Толчок, еще резче, и… полный интеграл – я мужчина. Теплые и влажные стенки ее родника любви, с приятной упругостью обхватили мой вектор. Наконец-то я это сделал, и вот творю то, что положено мужчине. Я уперся во что-то корявое, жесткое. Таня зло зашипела:

– Не так глубоко, придурок, больно.

Стук в дверь с пляшущим крючком уже не мог прервать движение жизни… Однако не прошло и двух минут, мой вектор сладко, до головной боли сладко, задергался. Я ничего не слышал и не видел. Таня уперлась мне в грудь и сквозь слезы простонала:

– Да отвали ты, наконец, не слышишь – мама ломится.

Я резко выдернул, и мельком заметил: ее сильно покрасневшая кала недовольно чмокнула. Ох уж этот насильственный дифференциал. Спешно одеваемся. Я лихорадочно запихал свои трусы в карман пиджака, потянулся к пальто, и в этот момент Таня дрожащими руками открыла дверь. Тетя Вера влетела, яростно схватила с плиты голландской печки сушившиеся валенки и начала ими обхаживать Таню, а когда заметила, что к двери подкрадываюсь я, удары направила на мою голову. Выбежал, но успел получить брошенным валенком последний удар по гузну. Ничего, почти мягко.

Домой шагал гордо: все-таки стал мужчиной, но маленький червячок в дебрях души вгрызался, как в яблоко – Таня-то осталась голодной, а это нехорошо. С годами, вспоминая свою первую векторную функцию с девушкой, я понял: во мне тогда заговорил инстинкт главы семейства, ибо семья должна быть всегда сытой во всех отношениях, в том числе и в любви.

Вскоре мы с Таней даже в подъездных, чердачных и подвальных условиях научились извлекать из нашей любви самое высшее наслаждение. Конечно же, воспользовались и практическими разработками древнеиндийского бога любви Камы. И с каждым разом с большим удовольствием убеждались, что Кама в своей профессии – большой специалист и выдумщик.

Таня окончила Литературный институт имени Горького и сейчас очень неплохой писатель. Захватывающе пишет о любви.