Ночь на даче

Настя и Антон знали друг друга уже год. Познакомившись прошлой весной Настя увидела в нем объект своих желаний, а он чистую и искреннюю душу. 2 месяца они встречались, но потом Антон влюбился в другую, а Настя давно относилась к нему как к другу. Они любили друг друга, стали словно брат и сестра. Родители обоих часто собирались вместе на даче. В этот раз они отправили только детей. а сами уехали отдыхать на юг.
Приехав в уютный домик и расположившись, Настя пошла в душ, а Антон начал готовить ужин. Он великолепно готовил… После душа Настя заглянула на кухню в одном полотенце. Нет, она не пыталась соблазнять его — просто они тк уже привыкли друг к другу, что просто не стеснялись. Но именно в этот момент у Антона защемило в груди.
— Как там наш ужин? — спросила девушка.
Но парень ничего не мог ответить — перед ним стояла свежая, горячая прекрасная девушка. Мало того — он давно знал, что хочет её, просто боялся признаться себе в этом, боялся испортить с ней отношния.
— А?Что?Скоро все будет готово. — сказал он очнувшись.
Вечер прошел как обычно — Настя много шутила, Антон пытался её подыгрывать, но это у него получалось ужасно плохо. В голове крутилась только одна мысь — хочу её, прямо здесь прямо сейчас. Но после ужина Настя ушла на верх в свою комнату.
Она встала возле окна

е… Они перевернулись. . Настя сверху села на его горячий член, он руками обхватил её бедра и начал двигать их навстречу себе…
Он имел её в разных позах… Они кончили каждый по 3 раза… И теперь ему было плевать на свою девушку — Тело Насти было ему вожделеннее…
Через несколько лет они сыграли свадьбу . Никогда Антон не забудет эту Ночь на даче…

Ночь на даче

Однажды к нам на дачу поехал мой двоюродный брат Мишка. Мишке было двадцать лет, он пришел из армии, почти сразу же поступил на подготовительное отделение какого-то института, жил в общежитии и время от времени приезжал к нам в гости. В тот день мы втроём — отец, Мишка и я — долго бродили по окрестностям леса, отцу удалось подстрелить зайца, и вечером он уехал домой, а мы с Мишкой остались на даче ночевать и вернуться в город должны были первой утренней электричкой.С наступлением темноты делать стало нечего.- Давай баню протопим, — предложил Мишка.Рядом с дачным домиком стояла небольшая бревенчатая банька. Мы с Мишкой быстро развели огонь, поддали жару, и банька вскоре превратилась в настоящую парилку.Раздеваясь, я заметил, как Мишка окинул меня пристальным любопытным взглядом, но значения этому не придал. Будь я постарше или поопытней, я бы, конечно же, задумался и даже смог бы догадаться, что значил этот его как бы примеривающийся, скользящий по мне взгляд… Но тогда, в свои четырнадцать, я — при всей своей внешней браваде — был наивен, абсолютно неопытен и даже в чем-то, в каких-то вопросах, глуп.- Ну-ка, братишка, нагнись… я тебе спину потру, — сказал Мишка и, легонько взяв меня за плечо, повернул к себе задом.В его прикосновениях уже чувствовались страсть и нетерпение, но я, ничего не подозревая, доверчиво наклонился и, когда он сказал…- Ниже… ниже немного… — я, упершись ладонями в низенькую деревянную скамейку, стал перед почти раком.Этого-то ему и было нужно… Мишка несколько раз провёл мочалкой по моей спине, потом, словно бы невзначай, скользнул мочалкой между моими полураздвинувшимися половинками, снова провёл по спине… видимо, он примеривался… и вдруг, обхватив ладонями мои ягодицы, он раздвинул их в разные стороны — и в ту же секунду я почувствовал, как по образовавшейся между нами ложбинке скользнуло что-то большое и твёрдое… "Ты что?" — хотел спросить я, но не успел даже открыть рот… намыленная залупа Мишкиного члена упёрлась в мою туго сжатую дырочку, Мишка с силой дёрнул меня, прижимая к себе, залупа, раздирая очко, скользнуло вовнутрь, и я, выгибаясь, взвыл от боли. Боль была страшная, режущая — особенно в первые мгновения…Я застонал и дёрнулся, пытаясь вырваться, но Мишка, подсекая мне руки, рывком повалил меня на живот, на низкую деревянную скамейку, вдавил в меня член еще глубже и, навалившись грудью мне на спину, торопливо и горячо зашептал над самым ухом…- Ничего, Жека, ничего… потерпи, я быстро…- Брось… — прохрипел я, — брось, Мишка! Больно…Он не ответил. Чуть приподняв свой зад, он коротким, мощным толчком вогнал член в меня полностью, до самого основания, еще крепче сдавил меня в своих объятиях и, тяжело дыша, задвигал задом — стал быстро и судорожно мять распростёртое на скамейке моё голое тело… От сильной, теперь уже тупой и нестерпимой боли я почувствовал, как медленно начинает темнеть в глазах и лицо покрывается холодным потом. Казалось, огромный Мишкин член, пронизывая меня насквозь, своей горячей и твёрдой головкой доходит мне до гортани…- Больно мне, Мишка… — прошептал я из последних сил, кусая губы.Мишка не отозвался. Вывернув голову и тяжело, прерывисто сопя, он целовал меня в шею, не прекращая вбивать в меня свой твердый, как скалка, горячий член…Очнулся я оттого, что кто-то плеснул на меня холодную воду. Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Мишку.- Что это ты, братишка, такой слабенький? — он, довольно улыбаясь, похлопал ладонью мои ягодицы.Боли никакой не было, только сильно жгло в заднепроходном отверстии… Видя, что я очнулся, Мишка выпрямился, и я увидел его толстый, тяжело свисающий вниз длинный член с обнаженной тёмно-красной головкой.- Зачем ты со мной… так… — растерянно, еще не веря до конца, что это случилось, прошептал я, глядя, как завороженный, на Мишкин член.Словно откуда-то издалека, ко мне медленно приходило осознание, что… да, вот здесь… сейчас… меня только что выебали… причем, самым банальным образом — в жопу… и сделал это двоюродный брат… Мишка…- Как — так? — Мишка сел передо мной на корточки.- Так… — я запнулся, не зная, как ответить, — как… как пидарас…- Господи! слово-то какое… — Мишка весело засмеялся. — Вставай, давай домываться… — он плеснул из ковша на раскалённую докрасна стенку печки-буржуйки воду, и от печки, шипя, поднялся клуб пара. — Подумаешь, дел-то… в попку ему разок заехали… вставай!Мы с Мишкой домылись, причем, я старался не поворачиваться к Мишке задом, и молча прошли в домик. Он пытался со мной заговаривать, что-то спрашивал, но я смотрел на него так, как будто он был инопланетянином. "Он пидарас… он меня выебал… выебал меня… пидарас… выебал…" — вертелась в моей голове одна и та же мысль.Спать я постелил себе на тахте, Мишка разложил себе кресло… Он вскоре уснул… во всяком случае, стал размеренно посапывать, а я лежал и думал, кто я теперь… Ясно было одно… меня выебал в жопу мой двоюродный брат, трахнул меня, натянул, словно молоденького петушка, в очко… одним словом, отпидарасил меня… и — что дальше?.. Кто я теперь?.. И — что теперь?.. Сунув руку себе в трусы, я осторожно щупал пальцем между разведёнными ногами, трогал туго сжатую дырочку, словно там мог быть ответ на мои вопросы… А ночью я проснулся оттого, что кто-то меня тихо, осторожно лапал за член и яйца. Мысль, что Мишка опять может сделать мне больно, пришла мгновенно, я испуганно дёрнулся, и в ту же секунду до меня донёсся в темноте горячий Мишкин шепот…- Давай, Женечка… ложись на живот… не бойся, братишка… вечером ты… вроде целочки был — потому и больно было… а сейчас… хорошо пойдёт, я не буду спешить… давай… с вазелином, Жека… я медленно… аккуратно… вот увидишь… ложись…Пока я спал, он неслышно улёгся рядом со мной и теперь лежал на боку совершенно голый, тёрся о моё бедро своим напряженно вытянувшимся горячим членом, с настойчивой жадностью ласкал и лапал моё тело, ладонь его скользила по моей спине, по ягодицам, он тянулся губами к шее и, обдавая меня своим горячим дыханием, возбужденно шептал…- Жека… ну, прошу тебя… еще раз… один только раз… ну, чего ты боишься… давай, Жека! — однако сделать со мной ничего не мог… пробовать еще раз я не хотел.В бане Мишка воспользовался моей неопытностью, сделал всё быстро и неожиданно, я бы даже сказал, с необыкновенной лёгкостью для себя, но сейчас, в постели, повторить это было уже не так-то просто. Я отодвигался от него, отталкивал его от себя, убирал его руки — испуганно, молча вырывался, он не отставал, лез…- Нет… нет… — как заведённый, бормотал я, пытаясь увернуться, — лучше не проси даже… нет… я не пидарас… пусти… пусти мен

руки его поочередно скользили по моим бедрам, и… лёжа под Мишкой, я уже начал — совершенно неожиданно для себя самого, помимо воли! — от всех этих трений и ёрзаний испытывать сначала лёгкое, как бы робкое и неуверенное, потом всё более сильное, с каждой минутой возрастающее удовольствие… оно было такое же, какое испытывал я, время от времени наяривая сам себя перед сном под одеялом… как вдруг Мишка, сжав меня изо всей силы, быстро-быстро задергал задом, напрягся и, тяжело дыша, обливаясь потом, уронил лицо в подушку, — я почувствовал, как живот мой обожгло горячее и липкое…Какое-то время мы оба не шевелились… Мне было ясно, что он кончил — он лежал на мне усталый, потный, с гулко бьющимся сердцем, уткнувшись лицом в подушку… потом он сполз с меня и вытянулся рядом. Я потрогал свой живот — от Мишкиной спермы живот мой был липким, и член мой, торчащий, как штык, тоже был в Мишкиной сперме…- Сейчас… принесу полотенце, — тихо произнёс Мишка, поднимаясь.Он вернулся с полотенцем, сел на край тахты.- Давай, вытру…- Я сам! — торопливо отозвался я, вырывая у него полотенце.- Жека… чего ты дёргаешься? Хочешь, я у тебя пососу? Давай…Мне показалось, Мишка хочет наклониться…- Нет! — я дёрнулся в сторону.- Дурак ты, — усмехнулся брат в темноте. — Ладно, спим… — Мишка, поднимаясь с тахты, с трудом подавил зевок.А утром, когда зазвенел будильник, всё повторилось ещё раз — с той лишь разницей, что времени не было, нужно было успеть на электричку, и Мишка меня уже ни о чем не просил… он просто навалился на меня, вставил свой член мне между ног, под яйца, и минут через пять, после такого же, как и ночью, судорожного, сладострастного трения кончил — я, поневоле сжимая его член ногами, сдавливая его, пролежал всё это время под Мишкой, не сопротивляясь и не вырываясь… член мой опять стоял, и опять я чувствовал, как нарастает во мне то самое ощущение, какое испытывал я, наяривая свой член рукой…В электричке Мишка вёл себя так, как будто ничего не было… смеялся, шутил… я его не очень слушал — я знал, чего я хочу и что я сделаю, когда окажусь дома… На вокзале Мишка, прежде чем попрощаться, пытливо взглянул мне в глаза…- Надеюсь, у тебя хватит ума… — он на мгновение запнулся, — не болтать, что… что тебе попку проткнули. А то… при таком раскладе… я имею в виду попку… — Мишка говорил медленно, то ли подбирая слова, то ли давая мне возможность думать над тем, о чем он говорит, — для иных… — он помолчал и еще раз повторил, выделив эти два слова, — для иных ты уже не парень… ты девочка… А тебе это… надо?- Что — надо?- Чтобы… какие-нибудь уёбища… изображающие из себя… настоящих парней… вымещали на тебе… свои сраные комплексы…Я молчал. Я понял, о чем говорил Мишка. В нашем доме, в соседнем подъезде, жил Генчик — тощий прыщавый пацан, одержимый идеей уничтожения пидарасов. Иногда с горящими глазами он рассказывал нам, как в очередной раз он где-то с кем-то за кем-то гонялся. У Генчика фамилия была Зайков, и во дворе мы его называли Зайчиком.Я совсем не хотел, чтобы "нормальные парни" типа этого ублюдочного Генчика вымещали на мне свои сраные комплексы.- Мишка, а ты… пидарас? — нагло глядя в глаза брату, который был старше меня на целых шесть лет, спросил я.- Не больше, чем ты. У нас в роте… — Мишка вдруг улыбнулся, — знаешь, как говорили? Вжик-вжик — и опять мужик.- А ты… в армии, да?- И в армии, да, — Мишка смотрел на меня с какой-то снисходительной доброжелательностью, как смотрит умудрённый опытом учитель на несмышлёныша-ученика. — Если захочешь, расскажу… во второй серии, — добавил он, вновь улыбнувшись. — А хочешь… забудь. Ничего не было. Точка. А вообще… ты, Жека, классный парень… да? — он мне весело подмигнул…Я ехал с вокзала на троллейбусе — люди входили, выходили, компостировали билеты… никому до меня не было никакого дела. Я вдруг увидел себя со стороны… обычный пацан, сидящий у окна… пидарас?.. Троллейбус повернул на улицу Мира. Я сжал мышцы сфинктера… разжал… снова сжал, ожидая почувствовать что-то необычное… Мишка сказал… ничего не было… Не было, если не считать, что он трижды меня ебал… выебал меня, — мелькнула мысль. На остановке зашел какой-то пацан и, скользнув по мне равнодушным взглядом, уставился в окно…У подъезда я встретил Саню, одного из своих друзей.- Ты откуда? — он протянул мне руку.- С дачи.- Ночевал там, что ли?- Ну, — кивнул я.- Один?- С братом… двоюродным, — добавил я.- А я за продуктами, целый список здесь мать написала… Как рабыня у них, блин, Изаура… Саша туда, Саша сюда… — Саня сплюнул.Мы постояли, поговорили…Мишка сказал… ничего не было… Не было… или было?.. а что, собственно, было?- Ладно, ты позвони мне, — Саня протянул руку. — Серый обещал игру притащить…- Ладно, — сказал я.Дома никого не было. Я быстро разделся и, повернувшись в прихожей к зеркалу задом, наклонился, ладонями разведя ягодицы. Мне хотелось посмотреть на своё очко. Но смотреть было неудобно… точнее, рассмотреть что-либо было трудно, потому что чем сильнее я выворачивал назад голову, тем сильнее уходила в сторону моя голая задница. Что, собственно, я хотел увидеть, я толком не знал сам. Совершенно неожиданно мне пришло в голову другое решение. Я положил на пол зеркало и, расставив ноги, сел над ним на корточки — теперь было видно хорошо… Наклонив голову, я рассматривал своё очко — бледно-коричневый кружок в виде воронки, с точечкой посередине… ничего особенного… обычное очко… я потрогал пальцем…Потом я лёг на диван и, закрыв глаза — вспоминая, как Мишка жарко сопел мне в ухо, как терся о мой живот своим твёрдым горячим хуем, стал торопливо наяривать кулаком…

Ночь на даче

Было это в конце 2 курса. Поехали мы как-то группой после экзамена на дачу к одной нашей девушке. Поехало нас человек 8. Три бабы и пять парней. На дачу мы приехали часам к четырем. Естетсвенно, по дороге пивка выпили. Приехали, бутылочку водочки раздавили. Хорошо всем стало. Недалеко речка была, так мы сходили искупались, потом в волейбольчик поиграли. Вернулись на участок часам к семи. Развели костер. Бабы стали жратву готовить. Часов в десять все было готово. Честно говоря, мы погнали. К 11 все были уже весьма хорошие. Но у меня было одно но. Я прилетел накануне вечером. Потом пол ночи готовился к экзамену. В этот день рано встал на экзамен. Короче в 11 я пошел спать в дом. Когда я засыпал я слышал громкие вопли, бабьи визги, смех.
Проснулся я от чувства, что кто-то пытается расстегнуть мне джинсы. Я открыл глаза и увидел чей-то силует, согнувшийся надо мной.
— Ты кто? — не понимая сон это или реальность, спросил я.
— Это я. Трахни меня, — ответил силуэт. Я протянул руку и нащупал на столе зажигалку. Когда я зажег ее, то увидел Наташку.
— Включи свет, — сказал я ей. Наташа, шатаясь направилась к выключателю.
— Пожалуйста, выеби меня, — опять попросила она. Я оглядел ее при свете.
Она была пьяна в стельку. Не дождавшись от меня ответа, Наташа встала на колени около дивана, на котором я лежал, расстегнула мне джинсы, аккуратно достала мой член и стала его сосать. Я, естественно, возражать не стал, но сказал ей:
— Ты хоть разденься. Не вставая, она стянула джинсовую куртку и кинула ее на пол.
— Нет, так не пойдет, — окончательно проснувшись сказал я.
— Встань, станцуй. Эротичнее надо все делать. Наташа еле стояла на ногах, поэтому танцевать у нее получалось плохо. Но тем не менее она покачиваясь стянула футболку, открыв моему взору свою красивую грудь. Затем сняла шорты. Под ними тоже ничего не было. Из чего я сделал вывод, что Наташа раздевается сегодня не первый раз.
— Возьми меня. Я твоя. Выеби меня, — эти слова Наташа произносила все время, но только теперь я всерьез к ним отнесся. Она опять встала на колени и принялась сосать мой уже вполне окрепший член.
— Подвинь свою задницу ко мне, — эти слова у меня прозвучали грубо. Наташа развернулась. Теперь она стояла на прямых ногах, нагибаясь к моему члену. До ее пизды я мог свободно дотянуться рукой, и мне хорошо было видно, как она сосет мой член, почти полностью его заглатывая. Я всунул средний палец в ее дырку. Там было очень мокро. Тогда я всунул два, затем три, затем четыре пальца. Поняв, что Наташа ничего не имеет против, а скорее всего ей это нравится, я всунул всю руку. И тут до меня дошло, что Наташа находится в таком состоянии, что она ничего не соображает и мало что чувствует. А значит с ней можно сделать все, что я захочу. Эта мысль меня так возбудила, что я даже кончил ей в рот. Она все проглотила до последний капли. Я же хватал ее за губки, за клитор, вставлял руку и растопыривал пальцы, тянул за крохотные волосики на лобке (она брила там). Наконец я сказал:
— Вставай, иди на тераску и включи там свет. Сам я полез за презервативом.
Когда я вошел на тераску, Наташа стояла раком, оперевшись руками об стол. Не смотря на то, что я недавно кончил, мой член опять был молодцом. Я, подрачивая его, чтобы лучше стоял, натянул на него резинку и резко вошел в Наташино влагалище. Наташа чуть застонала. Я сразу взял быстрый темп, вгоняя своего друга по самые яйца. Я наклонился вперед и обеими руками схватился за ее груди. Я со всей силой сжимал их, хватал за соски, оттягивал. Я делал все это в полную силу. Наташа громко стонала. Я так разогнался, что мой член выскочил из влагалища. И тут меня посетила прекрасная мысль, которую я тут же воплотил в жизнь. Я одним толчком загнал свой, уже полностью вставший, член ей в анус. Наташа громко застонала. Я развел ее руки, которыми она опиралась о стол, в разные стороны, и она упала на грудь. Теперь она грудью терлась об стол в такт моим толчкам. Чтобы усилить это, я надовил руками ей на спину. В какой-то момент мой взгляд упал на маленькое зеркало, висящее на стене. В нем я увидел искаженное от боли и кайфа лицо Наташи, и я вспомнил, что у меня есть фотоаппарат. Я вбежал в комнату и достал из сумки фотоаппарат. Я стал фотографировать Наташу. Она так и продолжала лежать грудью на столе широко раздвинув ноги. Я несколько раз сфотографировал крупным планом ее промежность. Затем я вновь всунул свой член ей в

нее. Я повалил ее на спину и велел ей широко раздвинуть ноги. Я буквально сел на нее сверху. Левой рукой я ухватился за сосок ее груди, а правой, вытянув ее, пытался нас сфотографировать. Кончив в нее, я сел прямо ей на лицо и заставил облизать мой член. Наташа лежала на полу, широко раскинув ноги, из ее влагалища стекала сперма. Сперма же была на ее лице и волосах.
У меня оставалось последнее желание. Я схватил Наташу за волосы и потащил ее на улицу. Там я велел ей встать на колени и стал писать ей на лицо, на грудь, на живот, на промежность. Закончив эту приятную для меня процедуру, я взял ведро с водой, которое стояло рядом, и окатил ее. Затем я кинул ей какую-то тряпку, чтобы она вытерлась и велел ей идти в дом. Сам я пошел поискать чего бы выпить. Когда я вернулся в дом, то обнаружил Наташу, лежащую на полу. Она уснула прямо на веранде. Я взял ее и отнес в комнату. Сразу же, после этого убрал обе пленки себе в сумку, отнес ее вещи из своей комнаты, залпом выпил полстакана водки и лег спать.
Проснувшись утром, я долго думал правда ли это, или мне приснилось. Если это правда, то где все остальные? Тут я вспомнил про пленки. Если это правда, то в сумке должны лежать две отснятые фотопленки. Я встал и полез в сумку. Там, действительно, было две отснятые пленки. Тогда к меня встал вопрос, а что помнит сама Наташа.
Я вышел из дому. На улице было жарко. На столе и вокруг него были разбросаны стаканы, тарелки, вилки. Среди прочего там валялись крохотные ажурные трусики и такой же лифчик. Поскольку, как я помнил, на Наташе ни трусиков, ни лифчика ночью не было, я решил, что это ее. Но больше всего я не мог понять где остальной народ.
Я вошел в дом и зашел в комнату к Наташе. Она уже не спала.
— Слушай, а где все? — вместо приветствия спросил я.
— Не знаю, — ответила она.
— А ты во сколько спать легла?
— Не помню.
— …А когда ты ложилась, они были еще тут.
— Ее помню
Все это время она говорила, что ничего не помнит, в один момент мне показалось, что она что-то скрывает. Конечно, ее варианты ответов меня устраивали больше. Может и ее тоже.
Я нашел в холодильнике две бутылки пива и вышел на улицу. Через некоторое время из дому вышла Наташа. На ней были все те же шорты и футболка.
— Хочешь, — я предложил ей пиво.
— Нет. Я лучше кофе.
— А это твое? — спросил я указывая на трусики и лифчик.
— Да
— Видно тебя хорошо отЪимели, — ехидно спросил я.
— Наверное, — как-то равнодушно ответила она.
Я хотел сразу поехать домой, но Наташа умоляла ее не бросать одну. Пока она убиралась, я загорал. Но мне не терпелось скорее напечатать фотографии.
В Москве я проводил ее до дому, а сам, не заходя к себе, пошел к одному своему знакомому, который работал в Кодаке. Я пришел перед самым закрытием, и мне пришлось его поуговаривать. Он мне проявил пленки и сказал, чтобы я сам печатал. Он и раньше мне давал самому попечатать, а сам принялся что-то там считать. Мне это было еще лучше. Не надо было ему показывать фотографии. Я напечатал 70 снимков в двух экземплярах.
Затем я их отсканировал и сделал себе обои на рабочем столе дома. Признаться, я частенько рассматриваю эти фотографии. Как она сосет, как я писаю на нее, как она лижит презерватив, в который я кончил, с бутылкой в пизде и со свечкой в заду. Каждый раз, когда я их смотрю, я так возбуждаюсь, что мне приходится дрочить.