Паучи
Жил был на свете паук, вернее не паук, а огромная такая, лохматая и жадная паучиха. И развлекалась она тем, что ловила в сети людей. Разных людей: веселых и скучных, больших и маленьких, богатых и бедных, образованных и не очень. Красивых девушек и дряхлых стариков.
— Паучиха Паучи! — спросили ее как-то раз. Почему Паучи? Да потому как была она такой древней, что все давно забыли как ее звали на самом деле. Но все знали, как она любит поучать, и так и звали ее Паучи…
Да, о чем это я, так вот, спросили ее как-то раз:
— Паучиха — Паучи, я зачем тебе они — люди? Для чего? Это просто коллекция? Гербарий? Или ты их выпускаешь потом на свободу?
И рассказала Паучи, что это ее жизнь, а не просто хобби. Сидит она тихонечко на солнышке и ловит людишек, потрошит их, изучает, выжимает. Смакует потихоньку, а когда надоедает, то засушивает или выпускает их на свободу.
— А почему одних ты отпускаешь, а другие так мучаются?
— Что значит мучаются? Я дарю им свое внимание, а те, что мне неинтересны, я их просто выкидываю — зачем они…
Так вот, в чем дело. Она ведь не просто коллекцию себе завела, а для интереса! Да чтобы избежать ее, все очень просто оказывается, нужно просто быть — неинтересным. Но вот в чем беда. Все люди при встрече стараются понравиться и заинтересовать. Вот и попадают в сети. А там-то только она и может разглядеть — этого в коллекцию, а этого и выбросить можно (счастливчик!)
А зачем ты это делаешь?
— Как, Вы столько лет живете и не знаете?
И рассказала Паучи …
— Была я не всю свою жизнь пауком. Когда-то очень много людей назад, была я… только не смейтесь, пожалуйста, жуть как не люблю, когда надо мной смеются. Была я прекрасной девушкой. Тоненькой, как стебелек, но крепкой и уверенной, черноглазой и длинноволосой. И звали меня тогда… ах как давно это было, — сказала Паучи, потягиваясь на солнышке, и, приоткрыв один глаз, проверила свою паутину.
— Звали меня тогда звучно так: Аннита.. Да-да с двумя "н", я когда сама произносил… пардон, произносила свое имя, то мне очень нравилось растягивать эти "нн". Так, чтобы получалось не два, а три, или даже четыре "нн-нн". Послушайте, как это здорово звучит: Анн-ннита. Как ручеек журчит. Вам нравится?
И Паучи своим скрипучим голосом стала на разные лады произносить "Аннита". Было смешно смотреть, как она это делает, старая, толстая. Даже странно представить, чтобы она могла быть другой когда-то. Ну, да мир древен и разнообразен — чего здесь не бывает…
— Ох, как давно это было.. Я давно не вспоминала эти времена…. А ведь была силушка… Я всегда любила людей.
Росла Аннита в семье любимой дочкой, которая свято верила, что она лучше всех на свете! Умнее всех, красивее всех, талантливее всех. Что все, что она не начнет — у нее обязательно получится. Может это и правильно, так деток воспитывать, может нет. Но, что было — то было. Выросла Аннита красавицей — не красавицей, худовата немного, да главное-то не в этом. Самой себе она казалась красавицей, да и как по другому — ведь с детства привыкла она к восхищенным взглядам. Но тут случилась беда. Может, для кого-то это и не беда вовсе, но не для Анниты — вдруг обнаружила она, что она не самая-самая… Сколько слез и упреков услышали ее родители! Совсем отчаялась она. Да спасибо ее отцу, мудрый был человек, царство ему небесное. Растолковал он дурочке, что не важно все это, что есть кто-то лучше, а важно совсем другое.
— Ты, дочка, выросла, смотри какой красавицей стала. И сила-вера в себя саму у тебя есть! Вот что главное в том, что мы старались тебе дать! Ну не беда, поплачь. Лучше сейчас ты это узнаешь — что никакой волшебной силы мы, простые земные родители , не могли тебе дать. А воспитывали тебя так, чтобы ты в себя поверила!
Но не прошла бесследно эта рана. Очень обиделась Аннита. И с тех пор стала приглядываться. Вот встретит человека, найдет в нем нечто, чего самой не хватает — и пока не научится этому — человек вроде как в неволе. Не то, чтобы он этим не доволен, он словно околдован Аннитой. Все время рядом с ней и не замечает, что в плену. А Аннита учится — пьет это умение-знание из человека. Но… увы…
Учится Аннита, учится, вот уже одолела она и язык костра пылающего. Загорелась сама, чуть не обожглась. Заглянула в них, ой как тепло, родной, от твоего желания, и раскрывается Митенька, и все ближе ей становится.
Учится Аннита, учится, вот уже и последний язык осилила … и скучно стало. И Митюнька вдруг неинтересен стал. Не хочется его отпускать. Тепло ей от жара желаний. Но свой жар угасать стал. Свои помыслы-намерения захотелось спрятать. Вот и отпустила… молода еще была, жалко ей Митюньку стало.
Прошли годы. Расцвела красивой женщиной Аннита. Дар свой бережет. Учится всему понемножку. Любит она людей. И чем больше премудрости от них учится тем…. а вот тут-то странно как-то. Ведь любви учится, заботе? Так где ж они? Как они уживаются у нее с жадностью и скупостью? Ни с кем не захотела разделить свои знания. Боиться потратить любовь свою. И что же? Вместо богатства, знаний, только брюшко толще и толще становится. Вот уже и слово боится уронить, а только собирает и собирает, как ягоды высушивая, людей. И вот уже и не Аннита это вовсе — а стареющая паучиха, опутывающая своей паутиной, как раньше лаской и красотой.
Вот и старость не за горами, и где ж она та Аннита — умница-красавица, которою так гордился папа. А вот она — вот, что стало — эта страсть, превратила ее в старую Паучи.
Нет. Не хочу дальше так. Пусть уйдет эта Паучи. Пусть отпустит всех, кого заманила в свои сети, пусть отворит ворота рекам мудрости, накопленной годами. Пусть будет польза от опыта ее и умения. Но как же заставить ее отпустить нажитое? Что же может быть сильнее? Что может вернуть нам прежнюю Анниту? Что? Ведь время ходит только в одну сторону. Ну как ты его повернешь, как раскрыть…
И вот однажды появился на пороге Он. Он не простой был человек. Он умел смотреть глубоко-глубоко на самое дно …души. Разглядел он там, в глубинах души Паучи, нежную и красивую женщину, ту самую Анниту, которая была чиста и красива. И отважился мудрый Он, и не стал он душу ей открывать. Не стал раскрывать умение свое глядеть на самое дно души. И мучилась Аннита, так хотелось ей проникнуть в Его тайны. А пока не разгадала она человека — не могла его оставить. Все казалось — еще чуть-чуть. А он, видя не Паучи перед ним, а красу-девицу Анниту, полюбил ее. И от Любви этой Сын родился и Дочь. И поняла Аннита тогда, зачем все годы охотилась за людьми, зачем складывала все знания и умения, зачем копила опыт и любовь. Вот оно освобождение. Вот она та главная любовь, ради которой был пройден этот путь… Сын. Дочь. Сын. Дочь. Как ласкают слух слова эти. Как ясны души их, прохладным ручейком звенящие. Как мал и неопытен костер желаний их, еще не разгоревшихся. И мысли-помысли чисты как капельки росы на ладошке. И стала сбрасывать Аннита слои накопленной мудрости. А Дочь и Сын малы были. Не все поняли, не все уразумели. Ну зачем уж им вся мудрость эта чужая, они и своей богаты будут. Только вот стала Аннита все реже и реже в паутину свою заглядывать. Заботы новые поглотили ее. Сын. Дочь. Сын. Дочь. и Он… по прежнему желанный и загадочный. И забывать стала, что так хотела узнать Его секрет. А он по прежнему видел прекрасную женщину… А она ею и была…