Ни слова о Патагонии (фрагмент повести).
Я с трудом сдерживался, чтобы самому не закончить тут же, не снимая штанов. Мне так хотелось увидеть, как брызнет первая струя, как будет выглядеть его лицо, будет ли он стонать… Хотелось делать это очень быстро, но я боялся причинить боль самому нежному месту моего брата. Очень мягко и медленно, всего тремя пальцами я двигал кожицу его пениса взад и вперед. Ведь это же его первый оргазм, он не должен быть быстрым и сумбурным, Илья должен все прочувствовать, все с первых неопределенных схваток до чувства необратимого разрешения и острого наслаждения самой первой струи.
По виду его члена я понял, что извержение будет в любую секунду. Илья напряженно молчал, придерживавшие майку руки чуть заметно подрагивали. Я сдвинулся немного в сторону, мне, конечно, было бы приятно, если бы он попал мне в лицо, но так было бы плохо видно. Не все сразу. У члена Ильи всегда была крупная головка, но сейчас она была просто огромная, гладкая, слегка блестящая от масла. Но я не успел полюбоваться вволю членом моего брата. Мои старания достигли, наконец, цели.
— М-мм! – совершенно по-детски застонал Илья. Я мельком взглянул в его лицо, он немного сморщил лоб и сжал губы, словно ему попалось что-то кислое…
— Я точно не описаюсь? – быстро проговорил он.
— Нет, расслабься, — ответил я ему.
Видимо потому, что это был первый раз, первичные спазмы несколько затянулись. Я продолжал двигать кожицу на члене не меняя темп. Илья застонал еще раз, теперь уже громче. Снова ложная тревога.
— Если ты не расслабишься, то не сможешь закончить, — предупредил я.
— Хорошо, — судорожно выдохнув, согласился брат.
Еще несколько секунд я работал тремя пальцами, Илья казался расслабленным, вдруг он немного выгнул спину и протяжно застонал. Но это уже был не просто стон. В самом низу его уретры сперва появилась крупная капля спермы. «Это все?» — подумал было я. Но тут же длинная белая струя вырвалась из его члена и опала на покрывало кровати. За первой – вторая, такая же длин
— Я скоро кончу! — предупредил я.
— Хорошо, только скажи, когда начнет брызгать.
И он принялся за дело. Получалось у него пока еще не очень ловко. Но оценить полностью его дебют я не смог.
— Илья! Я сейчас кончу! – закричал я.
Я лежал на спине, закинув голову назад, и видел только потолок. Ощущая движения теплых рук Ильи и ощущая знакомое всему мужскому населению чувство неотвратимости, я понял, что никогда не чувствовал себя так комфортно, как сейчас, в руках своего четырнадцатилетнего брата.
— Давай же, лейся, — прозвучал настойчиво-нежный голос Ильи.
— Илюша, я кончаю!
Я успел поднять голову, чтобы увидеть, как в нескольких сантиметрах от лица Ильи мой член выбросил первую желтоватую струю, затем сразу вторую. Потом была крошечная пауза, которую мой брат воспринял как окончание извержений и приблизил лицо. Третья струя ударила в щеку Ильи и стекла к шее (…)
Ни слова о Патагонии (фрагмент повести)
-Так что теперь ты знаешь, чего мне стоит выглядеть таким спокойным.
-Ладно, — она хлопнула меня по колену, — все это пройдет. Я в туалет…
Она поднялась с дивана и вышла из комнаты. Я слушал из коридора шлепанье ее босых ступней по полу, потом щелкнул выключатель и хлопнула дверь туалета. Тогда мне показалось странным, что все мои проблемы и волнения в одночасье решила шестнадцатилетняя девочка, просто попросившая «не париться» и не быть «бя-яя-кой» (при этом она корчила такую забавную рожицу, что не возникало ни малейшего сомнения в том, что она говорит).
Юля весь год нашего знакомства была для меня единственной отдушиной, единственным человеком, которому, во-первых, было не наплевать, а во-вторых, который искренне меня поддерживал во многих вопросах (не только о судьбе Семплияровича). Эта совсем юная девчонка интуитивно понимала какую-то сакральную умиротворяющую истину и ее уверенность согревала всех, кто был с ней рядом. К Юле я питал совершенно особое чувство, вобравшее в себя благодарность, нежную заботу и уважение, такого я еще ни к кому не испытывал. Наверное, не отдавая себе в этом отчета, я испытывал к ней сексуальное влечение давно, во всяком случае, теперь, после нашей беседы в полутемной комнате, во мне стало просыпаться желание проявить нежность к ней самым прямолинейным способом. Чем дольше я думал об этом, тем острее становилось желание физической близости с этой худенькой рыжей шестнадцатилетней девочкой.
Я поднялся с дивана и прошел по темному коридору к двери туалета. Изнутри слышалось журчание воды в сливном бачке и изредка очень тихая возня.
— Юля, — выходило, что я обращался к туалетной двери, — можно тебя спросить?
Пауза. Небольшая возня.
— А ты другого времени не мог выбрать? – послышался из-за двери голос.
— Ну, можно?
— Спрашивай.
— Я тебе нравлюсь?
Долгая пауза. Опять возня.
— А я тебе?.. – спросила она каким-то странным голосом.
— Ты меня здорово поддерживаешь и очень мне нравишься.
Пауза.
— Ты не мог бы отойти от двери? – попросила она.
Я отошел на два шага. За дверью послышался шум спускаемой из бачка воды. Через несколько секунд Юля вышла. Она пристально поглядела мне в глаза.
— Ты ведь не стал бы спрашивать, если бы не знал ответа.
— Наверное.
— Ты мне очень нравишься, — она легко прикоснулась губами к моей щеке.
Поцеловав, она погладила меня по голове и пошла в ванную. Несколько секунд я стоял неподвижно, а потом зашел следом за ней.
Ванна был
(…) Преодолев небольшое сопротивление, я ввел в нее свой член. Юля морщила лицо при каждом моем движении и резко вскрикивала, когда я делал глубокие толчки. Через несколько секунд она попыталась встать.
— Не кончай в меня… Я хочу в рот, — попросила она, освобождаясь от моих объятий.
Я поднялся во весь рост, а она встала на колени. Резкими движениями худенькой руки она довела меня до оргазма. Первая струя попала ей на лицо, но вторую она не пропустила. Поспешно открыв рот и зажмурившись, продолжая работать рукой, она получила длинную желтоватую струю прямо в нёбо, сперма потекла по ее губкам и веснушчатому подбородку (…)
(…) — Вот слушай, — Юля приподнялась на локте и, глядя мне в лицо, заговорила очень серьезно, — Подходит Семплиярович к зеркалу, смотрит на себя и спрашивает: «Мама, а почему у меня нет шеи?». Мама ему из кухни отвечает: «Потому, что обедать надо три раза, ну пять, но уж никак не семь…»
Я рассмеялся. Юля положила голову мне на грудь и сказала:
— С ним все будет хорошо.
И в ту же минуту мне стало так спокойно, словно не было ничего на земле, кроме нас: меня и рыжей шестнадцатилетней девушки (…)