… Собрание, посвящённое подведение итогов работы за год, закончилось, и мы гурьбой вывалились в фойе и, чтобы опередить старпёров, помчались в буфет. Но там уже была довольно внушительная очередь – ребята из технического отдела оказались сообразительнее нас и слиняли с собрания заранее.
— Пойдём покурим, — шепнула мне Наташка. Ей отказать ни в чём я не мог. Да мне и самому ужасно хотелось курить.
— Валёк! – крикнул я приятелю, уже занявшему очередь, — мы курнём с Натахой, а потом вас с Иркой заменим.
— Давай, только не очень долго.
— О’кей!
— Пойдём только на чёрный ход, — попросила Наташка, — здесь всё наше руководство, и я не хочу, чтобы они знали, что я курю.
Я пожал плечами, и подхватив меня под руку, она поволокла меня на старую лестницу. Здесь действительно никого не было, и мы удобно расположились на ступеньках.
— Покажи значок-то, — попросила, закуривая, Наташка.
Я с удовольствием протянул ей его. Это был значок «Мастер связи», только что вручённый мне, и я им очень гордился. Ещё бы, я работал в Министерстве всего неполных два года после окончания института («Без году неделя», — как, не удержавшись, подколола зам. начальника отдела, которой досталась только грамота), и уже – мастер связи. «За творческий подход в решении сложных проблем, обеспечивших своевременный пуск важнейшего объекта» было сказано в приказе. Это было тем более приятно, что уже полным ходом шла перестройка, и было ощущение, что подобные значки скоро станут раритетом.
— Подари мне его, — пробормотала Наташка, рассматривая значок.
— Зачем тебе? – удивился я.
— А в нём вон написано сколько-то серебра, а у меня есть соседка, её хахаль делает перстни из полтинников двадцатых годов. Пусть и мне сделает из него.
Мне вдруг стало жалко значка – всё-таки память.
— Не, Натах, я его подарю детям, если, конечно, они у меня будут. Пусть знают, что их отец хоть чего-то, да удостоился.
Но пока я произносил эту тираду, Наташка вдруг вскочила и со смехом («А я не отдам!») кинулась опрометью вверх по лестнице. Не сразу сообразив, что произошло, затушив сигарету, я помчался за ней. Но фора, дарованная ей мною во время моего некоторого замешательства, никак не давала возможности мне её догнать. Правда в здании нашего министерства этажей было немного, и на шестом, последнем она оказалась в ловушке. Она кинулась было к входной двери на этаж, но дверь оказалась запертой, и как раз в этом аппендиксе я её и настиг. Поняв, что деваться ей некуда, она повернулась ко мне спиной, пряча от меня предмет моей производственной гордости, и забилась в уголок. Я обхватил её рукой, чтобы нащупать похищенное ею, и нащупал… невероятно нежную и удивительно тугую грудь. Наташка была, как всегда, без лифчика, и её не очень крупная, но круглая и полная сисечка сквозь тонкий шёлк блузки была необыкновенно приятна на ощупь.
Мне уже не нужен был этот дурацкий значок. Я пылко сжал нежную грудь, нащупывая окрепший сосок и нежно теребя его пальцами. Видимо, она почувствовала ягодицами моего моментально окаменевшего «дружка», потому что как-то сразу осеклась и, вспыхнув, глухо проговорила:
— Ты нахал, Петров!
Но сказала она это совсем не сердито и хоть стала не больно, я бы даже сказал скорее шутливо колотить меня в грудь своими маленькими хорошенькими кулачками, но руку мою со своей груди не сбросила. Я в этом усмотрел положительный знак и, преодолев робость, обнял её другой рукой. Теперь в моих руках были обе её восхитительные груди. Ох, какое это было чудо! Подхваченный мощным всплеском гедонии, я совсем обнаглел. Мне уже мешал тонкий шёлк её блузки! Лихорадочно расстегнув пару пуговок на ней, я просунул свою руку ей за пазуху и… о, боже! Насколько же приятнее ощущать нежнейшее девичье тело, лишённое какой-либо скорлупы в виде ненавистных (в данной ситуации) одежд! Я почувствовал, как бурно забилось под моей рукой её сердечко.
— Ты с ума сошёл! – начала, было, она, поворачиваясь ко мне, но мне как раз это и было надо. Я тут же впился в её крупные пухлые губки горячим поцелуем, пытаясь проникнуть языком в её очаровательный ротик. Она не препятствовала, и наши языки встретились и стали изучающее ласкать друг друга. Её бил озноб.
Я вдруг понял: вот он тот самый единственный момент, которого потом больше может не быть. Сейчас или никогда! Одна моя рука, нехотя отпустив сисечку, проворно опустилась вниз и – какое счастье, что девчонки носят такие коротки юбочки! Мне почти не пришлось трудиться, чтобы отыскать предмет моих вожделений. Оказавшись между неплотно сдвинутых упругих гладких ляжек, я чуть-чуть поднял руку вверх и уткнулся в мягкое дивное тело, сочащееся влагой сквозь тонкие узкие трусики. Ножки, конечно, тут же сошлись, но было уже поздно. Я надёжно захватил самый важный плацдарм.
Тут уже она всполошилась по-настоящему и, вцепившись в бессовестную руку, попыталась её отстранить, но я успел отодвинуть в сторону влажную преграду из не в состоянии уже что-либо предотвратить тоненьких трусиков на самом лакомом местечке, и мой палец утонул в нежнейшей, обильно смоченной соком желания плоти. Наташа ахнула, тяжело задышала и хоть и не убрала свою руку с моей, но больше вовсе не мешала ей ласкать себя. Чтобы больше её очаровательная ручка не препятствовала мне в достижении моих, так внезапно засветившихся надежд, я нашёл ей другое, значительно более достойное и приятное применение: быстро расстегнув молнию на своих брюках и вытащив давно рвущийся на свободу член, вложил его в эту самую ручку. Пока она соображала, как ей себя повести в создавшейся ситуации, я, воспользовавшись моментом, стянул её, так мешавшие мне, трусики до колен.
— Ты с ума сошёл! Что ты делаешь? – испуганно и в то же время возбуждённо зашептала она мне в ухо, совсем не сопротивляясь и страстно сжимая моё напряжённое тело, находящееся у неё в руке, — нас же могут увидеть…
Что могло быть слаще этих слов? Она боялась только одного: нас могут увидеть!
— Ну, что ты, прелесть моя, кто нас тут на чёрном ходу на самом верху может увидеть? – успокаивающе бормотал я, тая от контакта моего «дружка» с её ласковой темпераментной ручкой. Млел и мой «дружок» в объятьях своей новой подружки, но задерживаться тут надолго не собирался. Открывались новые, захватывающие дух перспективы. И с некоторым сожалением всё-таки покинув так понравившуюся ему ручку, член вонзился туда, где ему теперь надлежало находиться. Скользкая, мокрая, изнывающая от нестерпимого желания вагина с радостью приняла посетителя и с жадностью проглотила его целиком до самого упора.
О, Господи, что может быть прекрасней того мгновения, когда твой вставший во весь свой рост и трепещущий от переполняющего его вожделения предназначенный самим богом для сладчайших утех член ныряет в горячую бездонную нежнейшую пещерку, тесно обнимающую его своими жаркими объятиями по всей длине, чутко реагирующую на каждый выпад своего любимца и манящего его проникнуть в неё как можно глубже. В негромких чавкающих и хлюпающих звуках при этом слышится: хочу, хочу, хочу…
Стоя заниматься любовью было не очень удобно. Полусогнутые в напряжении ноги постепенно уставали и никак не давали мне испытать максимальное удовольствие. Зато у партнёрши всё было наоборот. Полуспущенные, но не снятые трусики не позволяли её шире развести ноги, да, впрочем, ей этого и не надо было. Напротив, она ещё теснее сжала их – в этом положении мой член с большим трудом скользил в её влагалище, зато оказывал сильнейшее давление на её клитор, который у неё был, видимо, чрезвычайно чувствителен. Лучшей позы для неё было трудно придумать! Каждое движение этого пылкого твёрдого как кость неожиданного гостя, плотно трущег