Охота на куропаток. 07. Варвар в библиотеке
Очнувшись и увидев себя через зеркало в кресле парикмахера-корейца недобритым, Женя спрашивает и сколько он проспал здесь.
— Минут сорок – сорок пять, — отвечает тот.
— Почему же вы меня не разбудили?
— Старая японская школа: нельзя будить клиента, если он за-снул.
— И спящего нельзя брить?
— Нельзя.
— А деньга за время сна берёте?
— А как же, и немалые.
— Ну тогда заканчивайте свою работу.
В результате всех этих задержек в парке он появляется уже далеко после полудня. Но на условленном месте никого не оказывается. Несколько раз прошёлся взад вперёд, поспрошал кое-кого из общих знакомых. Решил подняться повыше, в ущелье, где находилось водохранилище с водозаборником. Ему приходилось от Аллы слышать, что иногда она с подружками туда забирается, чтобы там можно без помех если не купаться, так загорать, и что добраться туда лучше всего на поезде детской железной дороги. Купил билет, дождался, когда подошёл паровозик с тремя вагончиками и направился к одному из них. Обогнав его, к подножкам подбегают два малыша – мальчик и девочка лет четырёх и семи.
— Погодите, дети, — раздаётся чей-то голос позади него. – Сейчас я подойду к вам, и мы вместе поднимемся…
Женя останавливается и оглядывается на этот голос. Его обладательницей оказывается довольно рослая дама роскошных форм, с красивым лицом, обрамлённым иссиня чёрными волосами. Сравнявшись с ним, она говорит ему:
— Не будете ли так любезны, чтобы помочь им?
— Сочту за честь! – отвечает он.
Поднимает на нижнюю подножку мальчика и помогает ему взо-браться на вагонную площадку. Потом то же делает с девочкой. По-сле чего подаёт руку даме:
— Пожалуйста, и вы.
А затем вскакивает сам.
— Вы то же вздумали проехаться? – спрашивает дама.
— Да, в детстве вот не пришлось, решил сейчас наверстать…
— Ну тогда составьте нам компанию, садитесь рядом с нами… Сколько времени займёт это путешествие? Не знаете?
— Пятнадцать минут.
— Ну и прекрасно. Смотрите дети в окошко, а мы с молодым че-ловеком поболтаем.
— Буду рад. Но, к сожалению, у меня будет только половина этого времени. На верхней остановке я сойду.
— Куда-то направляетесь? На гору, наверно?
— Нет, хочу проникнуть к водохранилищу, чтобы там позагорать и покупаться.
— Позагорать и покупаться, говорите? А нас с собой не возьмёте?
— Возьму, если вы не побоитесь оказаться вместе со мною в запретной зоне.
— В запретной? Люблю нарушать всё запретное!..
— Я там ни разу не был и знаю только направление, в котором следует идти.
— Ничего… Берёте?
— Попробуем…
Идти пришлось недолго. Лесная тропинка приводит их к изгороди из колючей проволоки.
— Но как же туда пройти? – спрашивает дама.
— Где-то тут неподалёку должна быть дыра… Пройдёмте немного дальше… Ну вот, что я вам говорил?
— А мы пролезем?
— С божьей и моей помощью, думаю, что да.
Сам он и дети на его руках эту преграду преодолевают без особых трудностей, а вот их мама едва только пытается поднять и просунуть ногу в отверстие между двумя рядами проволоки, ставит её обратно:
— Боюсь, как бы не порвать юбку. Что делать?
— Да, жаль будет испортить такую шикарную вещь, — соглашается Женя. — Слишком она уж широка и длинна. А что делать? Снять её, да и только. Всё равно это придётся сделать рано или поздно…
— Почему?
— Вы же не собираетесь сидеть у кромки воды в ней?
— Я об этом не думала как-то. Но сейчас понимаю, что делать мне этого не следовало бы.
— Почему?
— Почему, да по кочану!.. Идите вперёд, оставьте меня здесь одну… Я сейчас сниму эту чёртову юбку, перелезу, надену её снова и догоню вас. Возьмите только эту сумку. Там плед найдёте.
Водохранилище оказалось совсем рядом. Правда, там уже на-ходилась какая-то компания: молодые и не очень люди, мужчины и женщины загорали у самой кромки воды.
— А где мы сядем? – спрашивает мальчик.
— Сейчас ваша мама придёт и скажет нам, где лучше присесть, — отвечает Женя. – Но мне кажется, что лучше всего вон там, где и солнышко светит и травка зеленеет и чисто. Давайте плед расстелем…
— Нет, подождём маму…
— А вот и я, — говорит та, появляясь из чащи. – О, как тут чудесно! Спасибо вам, молодой человек, что доставили нам такое удовольствие…
Выбрали место, расстелили плед и уселись на него.
— Может быть детишкам стоит раздеться, чтобы малость позагорать? — предлагает Женя.
— Даже не знаю, — отвечает дама. – Мы как-то на это не рассчи-тывали и не прихватили с собой ничего нужного… А вы можете раз-деться… Не стесняйтесь… Кстати, как вас зовут? Пора уж и познакомиться.
Женя назвался.
— А меня зовут Нинель. Мы с мужем здесь недавно. Его перевели сюда, в штаб округа с мыса Погиби. Вот уж где погибель настоящая: тундра, гнус, а вокруг ледяное море. А здесь благодать, солнышко вон как припекает…
— Так почему бы и вам не позагорать?
— В другой раз, когда… Сейчас я не готова…
— Да ладно вам стесняться!.. Неужто на вас такой безобразный бюстгальтер и такие кошмарные трусы, что вы боитесь, как бы я не ужаснулся, увидев их?
— Да нет, слава богу, с этим у меня всё в порядке… И всё же…
— Хорошо, чтобы не стеснять вас, я отойду вон за те кустики и улягусь там. А вы тут можете позволить себе что угодно…
Прихватив с собой уже снятые пиджак и брюки, Борис отходит метров на десять за ближайший кустарник, снимает там с себя ру-башку и майку, делает из всего этого некое подобие подстилки, после чего скидывает туфли, стягивает носки и, оставшись в одних спортивных то ли трусиках, то ли плавках, занимает горизонтальное положение.
— А вы подсматривать оттуда не будите? – слышит он голос
— Ну кто же вам даст такое обещание? Другое дело, что я отсюда смогу увидеть… Пока абсолютно ничего… Так что будьте спокойны… расскажите мне лучше ещё чего-нибудь о себе… Чем помимо семьи занимаетесь, например…
— У меня музыкальное образование, и с сентября я пойду на преподавательскую работу в музучилище…
— Что преподавать будете?..
Ответа он уже не слышал, ибо моментально впал в небытие.
И снился ему снова Поронайск… А ему из Южно-Сахалинска звонит шеф и просит поторопиться с возвращением из командировки, так как ему самому срочно понадобилось уехать, а в отделе никого не остаётся. Женя бежит по комбинатскому начальству, подписывает нужные акты и другие бумаги, потом отправляется купить билет на поезд. Зашёл к монтажникам и попрощался с Иваном и Славой. Заглянул и к Мурченковой. Узнав, что он уезжает уже сегодня вечером, она сказала, что приготовила кое-что из местных деликатесов и в обеденный перерыв сбегает домой и принесёт ему.
— Спасибо. Таня… Но стоит ли беспокоиться ради этого?
— Нет, нет! Я обязательно это сделаю. После работы мне будет не до этого, так что ждите меня у себя, никуда не уходите.
В конце обеденного перерыва она действительно появляется в одном из помещений технической библиотеки, отведённом ему для работы на время его командировки, запыхавшаяся и разрумянившаяся от быстрой ходьбы.
— Вот, — протягивает она ему свёрток. – Тут крабы консервиро-ванные, балык, икра, морские гребешки и прочая разность.
Одной рукой забирая этот свёрсток, Женя другой обхватывает её за талию, прижимает к себе и целует. Она делает попытку осво-бодиться от его объятия:
— Что вы, Евгений Алексеевич! А если кто войдёт сюда?
Он кладёт пакет на стол, направляется к двери и запирает её.
— Теперь никто не сможет нарушить нашего уединения, — говорит он, возвращаясь к ней и беря её за талию уже двумя руками.
Она упирается своими руками в его грудь и не даёт ему возможности снова поцеловать себя.
— Евгений Алексеевич! Ну что вы? Я не затем пришла сюда!..
Он берёт её под мышки, с некоторым напряжением (всё-таки тяжеловато!) отрывает её от пола, делает пару шагов к столу, …усаживает её на него и располагается рядом, удерживая за плечи.
— Прежде всего я хочу выразить вам признательность за внимание и заботу, которые вы всё это время проявляли к моей особе. А как выразить эту признательность, я не знаю… Вот вы мне принесли всякие вкусные вещи. А что я вам могу дать в обмен?.. Так что, нижайше прошу, примите мои поцелуи…
— Какой же вы настырный!..
Губы их сливаются, языки находят друг друга…
— Надо ли? – как-то уж очень не категорически спрашивает она, обнаружив, что он начинает расстёгивать пуговки на её кофточке.
— Что вы имеете в виду, Танечка?
— Ваши пальчики… Уж очень они бесстыжие…
— Да нет, просто любопытные…
И снова покрывает её губы поцелуем. А любопытные пальцы уже пробуют проникнуть под чашечки бюстгальтера.
— Да они не любопытные, а наглые… Иначе не скажешь.
— Наглые, это когда наголо, то есть при людях, делаются зазор-ные вещи. От людей мы закрылись. А что зазорного в том, что я хочу взглянуть на ваши перси?
— Зачем же их прячут от посторонних взоров?
— Вы их и от мужа прячете?
— Специально никто не прячет, но и не демонстрирует даже пе-ред мужем…
— Интересно, а как он предпочитает наслаждаться ими – на ощупь или наглядно, то есть глазами?
— А вам что за дело? Да и не посторонний он мне… Муж всё-таки…
— Я к сожалению, не муж вам, но и совсем посторонним с некоторых пор не считаю… Не так ли?
— И что из этого следует?
— А то, что я хоть и имел счастье держать их в своих руках, но видеть не видел, а теперь мне хотелось бы получить от вас и такую милость.
Он разворачивает её спиной к себе и запускает руки под распаханную кофточку, чтобы нащупать и расстегнуть застёжки от бюстгальтера.
— Но ведь стыдно же! – произносит она, и резко повернувшись к нему, обнимает его за шею и покрывает частыми поцелуями.
— Стыдно — это то, что видно… А ни вы, ни я пока не видим, как освободиться от этого проклятого лифчика… Никак не могу расстег-нуть его… Помогите же!..
— Ничего себе! У вас совесть есть, предлагать мне такие вещи?
— Ну тогда, раз не хотите помочь, не мешайте!
Он опять разворачивает её спиною к себе и, уже задрав на плечи полы кофточки и приспустив верхний край комбинации, пытается разъединить застёжки, соединяющие лямки бюстгальтера. Сразу это у него не получается.
— Вот ведь, казалось бы секундное дело, — сетует он, — а выходит заминка…
Повернув к нему голову, она спрашивает насмешливо:
— Неужто опыта не хватает?..
— А вы что думаете? Тут сноровка нужна… Так что простите меня, неопытного… Ну вот, наконец-то… Оказывается, одну надо было вверх подать, а другую вниз…
-А вы не знали?
Она ещё больше поворачивает к нему свою голову и прижимается щекой к его лицу. Глаза её закрыты, локти прижаты к бокам, но не так уж сильно, чтобы помешать его ладоням проникнуть под мышки, а вслед за тем и под ладони, прикрывающие груди.
— Да дайте же мне взглянуть на ваши лельки!..
— Зачем?..
— Да затем, чтобы полюбоваться ими!..
Теперь она сидит в пол оборота к нему, а он поддерживает её груди снизу, слегка колыша их.
— Ну что за прелесть!
— И чего вы там прелестного нашли?
И предпринимает некоторое усилие, чтобы освободиться от его рук.
— Нет, нет! Что вы! Позвольте мне поцеловать эти мякотишки…
Он склоняется и легко касается их губами, облизывает кожу на них и между ними, а затем берёт в рот по очереди соски…
Она молчит… Глаза её всё также закрыты, а пальцы рук судорожно перебирают волосы на голове юноши. Но ситуация меняется, едва только он, не отрывая рта от её бюста, предпринимает попытку просунуть обе руки ей под юбку – одну вдоль живота, другую вдоль поясницы. Она вскрикивает, резко отталкивает его от себя и соскакивает с крышки стола на пол…
— Только не это! – восклицает она.
— Что это? – интере
— Это по-каковски?
— По-английски.
— И что значит?
— Свет любви в ваших глазах. И скрыть его нельзя. А любовь…
Пальцы рук его неспешно и осторожно исследуют, как крепится пояс её юбки и, обнаружив, что это целых четыре маленьких крючочка (два на боках и по одному спереди и сзади) принимаются потихонечку их один за другим разъединять. А сам он в то же время без умолку продолжает говорить:
— А любовь заставляет на многое смотреть иначе, делать то, о чём и думать было страшно… Другими словами, настоящая любовь всегда безоглядна…
— На что вы меня толкаете? – горестно восклицает она.
Вместо ответа он покрывает её поцелуями, ничего не оставляя без прикосновений своих губ: ни глаз, ни мочек ушей, ни шеи, ни (опять) грудей…
— А теперь я прошу вашего позволения поцеловать ваш пупочек…
— Это ещё что за прихоть?.. До сих пор вы не нуждались, вроде бы, ни в каких моих позволениях… Что вдруг сейчас просите?
— Нижайше умоляю!..
— Почему нижайше?
— Потому что для этого надо будет стать на колени перед вами…
— На коленях?.. Передо мною?.. Не смешите меня!..
Продолжая держаться за её талию, Женя опускается на колени перед ней, вытаскивает подол сорочки из-под юбки и, забравшись под него с головой, принимается вылизывать ей пупок и его окрестности. Она время от времени вздрагивает, руки её снова покоятся у него на голове.
— Щекотно? – спрашивает он и, не прекращая своего занятия, которое после того как все крючки оказались отстёгнутыми, заключалось теперь в том, чтобы медленно, сантиметр за сантиметром стаскивать вниз юбку…
— Щекотно? – повторяет он свой вопрос.
— Не без того… А зачем вы об этом спрашиваете?
— Знание – это не просто сила, это власть. Разве не так говорят на службе у вашего супруга?..
— Почему вы так жестоки со мной? – она отталкивает его и, обнаружив, в каком положении находятся нижняя часть её одёжки, начинает, было, возвращать её на прежнее место.
Женя обхватывает её за бёдра и таким образом не даёт ей возможности вернуть юбку в исходное положение.
— О какой жестокости идёт речь?
— Зачем вы всё время напоминаете мне о муже? Чтобы порадоваться тому, в какое положение по отношению к нему вы меня уже поставили? Чтобы уколоть меня? Дать мне понять, что я виновата перед ним? Всё!.. Хватит!.. Дайте мне привести себя в порядок и уйти отсюда подобру-поздорову!..
Последние слова она произносит чуть ли не на крике. В полной растерянности, не зная что предпринять, он отпускает её и встаёт с колен. Она же начинает тащить наверх юбку, но та застревает на бёдрах… Послышалось, как кто-то по ту сторону двери толкнулся в неё… Татьяна Фёдоровна замирает, а Женя, воспользовавшись этим её замешательством, одной рукой обхватывает её за шею, а другую быстро просовывает ей под сорочку и кладёт на грудь. И шепчет на ухо:
— Пожалуйста, ни слова!.. Пусть там подумают, что здесь никого нет…
И …надолго запечатывает её рот своими губами. Она старается оторваться от них, и всё же не настолько энергично, чтобы преуспеть. Почувствовав, что та его рука, что только что охватывала её шею, опустилась и опять тащит вниз юбку, силится, было, ей воспрепятствовать, однако не преуспевает и в этом… Юбка падает на пол, а его победоносная рука проникает за резинку её трусов и устремляется к ягодицам. Добраться до них мешают резинки, к которым крепятся чулки и которые в свою очередь держатся на специальном поясе…
— К чему всё это? – в полголоса спрашивает она. – Ведь беспо-лезно всё!..
— Как бы не так! – отвечает он, уже двумя руками стаскивая трусы с её задницы.
— Вы варвар! – только и находит она, как комментировать эти его действия.
— Каков уж есть!
Но дальше тех мест выше колен, где чулки прикреплены к резинкам от пояса, тащить вниз трусы не получается.
— Всё равно ничего у вас не выйдет!..
— Посмотрим!..
Женя слегка нагибается, берёт одной рукой Татьяну Фёдоровну под колени, а другой за поясницу, отрывает от пола и во второй раз усаживает на крышку стола. Сам тут же усаживается возле неё и соединяет свои уста с её устами. Не бездействуют и его руки: пальцы одной мнут мякоть груди, а другой, проделав ряд круговых движений по волоскам венериного холма, двигаются к промежности и, нащупав там расщелину, устремляются в неё…
— Нет!.. Нет!..
На сей раз Татьяна Фёдоровна отбивается так решительно и стремительно, что ей удаётся освободится и от его поцелуев, и от рук, после чего пытается водрузить на место свои трусы, но в завязавшейся борьбе, опрокидывается на спину. Он наваливается на неё, но ей удаётся оттолкнуть его, и он оказывается на полу. Вскочив на корточки, он хватает её за ноги, как можно шире раздвигает их и приникает ртом к устью её раскрытого жерла, начинает вылизывать его края. Когда же, его язык наталкивается на вздувшуюся гашетку клитора, она вскрикивает, её ягодицы начинают дёргаться, бёдра сами собой раздвигаются, а пальцы рук судорожно вцепляются ему в затылок…
— Можно? – оторвавшись от своего занятия, вопрошает он её.
Татьяна Фёдоровна пробует отрицательно покачать головой, но силы покидают её. Видя это, Женя выпрямляется и спешит расстегнуть ремень и ширинку, приспустить брюки и плавки. Освободив из их плена свой инструмент, он начинает пристраивать его к её гениталиям, привстаёт даже на носки… Высоковато оказывается… Придётся в третий раз взбираться на крышку стола… Со спущенными штанами это будет не так уж просто… А до того надо развернуть распластанную поперёк женщину вдоль стола… Хорошо ещё, что этот последний оказался довольно длинным…
Позволив Жене делать с нею всё, что ему заблагорассудиться, Татьяна Фёдоровна теперь покорно ждёт, что будет дальше. Из-под расстёгнутой и еле держащейся на плечах кофточки выглядывают закатанная по самое горло комбинация и чашечки лифчика. Разместившись рядом, он целует её, гладит обнажённые участки тела, наконец, взбирается на неё и старается погрузить свой кипятильник в её нутро. Получается это не так, как хотелось бы – препятствуют сжатые ляжки. Она инстинктивно старается раздвинуть их и поднять коленки, но этому мешают застрявшие выше них трусы, спустить которые дальше ему так и не удалось.
— Погодите!.. Порвёте ещё чего-нибудь!..
Её руки тянутся к бёдрам и отстёгивают чулки от резинок, со-единяющих их с поясом.
— Может и штаны снимем, Танечка? — спрашивает он и, подавшись назад, привстаёт на коленях.
Она тут же поднимает коленки и стаскивает через них трусы. Дальнейшему их движению по голеням и щиколоткам помогает уже Женя.
— Не смотрите! – велит она и сжимает коленки.
— Я не такой великолепный стрелок, чтобы стрелять, не видя цели, — улыбаясь, возражает он. – Разве что вы сами, своими пальчиками введёте меня в свои владения? Идёт?
Она не отвечает, только отворачивает в сторону голову. А он, вместо того чтобы раздвинуть её ноги и занять прежнее положение, берёт её за пятки и подаёт их как можно дальше вперёд, так что её колени оказываются чуть ли не на уровне плеч. И возлегает сверху, если только этими словами можно определить занятую им позицию. После чего пальцами уже своей руки направляет свой инструмент туда, где ему положено быть, и начинает им работать… Не спеша, с толком и расстановкой, ради спортивного интереса отмечая каждый очередной десятый тычок: первый, второй, третий и т.д. Где-то после восьмого сбился и решил, что хватит…
— Вы ещё не кончили? – на всякий случай спрашивает он.
Она поворачивает к нему лицо, открывает глаза с навёртывающимися слезами, неожиданно обнимает его и шепчет:
— Обо мне не беспокойтесь… Мне и так хорошо…
И целует. Получив такой сигнал, Женя убыстряет темп и вскоре, задёргавшись, извергает в неё своё семя. Затем движения его затихают, стенки её влагалища в мокроте и слякоти уже им никак не ощущаются, да и инструмент его, судя по всему, потерял недавнюю твёрдость… Пора было думать об отступлении. Но что-то удерживало его от этого.
— Мне так хорошо там, что не охота покидать ваше уютное гнёздышко, — шепчет он ей на ухо.
— Но надо, — также шёпотом отвечает она, ещё крепче сжимая его и снова целуя.
В дверь опять кто-то дёрнулся… Они замирают, но спустя минуту Женя возобновляет свои движения взад-вперёд, правда, без заметного успеха.
— Пора! – заявляет Татьяна Фёдоровна и, упираясь своими руками в его грудь, пытается оторвать её от своей. – Вас наверно кто-нибудь ищет… Дайте мне привести себя в порядок…
Он на вытянутых руках приподнимается над нею, освобождая таким образом её от тяжести своего тела и уже навряд ли ощущаемого ею присутствия в ней его второго «я», опускает ноги на пол и помогает ей сделать тоже.
— Отвернитесь! – просит она, одной рукой прикрывая груди, а другой лобок.
— Позвольте я помогу вам застегнуть лифчик?
— Я сама… Займитесь лучше собой… И отвернитесь!..
Занявшись собой, Женя тем не менее поглядывал через плечо за тем, как она поднимает с пола и надевает трусы, натягивает и пристёгивает к резинкам чулки, затем берётся за бюстгальтер. Но хоть она и делает всё это очень споро, уже полностью одетый и обутый (даже шнурки завязал на туфлях) он снова оборачивается к ней и помогает ей водворить на место юбку.
— Спасибо, — благодарит она и лезет в сумочку за пудрой и губной помадой.
— Я отпираю дверь?
— Минутку!
Она пытается оглядеть себя в стёкла книжных шкафов, поправляет на себе кофточку и юбку, после чего направляется к выходу. Женя отпирает дверь, открывает её, чтобы пропустить даму в коридор, но, заметив, что она стоит в некоторой нерешительности, спрашивает:
— Вы ничего не забыли?
— Если кто-то чего-то забыл, то не я! – с некоторым вызовом, в котором явно сквозила досада, произносит Татьяна Фёдоровна и, огладив ещё раз на себе кофточку выходит, бросив через плечо: — Прощайте!
Он выскакивает за ней, берёт за руку и спрашивает:
— Почему «Прощайте!»? Разве мы с вами больше не увидимся?
— Так вы же сегодня уже уезжаете… Не забудьте мои сувениры!
— А в Южном? Или вы передумали?
— Где я там вас буду искать, даже если у меня будет время?
— Постойте! Я сейчас сделаю всё, чтобы облегчить вам эту задачу.
Он возвращается в комнату, поднимает с пола стопку бумаг, вынимает из неё один листок и, склонившись над столом, записывает свой рабочий телефон и домашний адрес. Возвращается и протягивает ей этот листок со словами:
— С нетерпением буду ждать!
Ответить она не успевает, потому что рядом с ними, откуда ни возьмись, появляется Рита – секретарша главного технолога. И говорит:
— А вы не представляете, Евгений Алексеевич, с каким нетерпением ждёт вас мой начальник! Где вы пропадали? Я уже в третий раз иду за вами…
— Зачем? –удивлённо спрашивает он.
— Попрощаться желает. И не только он. Стол уже накрыт в сто-ловой. Люди за ним давно сидят. А виновника торжества всё нет и нет… Идёмте …быстрее…
И схватив под руки потянула за собой.