Memoirs of the Elven Whore
Эм, ну вот я и дошел до такой жизни – сижу перед камином и пишу дневник. Буржуазия-с. Кому сказать из моей прошлой жизни – не поверят. Ну раз выдался случай запечатлеть мои бесславные похождения – грех ими не воспользоваться. Это я не специально тире в каждом предложении вставляю, так само получается – я ж не ученый все таки, и писать приходилось не так уж часто. Хотя в основном моя жизнь была насыщенной. Вор, бродяга и шлюха к тому же. Несмотря на то, что мужчина. А, да, еще и эльф. Интересно, что хуже с точки зрения людей – быть эльфом или шлюхой?
Раз уж я пишу дневник, то как всякий уважающий себя эльф должен бы скорбно повествовать о том, как мерзкие человеки унижают нашу великую расу. Из-за постоянных войн с людьми на религиозной и культурной почве эльфийская раса сильно ослабла – мы размножаемся меньше, чем люди, а живем всего на несколько десятков лет больше. Итого эльфов осталось всего три вида – фанатики из Ясень-града, отдельного эльфийского государства в Сарианском лесу, живущие по канонам тыщелетней давности, фанатики из отрядов сопротивления, партизанящие по всему континенту с целью геноцида человеческой расы, и мы, смирившиеся с положением вещей. А куда нам деваться? Ну с террористами из сопротивления все ясно, полудурков везде хватает. Что, я должен как они, всю жизнь в бегах, вырезать каких-то проезжающих на дороге купцов и шугаться в кусты при виде патрулей? Или жить на деревьях, отказаться от нормальной еды и петь замшелые песни в надежде приобщиться к утраченной мудрости древних, как эти из Ясень-града? Они живут прошлым, это и ежу понятно.
А настоящее наше таково – древняя эльфийская магия утеряна (читай: просрана), и с людьми нам теперь не тягаться. Надо как-то сосуществовать с ними. А из-за постоянных экзерсисов этих остроухих сопротивленцев и спесивости ясеньградовцев, люди очень недолюбливают нашу расу. Это мягко сказано. Я этих волосатых короткоухих переростков-людей не оправдываю, если что. Ну вот, национальный долг выполнен, можно приступить к собсно жизнеописанию меня.
Родился я в эльфийских кварталах (от портовых задворок отличающихся только названием и остроухостью жителей) в Хенсарии, где через несколько лет и погибли мои родители во время подавления хенсарийского восстания. Причем кто против кого восставал, я сейчас не припомню, но что досталось всем независимо от расы и пола – помню как наяву. Вон даже гномьи кварталы подчистую вынесли – и даром, что там считай все самые толстые кошельки города. Спаслись только самые хитрожопые, как всегда.
Сиротских приютов для эльфов и прочих маргиналов не существует, так что я оказался на улице. Чистил сапоги господам, бегал по мелким поручениям торговцев, помогал служанкам донести корзины с покупками. Ну и тащил, что плохо лежало. Кому из оборванцев везло, тех брали подручными в трактиры, лавки, даже в господские дома. Меня тоже брали несколько раз, но поскольку выгоняли за малейшую провинность, надолго я нигде не задержался. Когда мне было четырнадцать, ко мне подошла служанка какой-то знатной дамы, и предложила пойти с ней, если я хочу заработать пару монет. Пара монет лишними не бывают, и я с ней пошел. Работа оказывается состояла в том, что не умещающаяся в кресло изрядно подвявшая тушка знатной дамы нуждалась во внимании кого-то молодого и симпатичного. Смазливый эльфийский мальчишка ей показался самым подходящим кандидатом, и в ту ночь… нет, скорей, в те полчаса, я лишился девственности. Не могу сказать, что испытал какое-то неземное блаженство от ласк сего увядающего бутона страсти, но и противно особо не было. Скажем, бесплатно я бы за это не взялся.
Но дама видимо осталась довольна, ибо взяла меня служить в свой особняк аж целым помощником уборщика. Разумеется, служить я ей был обязан не только днем, но и ночью. И вот как-то раз, когда мадам сидела на пуфике перед зеркалом, а я сидел на коленях в аккурат между ее разведенных ног и изображал в меру скудных актерских способностей невесть какую страсть, в комнату вошел ее муж. И актерским моим способностям поверил сразу, ибо в последующие пару минут я выучил семь новых слов, которых даже в портовых задворках не слышал. Кроме самого факта измены благородного господина возмутило, что его женушка забавляется с каким-то слугой. Ну а больше всего не мог он пережить, что я эльф. Короче, драпал я оттуда через окно и с тех пор близко к тому кварталу не подходил.
А после меня еще много раз приглашали в разные кареты и съемные особняки. Особенно когда я скопил достаточно на обучение танцам и начал подрабатывать танцором в заведениях разного уровня приличности. Чаще на меня западали дамы, близкие к преклонному возрасту. Но иногда и благородные господа. После первого опыта общения с таким любвеобильным сэром, я решил брать с них плату повыше, потому что задница болела – ни в сказке сказать, ни пером описать. Хотя попадались всякие. Иным нравилось поставить эльфа на колени и оттрахать в горло, держа за уши (тоже, кстати, больно) – расисты, короче. Был один, любящий драпировать меня в какие-то шелковые простыни и ставить на пьедестал изображать древнюю статую. А он значицца в то время, когда я вживаюсь в роль мраморного писающего мальчика, или там фавна какого-то, у меня очень мастерски отсасывал. И платил гад, в зависимости от времени, что я могу продержаться, не кончая. Ох и натренировался я тогда сдерживаться – жадность есмь двигатель прогресса, на моем собственном опыте доказано.
Одного гребаного любителя изящных искусств заводило меня раскрашивать кисточкой с ног до головы (и хрен потом отмоешься, присыхали его художества намертво). Начинал с рук, потом переходил на ноги, спину, живот, грудь, а член оставлял на сладкое Когда же и мой член покрывался всякими жизнерадостными цветочками или там горошками с завитушками, он радостно спускал мне прямо на эти цветочки-горошки и размазывал кисточкой. А я потом шел мыться. Ей-богу, пока член отмоешь-ототрешь от этих малеваний, три раза кончить успевал.
В общем, всякого интересного было у меня. Не всегда за награду, конечно. Были и в моей жизни симпатичные девушки и парни, с которыми мы трахались к обоюдному удовольствию. Но в целом трах для меня не был чем-то таким, запредельно табуированным. Подумаешь, потыкает кто-то в меня своей волшебной палочкой, или я в кого потыкаю – от меня не убудет. Никаких моральных терзаний по этому поводу я не испытывал, и относился к такому сексу как к очередной подработке. Ну и ясно, что с таким мировоззрением мне рано или поздно предложили бы перейти на профессиональную основу. Так и случилось, и начал я в возрасте тридцати двух лет свою карьеру ночного мотылька в уютном заведении «Лунная дорожка». Ну вообще-то я туда устраивался танцором, и поначалу не знал, что это место, где тело не только показывают, но и сдают в кратковременную аренду.
Честно говоря, тридцать два – это для карьеры шлюхи, даже эльфийской, немало. Раньше я не задумывался над завтрашним днем, жил, как боги пошлют, но когда встретил тридесятую зиму, то вдруг понял, что симпатичная мордашка и упругая попка – дело бренное, быстро проходящее, и старый больной эльф будет никому-никому не нужен, ни мимолетным своим увлечениям, ни тем более потенциальным работодателям. Перспектива окончить свои дни попрошайкой в сточной канаве меня откровенно пугала. Но начинать учиться какому-то ремеслу в этом возрасте уже поздновато, ни один мастер такого ученика не возьмет. Да и нет у меня особых талантов к чему-то, кроме танцев. Так что когда очередная жаждущая внимания госпожа предложила замолвить за меня словечко в неплохом заведении, я, подумав, согласился. Прекрасно, впрочем, понимая, что особых успехов мне там не добиться.
Выгляжу я в свои тридцать с хвостиком неплохо. Гибкий и стройный, без лишнего жирка, но и не костлявый. Все еще гладкая кожа. Волосы все такие же льняные, без проблесков седины. И тем не менее, видно, что я не юноша. И конкурировать с молодыми красотками и красавчиками,… работающими в нашем заведении, было сложно, хотя без ложной скромности могу сказать, что танцоров лучше меня не так уж и много.
Порядки у нас были такие: все работники заведения, находящиеся на дежурстве, находились в главном зале и создавали непринужденную и уютную обстановку. Несколько танцоров находились на сцене, а остальные общались с клиентами. Кто представил себе полумрак и кучу голых сисек вперемешку с голыми письками и задницами – тот явно не бывал в заведениях надлежащего уровня. Все мы были красиво и со вкусом одеты, и с первого взгляда определить, что «Лунная дорожка» — это бордель, было сложно. Заходили клиенты, хозяйка приветствовала их первой, и приглашала насладиться нашим обществом. Клиент мог посидеть в зале, посмотреть на выступления, пообщаться с несколькими работниками, пока не выберет того или ту, что ему понравится больше всех. Тогда он приглашал ее уединиться, платил хозяйке и уходил с ней в отдельную комнату.
А меня, честно признаться, приглашали уединиться не так уж часто, хотя аплодисментами награждали постоянно, и большую часть времени вне танцев я исполнял в зале роль официанта. Честно признаться, я особо и не скорбел из-за этого. Сдержаться от рвотных позывов при виде некоторых клиентов и клиенток было сложно, я уж и не говорю о иных действиях в постели кроме лежания с крепко зажмуренными глазами и затаенным дыханием. В общем, секс со мной наверное для них был не лучше секса с собственным супругом на двадцать пятом году брака. Думаю, меня держали в борделе только из-за протекции той дамы.
Итак, прошло полтора года моей работы в «Лунной дорожке» и я все чаще опасался, что мне в любую минуту предложат валить отсюда, ибо протекция протекцией, а хозяйке борделя нужна максимальная выгода. А тем временем в стране произошли кое-какие изменения политического характера. Старый король испустил дух, на трон претендовал его сын, Эрик, и несколько лордов понятно отчего подняли мятежи. А с северо-запада, воспользовавшись сумятицей в стране, участились набеги орков. Эрику пришлось бы выбирать, гасить восстания или сдерживать орков или разделять войска, и в любом случае он бы остался в проигрыше. Пришлось бы, если бы не благородный дом Хаардад, владеющий несколькими замками как раз в северо-западной части королевства. Старый лорд решил поддержать короля, и отправил горстку людей и своего младшего сына, Айдана, на пограничный форт Зирракс, отбивать орочьи нападения.
Предполагалось, что он задержит их на какое-то время, своей жертвой дав своему старшему брату (и по совместительству наследнику майората, то бишь неделимого наследства) шанс уехать подальше, пока у короля не достанет времени защитить свои рубежи. Но пока старый лорд Хаардад помогал Эрику гасить восстание, юный Айдан Хаардад на удивление всем все держал и держал форт, отбивая все набеги, а после и сам перешел в нападение, несколько раз пересекая границу и вырезая все встреченные отряды орков. В общем, форт Зирракс устоял, а вместе с ним и майорат его брата, и трон Эрика. И конечно же на коронацию Эрика пригласили все семейство Хаардадов, где Айдана похвалил новоиспеченный король самолично, объявил героем и вручил ему превосходный щит. При дворе (а где еще обсуждать придворные слухи, как не в первоклассном борделе?) говорили, что молодой Хаардад хоть и бесспорно достойный боец, но при этом лишен любой дипломатичности и такта, вспыльчив и упрям.
И доспехов не снимает никогда, невежа. Истории о том, как Айдан при дворе кому-то в глаза высказвал свое нелестное о них мнение, а потом размазывал о пол всех, кому доставало глупости вызвать его на поединок, множились с каждым днем. Все сходились на том, что пусть даже победа над орками всецело его заслуга, титула лорда Хаардада ему не видать. На эту роль куда как более подходил его старший брат. Да и сам Айдан на предложение короля наградить его достойно, ответил, что его устраивает звание командора форта Зирракс, вечного блюстителя границ с Темноземьем. Это также устраивало и его брата, ибо раз Айдан официально отказался от всех претензий на титул лорда, он мог не опасаться за свои права и права своих детей.
К чему я это веду? А к тому, что во время празднеств в честь коронации в город приехало множество гостей, большинство из которых было не прочь поразвлечься в постели. Даже в совсем недешевой «Лунной дорожке» шлюха не успевала освободиться, как ее тут же брал новый клиент. И в один из таких вечеров к нам зашел очередной клиент, а свободным оказались только я и одна девушка, Марика.
Госпожа Харриет клиента поприветствовала, как полагается, и пригласила посмотреть выступление, подав нам с Марикой знак. Я успел заметить, что наш гость молод, крупного телосложения, в доспехах (явно провинциал из Приграничья, из горожан в доспехах в мирное время ходит только стража) и весьма хорош собой. И конечно, он выберет юную красавицу Марику, как всегда. Обычно меня устраивало, что трах со всякими потными ублюдками получали барышни, но тут вдруг взяла такая злость, что передать сложно. Это все Харриет. Не далее как позавчера мне и сказала, мол, хороший ты парень, Далиен, и танцуешь хорошо, но прибыли с тебя в два раза меньше, чем с остальных, да и клиенты жалуются, так что ничего личного, но после празднеств освобождай вакансию, тут бордель, а не зал изящных искусств. После празднеств – это, стало быть, завтра.
И вот, я иду на сцену, заранее зная, что все мои старания не будут оценены тем похотливым быдлом, что приходит за доступной дыркой. Я чувствую, что начинаю закипать. Пусть Марика девушка, пусть с кукольной мордашкой, тонкой талией и мягкими сиськами, но в танцах, равно как и в сексе, ей со мной не равняться. Я покажу им всем, что такое эльфийский танец.
Музыканты заиграли тягучую мелодию и Марика затрепыхала своими сиськами с грацией беременной осадной башни. Внешность у нее конечно потрясающая, а вот с пластичностью проблемы. И как ее только Харриет вообще на сцену выпускает? Впрочем, новоприбывший клиент все равно уделил больше внимания тому углу сцены, где извивалась она, чем тому, куда вышел я. Меня это только подхлестнуло. И я твердо решил сделать все, но заполучить внимание этого парня, пусть даже ненадолго.
С сиськами и обширной жопой у меня не сложилось, конечно, поэтому псевдоженские потряхивания прелестями не для меня, а вот акробатические трюки – свосем другое дело. Я дал музыкантам знак играть более быструю мелодию, и когда в тягучий вой флейт вступил ритмичный бой барабана, начал танец, вложив в него все свое мастерство. Мир перестал существовать для меня, мое тело слилось с ритмом музыки, растворилось в нем, мое сердце билось в такт ударам ладоней музыканта, и во время очередного акробатического момента, достойного циркача, я успевал заметить, что внимание клиента теперь приковано ко мне, а не к ней. Что послужило бальзамом на мою возревновавшую натуру, и чтоб закрепить свой успех, я постарался как можно эротичнее подчеркнуть, как выпирают твердые соски под тонкой тканью, как соблазнительно просвечивают сквозь алый шелк изгибы попки и ног. Ритм барабанов замедлился, а вместе с ним и мои движения, они стали более томными, манящими, зовущими окунуться в рай чувственного наслаждения. Наконец музыка стихла, оставив меня не шутку распаленным, а нашего гостя – не сводящим с меня взгляда. Что ж, если мне повезет, он захочет познакомиться со мной поближе. А то я в кои-то веки сам, похоже, возбудился. Даже неловко как-то, ей-богу, в мои-то годы и с моим-то опытом от собственного танца так заводиться.
Я грациозно сошел с помоста и направился к столикам немного промочить горло. Харриет наградила меня тяжелым взглядом, а что мне, все равно последние деньки дорабатываю. Подходить к клиенту и надоедать ему – моветон, прилипчивость мало кто ценит. Если клиент особо застенчивый, то к нему подходит хозяйка и на ушко спрашивает, с кем он желает уединиться. Этот парень…э-э-э…батюшки святы, да это ж никак Айдан …Хаардад собственной персоной, вон щит именной, в аккурат как слухи рассказывали, черное солнце на белом поле. В доспехе и при оружии, надо же, трепещите орки. Слухи гласили, что чуть он решит, будто его оскорбили, и незадачливого оппонента будут отскребать от пола совочком по частям. Девушки для него-то и нетути – все кроме Марики работают в поте лица…ну, не совсем лица…гм, работают, в общем. А к эльфу-мужчине, пусть даже и неплохому танцору, кто знает, как он со своими провинциальными нравами отнесется. Зря, может, я так близко подошел? Хотя смотрел он, пока я выступал, очень даже заинтересованно.
— Как милорду понравился танец? – елейно чирикает Харриет. И меня пальцем подманивает, змея подколодная, видимо тоже заметила его интерес к моей персоне и кует железо, пока горячо — не пожелает ли милорд пообщаться с Далиеном поближе?
Честно говоря, я так вдруг занервничал в тот момент, что пожалуй мог от страха поджавшейся задницей перекусить древко копья. Не знаю, чего больше боялся – или гнева его провинциальной дремучести, или отказа. Отказ бы значил, что пришо мое время попердывать на завалинке и освобождать место в жизни молодым.
— Далиен – это жемчужина нашей коллекции, он красив, опытен и искусен в дарении наслаждения! – продолжает заливать ему Харриет, — Конечно же, если он вам не по нраву, у нас есть из чего выбрать, но увы, это может занять какое-то время…
Ага, как же, жемчужина. А кто мне орал, брызгая слюнями, что я – много о себе возомнившая ледышка с дыркой, и на мое место десятки шлюх попасть мечтают?
Айдан вопросительно смотрит на меня, я провожу секретный прием «шлюха жеманничает». Состоит в том, чтоб смущенно улыбнуться (и тогда на щеках появляются милые ямочки), как будто бы нервно облизнуть кончиком языка губы, прикусить нижнюю губку, и немного испуганно посмотреть из-под пушистых ресниц. При наличии влажных васильковых глаз и привлекательных губок, а также пресловутых ямочек на щеках, на «горячих жеребцов» действует безотказно. И тут уже все остальное неважно, ибо таких хЫщников возбуждает именно беззащитность дичи.
— Заметано, — соглашается Айдан и небрежным жестом отдает Харриет деньги.
— Благодарю вас, милорд, — тихо шепчу я, стараясь вести себя как можно более женственно, — не соизволите ли проследовать за мной.
Веду его в свою комнату, с поклоном пропускаю вперед, сам захожу после него и закрываю дверь. Он стоит посреди комнаты как страж на посту, ноги на ширине плеч, правая рука на эфесе, левая согнута в локте, как будто он держит щит. А щит-то где, кстати? А вот, лежит на полу. М-да, тяжелый случай, видимо все придется делать самому.
— Мой господин, — подхожу к нему вплотную, — позволите ли мне снять с вас эти тяжелые доспехи?
Айдан переводит взгляд на меня, потом кладет руки мне на талию и наклоняется ко мне поцеловать. Эээ, поцеловать? В губы? Парень, я же не только танцую здесь, да ты хоть представляешь, ЧТО я этим ртом делал? Видимо не представляешь. Но уворачиваться нельз
Айдан с видимым сожалением отрывается от моих губ, и быстро расстегивает те ремни, до которых может дотянуться сам. Вдвоем мы справляемся на диво быстро, и вот куча железа (бригантина, наручи, налядники, латная перчатка, поножи и какие-то круглые поебени со стальными бабочками по бокам, снимал я их с коленей и локтей, и даже не представляю, как они могут называться) лежит себе спокойно на полу рядом со щитом и мечом, а мой романтичный герой-завоеватель остался в толстом стеганом поддоспешнике. Фууу! Нет, ну я конечно не думал, что мужчина, весь день ходивший в жарком халате и сорока фунтах железа, будет испускать аромат цветущих фиалок или ландышей, но это! Ооо, мой нос! Да что там нос, сейчас он сапоги снимет и у меня глаза заслезятся! Да эта стеганая одеялокуртка еще и мокрая, и явно не от воды… Хвала небесам, мокрый от пота и непередаваемо благоухающий поддоспешник и шоссы он снимает сам. Про то, что рубашка тоже мокрехонька и пахнет не лучше, даже упоминать не надо. Жалко нельзя картинно поморщиться и нос зажать. Говорят, некоторых запах пота возбуждает. Отвечу так: вы просто ЭТО не нюхали!
— Милорд, — бархатно мурлыкаю я, — позвольте мне помочь вам расслабиться в горячей ванне!
Он либо не понял, отчего я так стремлюсь отправить его в ванную, либо сделал вид, что не понял, и я влеку его в боковую комнатушку, где стоит латунная лохань с горячей водой. Проворно снимаю с него рубашку и бре, и вот гроза орков Айдан Хаардад стоит в чем мать родила, а я окатываю его водой из ковша. Он расслабляется, прикрывает глаза и позволяет мне его помыть, и заодно рассмотреть как следует. Высокий, широкоплечий, мускулистый – прямо мечта всех женщин. Светлая кожа контрастирует с темными волосами, не лишенное привлекательности лицо, обрамленное короткой бородкой, нос с горбинкой, но явно не природного происхождения – видимо последствие воинских тренировок. Говорят, его брат Роланд – писаный красавец, весь в мать. Не знаю, в кого пошел Айдан, но как для воина он очень даже привлекательный, хотя наверное на светском балу среди придворных смазливых красавчиков смотрелся бы неуместно.
Так, а чего это я до сих пор одет? Картинно оглядываю свою мокрую шелковую рубашку и, отходя от него на несколько шагов, медленно расстегиваю ее, как будто бы невзначай лаская себя пальцами. Он смотрит на меня не отрываясь, и когда рубашка падает к моим ногам, делает непроизвольное движение вперед, становясь похожим на подкрадывающегося хищника. Я продолжаю играть роль беспомощной дичи, отворачиваюсь, наклоняюсь, и эротично стягиваю обтягивающие штаны. Так он может лицезреть во всей красе мою оттопыренную попку, две упругих гладких булочки персикового цвета. На тут же которые нежно ложатся горячие ладони. Ха, я и не заметил, как он подошел так близко. Я выпрямляюсь, и он обнимает меня сзади, прижимает к себе, попкой я чувствую его стремительно затвердевающий член. Айдан нежно целует мне шею, щекоча ее своей бородкой, и от восхитительного сочетания силы и нежности в его объятиях я сам чувствую прилив возбуждения. Но мы только начали игру,… так что я выскальзываю из его объятий и снова поливаю горячей водой себя и его.
Бережно намыливаю ему шею и плечи, заодно разминаю их пальцами, чтоб расслабить мышцы, уставшие от тяжести доспеха, затем становлюсь перед ним и готовлюсь намылить его грудь и живот. Растительности на груди у него немного, зато от живота к паху ведет очень сексуальная дорожка черных курчавых волосков. Айдан, не обращая внимания на то, что я вообще-то его мою, притягивает меня к себе, целует, и вот мы оба блестим от мыльной пены, соприкасаемся скользкими телами, его вставший член упирается мне прямо в живот. Не переставая с ним целоваться, намыленной ладонью скольжу по его груди, пальцем обвожу вокруг сосков, затем веду ее вниз, к заветному боевому копью моего героя. Когда мои пальцы касаются его члена, Айдан возбужденно вздрагивает, а я скольжу намыленными пальцами по его мошонке и вверх-вниз по стволу члена, уже вздыбленного максимально. Пора переходить к делу.
Я поливаю его водой, при этом не переставая ласкать его руками, и когда вся пена с нас смыта, плавно опускаюсь перед ним на колени и одним движением языка снизу вверх слизываю со ствола капельки воды. По выражению лица моего любовника – кое можно непочтительно описать как восторженное офигение – понимаю, что такие ласки ему в новинку. Ах, мой герой, то ли еще будет! Небось в своем приграничье только всовывал в коленно-локтевой местным девкам на сеновале. А мне выпало быть твоим проводником в мир разврата.
Кончиком языка я щекочу его головку, обвожу ее по периметру, повторяю языком контур выступивших венок на его стволе, затем облизываю его яйца и беру их по одному в рот, играю с ними, доводя Айдана до точки кипения, а потом беру головку в рот и плавно насаживаюсь горлом на его член. Ух ты, прочувствовать всю длину и толщину мужского члена можно только во время глубокого минета. Насколько я тренированный, и то сложно не закашляться. Какой же чудесный леденец у него, и сосать приятно, хотя не каждый может орудие таких размеров обслужить (это я хвалю себя, ага). Ого, похоже мой юный друг быстро входит во вкус, кладет мне руки на голову и подает бедрами вперед, трахает в ротик. Спасибо хоть на том, что за уши не хватает – терпеть этого не могу. Эй, а кто это у нас уже готов брызнуть фонтанчик вотпрямщас? А трахаться со мной кто будет? Ну ладно-ладно, не могу я остановиться, когда от моего отсоса герой всея Хенсарии уже вголос стонет.
Он учащает движения, по его телу проходит сладостная дрожь и мне в рот выстреливает несколько порций теплой спермы, кою я предусмотрительно глотаю и невесомо порхаю язычком по не потерявшему еще твердости члену, слизывая остальное. Айдан гладит меня по волосам, и когда я поднимаю голову, вижу, что он смотрит на меня с почти детским восторгом. Ай да я!
— Мой господин, не хотите ли выпить? – предлагаю я, и когда он утвердительно кивает, грациозно поднимаюсь с колен и нетвердым шагом иду к столику в основной комнате. Айдан следует за мной, и, поблагодарив кивком головы, берет у меня чашу с вином. А себе я наливаю другую. Терпкое вино сразу заглушит привкус спермы. Да и за моего последнего клиента в этом заведении тоже стоит выпить. Сегодня-то последний день празднеств, значит и мой последний день работы здесь. От этой мысли все мое довольное настроение куда-то испарилось. Что же ждет меня дальше? Потрахушки с пьяной солдатней за пару медяков, а после мучительное издыхание от какой-то гнусной болезни?
— За вас, мой господин, — поднимаю я чашу с вином, но Айдан не дает ее выпить, молча обнимает меня и когда наши губы соприкасаются, поит меня вином из своего рта. О небеса, такого романтичного и нежного клиента у меня еще не было, даже определиться не могу, это еще приятно или уже приторно? Какой все же он еще неиспорченный столичной развращенностью, надо же. Говорят, ему всего двадцать один год от роду. Ни дать ни взять отважный рыцарь из сказки, в такого не грех и влюбиться, если ты прекрасная принцесса. А если ты – шлюха, то будь добр смотать сопли обратно и отрабатывать заплаченное клиентом.
Айдан вдруг ловко подхватывает меня на руки – я даже понять не успел, что происходит – и несет в сторону кровати. Ну прямо первая брачная ночь! Похоже его представления о сексе исчерпываются несколькими непристойными стишками и наверняка каким-то рыцарским романом, быть может прочитанным в подростковом возрасте в поисках сальных эпизодов. «Лорд жаждал ввести свой нефритовый жезл в ее янтарную пещеру. От страсти по ее телу пошли мурашки, она вся превратилась в огромную мурашку и сказала «ДА» — как же, как же, что-то такое я когда-то читал, и так как сей шедевр известен всем подросткам как самый откровенный в описании постельных сцен, то наверняка его и Айдан когда-то пролистывал тайком от родителей, возможно тщетно ища картинки. Хотя наверное у него и практический опыт был, хоть пару
быстрых спусков с сельскими резвушками – ну не верю я, что такой горячий жеребчик мог двадцать один год в ладошку спускать, тем более, что это не сочетается с образом героя, в конце-концов.
Айдан укладывает меня на кровать бережно, аки тарелку с горячим супом, и сам вытягивается рядом. О да, так целоваться гораздо удобнее, а то с нашей разницей в росте стоя затекает шея. Я пытаюсь взять инициативу на себя, но он ложится на меня сверху и одной рукой прижимает оба моих запястья к постели над моей головой. Ой-ой, я похоже в плену. Ну и хорошо, кто бы спорил, немного перчика нашему сладкому свиданию не повредит. А если клиент захочет, я и картинно потрепыхаться могу, даже слезу пустить, умоляя не лишать меня чести. Кстати странные в обществе представления о местонахождении оной чести – сколько я трахал, сколько меня трахали, а честь мне ни разу не встретилась, ни в попах, ни в кисках. Поэтому как ее можно во время секса потерять – для меня до сих пор загадка.
Но юный Хаардад видимо не любитель принуждения или садомазохистских спектаклей, поскольку ведет себя со мной, аки с девственной принцессой, покрывает поцелуями мне лицо, уши, шею, ключицы. Я только выгибаюсь ему навстречу, тихо постанываю (а то в полной тишине, нарушаемой лишь сосредоточенным сопением, меня всегда тянет заржать), и когда он отпускает мои руки, обнимаю его за плечи. Айдан несколько раз целует меня в грудь и обхватывает губами сосок, м-м-м, посасывает его и нежно прикусывает… О да, мой герой, ущипни мои соски, видишь, как они затвердели… Имитировать стоны возбуждения больше нет нужды – у меня стоит как часовой у дворца, и задница сладко ноет в предвкушении траха. Каюсь-каюсь, соски это мое слабое место. Рукой лезу под подушку – ароматное масло для смазки потайной дверцы спрятано в нескольких местах, в том числе и там. А то клиенты бывают такие затейники…
Вот заветный флакончик в моих руках, и так как просунуть руку под тяжелое тело Айдана – нереально (а если я вслух скажу, мол, дайте подготовить рабочее место, то мало ли, вдруг это романтику испортит), я поднимаю правую ногу, и пытаюсь дотянуться до своей теплой дырочки. Айдан замечает мои маневры и отвлекается от игр с моими торчащими твердыми сосочками, садится так, чтоб видеть мою попку, полностью открытую, так как колени я поднял к плечам. Наблюдает за тем, как два мои пальчика игриво проникают внутрь, дразнят розовую блестящую дырочку, приглашающе раздвигают вход в темные недра. Айдан неуверенно придвигается поближе, и я нежно подрачиваю его твердый член, смазываю его маслом, направляю в свою гостеприимную дырочку. То ли от неопытности, то ли от возбуждения, но он с силой вгоняет в меня свою дубинку, трахает резко и глубоко, так что я неподдельно вскрикиваю при каждом толчке.
Я обнимаю его за плечи, глажу ладонью по щеке, и когда он замедляется, шепчу ему, что он может оттрахать меня на весу, если хочет. Я давно хотел так попробовать, но все никак не попадались симпатичные и достаточно сильные парни, так что грех такой возможностью не воспользоваться. Айдан медленно …встает и прислоняет меня спиной к стене, продолжая поддерживать ладонями под булки. Я могу только беспомощно цепляться за него и стонать, пока мускулистые руки покачивают меня вверх-вниз, насаживают на горячий живой кол.
Наконец Айдан садится на кровать, и я своим весом вынуждаю его лечь на спину. Вот и время поразмять конечности, дамы и господа, выступает Далиен с номером «Скачки на члене»! Упираюсь ладонями ему в грудь и объезжаю его бойца, трахаю его своей попкой, активно наподдаю бедрами, пока он не выдерживает и не начинает сам насаживать меня на свой член, явно приближаясь к финишу. Ммм, разрываюсь между желаниями дать ему трахнуть меня сзади и посмотреть на его лицо, когда он кончит в мою сочную попку… Ну судя по силе этой хватки на моей талии, даже если б я и решил переместиться на четвереньки, вряд ли это бы у меня получилось. Айдан ускоряется, натягивает мою разгоряченную дырочку на свою дубинку все резче, нечленораздельно рычит, его тело несколько раз крупно содрогается, и стальная хватка ослабевает. Могу гордиться собой, меня отымел сам победитель орков, ныне расслаблено лежащий с закрытыми глазами. А у меня до сих пор стоит, между прочим, и свежеоттраханная попка только подогревает желание кончить. Надо бы как-то уединиться и отлюбить свой правый кулак, что ли?
— А ты не…? – мой юный покоритель явно не может подобрать подходящее слово вместо «кончить».
— Не стоит обо мне беспокоиться, мой господин, — сразу заверяю его я. Просто дай мне пару минут в одиночестве, парень, и я быстро догонюсь. При клиентах я обычно не кончаю – очень многие терпеть не могут, если шлюха вдруг запачкает их драгоценнейшие тушки своей спермой. А некоторые вообще считают, что шлюхе под клиентом кончать не положено, и единственный член, имеющий право выстрелить во время секса – их собственный. Да и будем откровенны – редко кому из них удается завести меня настолько, чтоб я приблизился к оргазму. Ну не возбуждают меня потные ладошки и не самые чистоплотные органы. Такой клиент как Айдан – это вообще мечта, и встречается не чаще алмазов в полфунта весом.
— Я же вижу, что ты хочешь этого, – непререкаемо заявляет он. – Как ты любишь больше всего?
Что я, дурак отказываться?
— На боку и медленно, — отвечаю, ибо действительно больше всего люблю именно так.
Айдан вместо ответа укладывает меня на бок спиной к себе, я оттопыриваю задницу и приподнимаю ногу, чтоб облегчить ему доступ, и тут же в меня входит его член (и когда успел снова встать? или он не падал?), а его рука придерживает мою ногу под коленом. Вторую руку он пропускает подо мной и ласкает мне сосок. Я нахожу губами его губы, пощипываю себе второй сосок и надрачиваю член. Ммм, какое блаженство, быть атакованным на всех чувствительных фронтах. Замедляюсь, чтобы продлить это чудесное ощущение, но Айдан неумолимо продолжает подводить меня к финишу – и я не выдерживаю, с громким стоном выплескиваюсь себе на живот. Хорошо-то как…
Некоторое время мы просто лежим так, думать не хочется ни о чем, и я ненадолго забываю, что обслуживаю клиента. Чувствую себя просто желанным, наслаждаюсь теплым телом рядом со мной и крепкими объятиями моего любовника. Хочется положить голову ему на плечо – но это будет уже слишком.
— Далиен, — тихо произносит он.
— Да, мой господин? – тут же отзываюсь, польщенный, что он запомнил мое имя.
— Не надо называть меня на вы. После того, что между нами было, это звучит глупо. Зови меня просто Айдан, а лучше Айк.
— Как скажете, мой гос…как скажешь, Айк, — поправляюсь я. После секса «вы» звучит глупо, да? Ну большая часть тех, с кем я трахался, поспорили бы с этим утверждением. Однако ж не затем он со мной заговорил, чтоб я его один раз назвал по имени, а?
— Далиен, я хочу как-то отблагодарить тебя за этот вечер. Чего ты хочешь?
Ыыы, вот такого я не ожидал. Чего хочу? А желания у меня в таком возрасте вполне приземленные – тихая спокойная жизнь, дом, чтоб о завтрашнем дне не беспокоиться. Может, я бы и о семье подумал. Но это ведь не то вознаграждение, которое можно просить за платный перетрах? А какое можно тогда? Чаевые? Ну пусть он мне даст пару лишних монет, или там пару десятков – они быстро закончатся, зато напомнит нам обоим, что я всего лишь платная подстилка, и очарование нашего краткого свидания безнадежно исчезнет. Просить пристроить меня в какое-то поместье? Так Айдан не здешний, и не сказать, чтоб в столице знать его сильно любила. Кто же гарантирует, что какой-нибудь обиженный дворянчик не решит свести счеты со мной, как протеже Айдана, если с ним самим справиться кишка тонка. Нет, мой заботливый рыцарь, похоже, ваш благородный порыв останется безответным.
— Я и так благодарен вам за этот вечер, милорд, и воспоминания о нем сохраню в сердце, — отвечаю я, когда молчание неприлично затягивается.
— Я же просил не обращаться ко мне так, — упрекает он меня, явно раздосадованный моим ответом.
Ну вот и все, Айк раздражен моей официальной учтивостью, я снова распустил нюни от вопроса «ахштомнеделать и кагбыть?», и то неосязаемое волшебство, превратившее наш секс в занятие любовью, похоже, исчезло. Он молча встает и одевается. Надеюсь, его вещи успели хоть чуть-чуть подсохнуть, а то надевать влажную холодную куртку бр-р-рр… Так же молча встаю, не поднимая глаз подаю ему части доспехов, застегиваю ремни. Из растраханной задницы вытекает несколько капель спермы, стекает по внутренней части ляжек. Не самое приятное ощущение, надо сказать, и не самое романтичное зрелище. Ну вот и все, сэр Хаардад одет, одоспешен и готов сдерживать натиск орочьих племен. Сказка кончилась, Далиен, и как водится в реальной жизни, принцесса осталась принцессой, жаба – жабой, а их поцелуй – зоофилией.
Айдан резко встает на одно колено, в лучших куртуазных традициях целует мне руку, так же резко встает, и не оборачиваясь уходит. Молча. А я стою, голый, растрепанный, перемазанный спермой и охуевающий от сюрреализма ситуации.
Memoirs of the elven whore
Я медленно перевернулся на спину и с наслаждением потянулся, аж спина захрустела. Ах, эти чудные утренние мгновения, когда можно одному вдоволь понежиться в постели. Бытует конечно мнение, что романтичнее всего спать в обнимку с любовником, но я так скажу агитаторам совместного сна: это вы просто не пробовали спать с Айком. Поди понежься в постельке, когда твою бренную тушку сжимают с силой тисков, аки сборщик налогов – свой мешок. Этот стон у нас песней зовется, ага, а эта удушающая хватка – нежными обнимашками.
А попробуешь отползти от него – и сверху неумолимо навалится вся двухсотфунтовая гора мышц, ни вздохнуть, пардон, ни…пошевелиться. Можно только бессильно трепыхать кончиками пальцев в тщетных попытках выкарабкаться, и чувствуешь себя тогда аки таракан, попавший под пресс-папье. Еще можно поступать хитро – засыпая, класть голову Айку на руку. Тогда рука у него быстро затекает, и он ее убирает, освобождая немного личного пространства. Но рано или поздно он начнет придвигаться с неумолимостью горного оползня, и поскольку я сплю между ним и стеной, тогда ночь обычно заканчивается в позе все того же таракана под пресс-папье, но уже расплющенного по стене. Поэтому я так радуюсь, когда на рассвете чувствую твердый член своего любовника около ягодиц – это значит, что Айк сейчас по-быстренькому удовлетворится и отправится по своим делам, давая мне нормально отоспаться.
Вообще я никогда не любил утренние потрахушки – утром я сонный и расслабленный, и не могу как следует ответить на ласки. Однако Айк от меня по утрам особой активности и не требует, а просто без лишних слов (и откуда за пару дней такая сноровка?!) смазывает свое орудие ароматическим маслом (у меня в борделе флакон медленнее уходил, чем с Айком), пристраивается ко мне и трахает мерными, укачивающими движениями. Поначалу я пытался как-то подмахивать, а сейчас даже глаза не всегда открываю. Как говориться: «Ужин на столе, будешь трахать – не буди». Думаю, не за горами тот день, когда эта старая шутка станет моей реальностью.
Вот и сегодня, когда мы оба лежали на боку, Айк приподнял мою ногу и вторгся в мою расслабленную попку сначала намасленными пальцами, а потом своей твердой дубинкой. Я сквозь сон сжал ягодицы, чтобы ему было приятнее, а он пропустил руку под моим телом и крепко прижал меня к себе, вбивая в меня свой кол, впиваясь горячими губами мне в шею, царапая нежную кожу щетиной. Тяжелое дыхание у моего затылка ставало все более прерывистым, и внезапно он перевернул меня на живот, а сам лег сверху, не переставая трахать мою бедную дырочку. В борделе мы эту позицию называли… нет, не «таракан под пресс-папье», а «ложка в ложку». Дышать в такой позе не слишком комфортно, и я попытался как-то устроиться поудобнее, но видимо Айк принял мои шевеления за попытку бегства, потому что жестко схватил меня за запястья и прижал их одной рукой к кровати у меня над головой. Я мог только изгибаться, бесстыдно выпячивая задницу, чтоб ему было удобнее в меня входить, а до предела возбужденный Айк чувствительно покусывал мне шею и плечи, заставляя меня вскрикивать в такт укусам.
Движения его члена становились все резче, и вдруг он приподнялся надо мной и потянул мои руки назад, грубо вынудив меня встать на колени, уткнувшись головой в постель. Айк буквально натягивал мою многострадальную тушку на свой горячий стержень, а я безвольной куклой подчинялся его требовательным ускоряющимся толчкам. Когда Айк влил в меня порцию своей спермы, то уложил мое обмякшее тело обратно на постель и сам лег рядом, не переставая меня обнимать. Признаюсь, этот раз был достаточно жестким, и хотя я жаловался было на чрезмерную нежность Айка, его неожиданная резкость болезненно отозвалась в выкрученных руках, покусанной шее и растраханной заднице. Я бросил взгляд на свои запястья – там отчетливо синели следы его пальцев. Чего-то я стал слишком капризным – нежность и романтика меня не устраивает, жесткий секс вот тоже раскритиковал. Быстро бордельную жизнь забыл, видимо.
Айк видимо тоже заметил следы от своих пальцев у меня на запястьях, и неподдельно расстроился:
— Прости, Далиен, я совсем силу не соизмеряю. Я не хотел тебе больно делать, правда.
— Ничего страшного, меня бывало и больнее имели, — ляпнул я, не подумавши. Ой зря ляпнул, потому что Айк аж напрягся весь, и глаза потемнели от гнева. Знал ведь, что Айк ревнивее престарелого законного мужа какой-нибудь ветреной молодушки, и сболтнул такое, надо же. Нет, ну понятно, что я в борделе работая не разведением ландышей занимался, и ему это известно, но говорить о сексе с другими в постели с ним… Вообще от сладкой жизни мозги усохли. Я не на шутку струхнул, честно говоря, потому как об Айковом крутом нраве слава ходила громкая, и тех, кто умудрился выжить после того, как разозлил его, можно было сосчитать по пальцам одной руки. В горле как-то сразу пересохло. До двери добежать у меня шансов нет – я просто не успею вырваться из его хватки. Придется отгребать люлей сполна, будет мне наукой.
— Кто? – угрожающе протянул он.
Я промолчал. Ясно, что он имеет ввиду, но что я могу ответить? «Да десятка два-три клиентов-извращенцев, и еще городские стражники разок, когда поймали меня на мелкой краже, и еще как-то я попался празднующим победу наёмникам, а еще были пьяные матросы, и как-то пару раз мне нечем было расплатиться с лекарями и кабатчиками….но мы тогда с тобой еще не были знакомы, так что причин ревновать у тебя нет». Пожалуй, такой ответ может создать некоторую неловкость.
Айк видимо тоже понял, что на самом деле он не хочет услышать мой честный ответ, и через некоторое время нарушил затянувшуюся паузу.
— Далиен, — непривычно тихо сказал он, — меня злит сама мысль о том, что тебя какие-то ублюдки мучили.
Ага, как же, я почти поверил, что ты именно из-за этого благородного повода так взбеленился. Ты ревнуешь просто, как ребенок, который не может пережить, что с его любимой игрушкой играл кто-то еще. Вслух я тебе этого не скажу, разумеется. Уф, ну кажись пронесло, и моя гроза орков вернулась к своему обычному рыцарско-романтичному настрою. Я тянусь к его губам, и мы снова сливаемся в нежном поцелуе, на радость всем почитателям дамских любовных романов. Вообще пугает меня эта его романтичность по отношению ко мне. Будь я его юной благородной невестой, то еще понял бы такое восторженно-куртуазное поведение, а так… так я себя комедиантом каким-то чувствую. Никогда не любил излишней пафосности.
— Далиен, — вырвал меня из задумчивости голос моего юного господина и повелителя, — я давно хотел тебя спросить вот о чем: можно тебя еще как-то кроме полного имени называть. А то слишком официально получается.
Ну, меня бывало по-разному называли, чаще всего «эй ты остроухий» или «эй шлюха», конечно же. Не то чтоб я такого обращения от Айка жаждал, правда, при всем моем неприятии пафоса. Ну вот такой я непоследовательный.
— Родители звали меня Дани, — решил я ответить Айку чистую правду. Кроме них меня никто больше так не называл. Даже те, с кем я делил постель на неторговой основе, особо моим внутренним миром не интересовались. Или правильнее будет сказать духовным миром не интересовались, потому как внутренний бывал ими исследован ого-го как, особенно в районах, так сказать, входа и выхода пищи.
— Дани, — Айк как-будто пробовал это слово на вкус, — красивое имя. Очень тебе подходит.
Хм, уж не комплимент ли это был? Смотри Айк, еще пара куртуазностей, и я, как и подобает объекту любви настоящего рыцаря, откажу тебе в сексе до свадьбы. Ха, вот хохма-то была бы, небось благородные папенька и маменька пожизненную икоту схлопотали от такого известия.
Айк быстро обтерся влажным полотенцем и приступил к процедуре одевания. Я хотел было надеть на него шелковую рубаху, в честь приезда какой-то его родственницы (вчера об этом вскользь упомянул лорд Хаардад за ужином, как всегда притворяясь,… будто меня не существует, а еда с моей таре
— Да, дурацкий закон, — пробубнил Айк, — итак не всех дрищей война забрала, дак еще и оружие запрещают.
— Кого война не забрала, прости? – не расслышал я.
— Дрищей. Которые секирой помахать не могут нормально, а про доспехи надеть я уж и вовсе молчу.
Ага, то есть всякий, не таскающий на себе железок в половину своего веса, по айковскому мировоззрению является дрищом. Стоп, так это ж…
— Так это ж и я тогда получается дрищ, — не сумел сдержать я обиженный возглас. Ну еще бы, я-то себя считаю весьма привлекательным.
— Ну…- оглядел меня Айк с головы до ног, — зато ты очень красивый дрищ.
Нет слов у меня на такую прямолинейность. Тоже мне, расист хренов.
Когда Айк ушел, так и не заметив моей справедливой обиды, я еще некоторое время повалялся и решил вставать. Мой взгляд зацепился за массивную картину, висящую у изголовья кровати. На ней была изображена восточная ярмарка, пестреющая сотней разных красок, но было там и нечто, заставившее меня подозрительно нахмуриться. Изображение смуглой черноволосой красавицы, беззаботно улыбающейся надутому торговцу. На солнце краска на ее черных кудрях немного отблескивала, но один маленький кружок не блестел. Я подошел ближе. Так и есть, этот кружок – не часть полотна, он вырезан и аккуратно прикреплен с обратной стороны. Я попробовал отодвинуть тяжелую раму картины, но та была приколочена к стене на совесть. Пальцем я надавил на этот кружок, и он подался назад, не встретив сопротивления стены. Ага, значит это глазок для подглядывания, как интересно. Говорят, некоторых возбуждает, если за ними подглядывают, когда они трахаются. Говорят, некоторых возбуждает подглядывать, как другие трахаются. Говорят, через такой глазок можно запустить в спальню ядовитую змею или дунуть сильным ядом из трубочки прямо на лежащего на кровати. Ай-ай-ай, ну и кто же это у нас такой любопытный?
Я вышел из комнаты и медленно прошел по коридору, ища, где может проход в альков для подглядывания. По всем прикидкам подходила неприметная дверца в комнатёнку, где слуги хранят метлы и швабры. Я оглянулся, проверяя, нет ли кого-то в коридоре, и скользнул туда. Так и есть, на стене, где должен быть глазок, висит какая-то пыльная (ну да, зачем слугам убирать там, где хозяева не видят?) картина. Я подошел ближе. А на запыленной раме виднелись свежие, не успевшие припылиться следы чьих-то пальцев. Я аккуратно положил свои пальцы на эти следы и легко отодвинул картинку. Вот и дырка в стене, и обратная стороная той картины в нашей спальне. Отодвинул кружок полотна – и хорошо просматривается наша с Айком постель. Так-так, ну и какой маленький извращенец тут подсматривает за межрасовым однополым трахом? Нет, мне не жалко. А вот Айк вряд ли будет рад таким свидетелям. Хм, как бы узнать, чьи любопытные глазки изучали все подробности наших забав.
Я задвинул раму на место и наклонился, ища хоть какую-нибудь подсказку. Под картиной было темно, несмотря на приоткрытую дверь в коридор, так что пришлось искать на ощупь. Я нащупал на полу под картиной несколько валяющихся маленьких непонятных вещей и вышел в коридор, осматривать добычу. Фу, засохшая мышиная какашка, и стоило ради этого раком ползать по пыльной комнате? Только одежду зря запачкал. Так, а это что? Это старое перо для письма. Тоже мало о чем говорит. Может подглядывающему было лень дрочить и он себя пером щекотал. Кстати неплохой приём – я пробовал, особенно если щекотать чувствительный ободок головки члена…но кисточкой это приятней. Пучок из трех сушеных ромашек. Говорят, хорошо заваривать и пить от поноса. А от чрезмерного любопытства? Пузырек из под нюхательной соли. Тоже старый на вид – наверное когда-то в спальне были такие оргии, что подглядывающие только и успевали от переизбытка чувств в обморок хлопаться, а слуги им раз – и соль под нос для быстрейшего прихождения в чувства. А то жалко же – оргия идет, а зрители в обмороке, считай, народ зазря пыхтит друг на друге. Обрывок бельевой веревки. М-да, может кого-то из подглядывающих пытали: «Расскажи секрет, а то привяжем здесь и заставим смотреть, как на конюхе скачет твоя жена в триста фунтов веса! Рассказывай, или тебе конюха не жалко?» И шпилька. Вполне новая на вид женская шпилька для волос, украшенная жемчужинкой. Хм, интересно, часто служанки носят шпильки с жемчугами?
Я пошел переодеваться, захватив с собой оную шпильку, хозяйка которой, судя по всему выходило, совсем недавно подсматривала за нами с Айком. Ой-ёй, знал бы, так хоть причесывался перед сексом и позировал для зрительницы. Нет, ну кроме шуток, нехорошо подглядывать за чужим счастьем.
Ответ пришел с неожиданной стороны. За ужином, проходившем в гробовом молчании, поскольку меня лорд и леди подчеркнуто игнорировали, не снисходя даже до убирания презрительной гримасы с лиц, я заметил близняшек найденной мной шпильки. Больше десятка их украшало модную прическу матери Айка, леди Хаардад.
На сей неожиданной ноте любой драматург закончил бы свою пьесу, в лучших канонах жанра. Однако жизнь от пьесы тем и отлична, что все моменты, хоть хорошие, хоть неприятные, приходится переживать сполна, и отлучиться в сортир, чтоб пропустить неприятную сцену, не получится, как бы ни хотелось.
Вот это пердюмонокль, думал я, изображая крайнюю степень заинтересованности в отбивной с зеленью. А ведь леди казалась такой приличной и щепетильной! Или она просто хотела убедится, что противный эльф ублажит ее сына как полагается, и чтоб ее мальчику было при этом удобно лежать? Ну так насчет этого зря беспокоилась: уж в ублажении мужчин я поопытнее ее. Или может она как раз мастер-класс и хотела получить?
Я вспомнил, как давеча лихо отсасывал у Айка на кровати, и чуть ли не покраснел. Айк тогда сел, расставив ноги, а я показывал чудеса оральной эквилибристики, и все это без …помощи рук. И что это получается, его мать за этим всем следила???
Четко я понимал только одно: Айку про это я не расскажу.