Мать, дочь и Мария. Часть 2
Мы шли, как полагается, я впереди, мама в двух шагах сзади. Это расстояние было определёно длиной поводка прикреплённого к ее ошейнику, купленному в простом зоомагазине. Под кожей плетеного поводка блестела металлическая табличка с надписью "Вероника, рабыня Госпожи дочери" и по кругу номер моего мобильника. Мы шли от здания аэропорта, за которым самолёт, Аэробус 320, разбежавшись по полосе, стал набирать высоту, увозя Марию, а вместе с нею все произошедшие события и ту тяжесть, которую они несли все эти месяцы. Мария улетала на ПМЖ, в одну из европейских стран, а вместе с ней все что было. Наверно сейчас у меня был, вид триумфаторши и победительницы. Да и было от чего, я добилась того, чего хотела. Было трудно, но я дошла до той цели, до которой хотела дойти. Мы дошли до того места, где нас ждала машина, на которой мы приехали. Я остановилась, зная, что увидев это, остановится и мама. Повернувшись к ней, я приказала, подойди ко мне. И когда мама предстала передо мной, я приказала.
— Встать на колени, как тебе полагается стоять передо мной. Она пугливо осмотрелась по сторонам, боясь быть кем-либо замеченной в таком положении, но все, же опустилась на землю. Я наслаждалась ее жалким обиженным видом, ее румянцем стыда на лице. Я знаю, что она возбуждена и ее влагалище, влажно от возбуждения. А еще я думаю, что она знает, что я прикажу ей делать дальше. Я смотрю на нее, на самолет, в котором улетела Мария, который будет еще секунд 5 маленькой точкой. Потом делаю два шага, которые отделяют меня от нее. Сейчас ее голова находится на уровне моих гениталий, и мама немного напрягается, видимо думая, что я заставлю сейчас, прямо здесь, удовлетворить меня. Но ее страхи напрасны, мои руки находят замок, скрепляющий кольца ошейника надетого на ней, находят фиксатор замка, еле слышный щелчок и ошейник оказывается в моих руках. Я отхожу от нее, держа все это в руках.
— Можешь встать. Ты свободна. Я сделала, что хотела
С этими словами я бросаю ошейник и поводок в сторону, поворачиваюсь и иду дальше. Мне хорошо легко и впервые спокойно. Я не вижу, продолжает мама стоять на коленях или нет. Когда я дохожу до угла за которым нас с ней ждет машина она меня догоняет, а вернее сказать обгоняет. Быстро не дав мне выйти за угол, снова встает, передо мною на колени. Она поднимает вверх руки, в которых выброшенные мною и поводок, и ошейник и табличка. Я смотрю на нее, не понимая ничего.
— Мам ты что, не поняла? Ты свободна, брось эту гадость.
— Я поняла, но хочу, чтобы ты оставалась моей Госпожой, Хозяйкой. А иначе я опять найду кого-нибудь наподобие Марии. Ты же прекрасно понимаешь, что мне это все нужно и необходимо!
Я смотрю на неё, на ее наворачивающиеся на глаза слёзы, и понимаю, что я могу сделать только одно, обнять ее и просто прижать к себе, что я и делаю. Потом мы садимся в машину, причем обе на заднее сидение и едем по опустевшему ночному городу домой. Я смотрю в окно и вспоминаю, как все происходило, событие за событием.
Следующий день после того, как я дала свое согласие, прошёл для меня очень сложно. Я не пошла в колледж, и ждала время, назначенное мне Марией. При этом была вся как на иголках. Фантазии одолевали меня. Я представляла, как пройдёт наша первая встреча с мамой. Как мама отреагирует, на такую новость. Будет она согласна, с тем, что я и Мария стали сообщницами, и что сделает с ней её изощренная любовница и Хозяйка при её несогласии. Все это представлялось мною ярко и в деталях. От этих мыслей щемило в груди, и сильно билось сердце. Я не могла понять, хочу я, чтобы все это произошло или нет. Эти противоречия, эта борьба мотивов и были в этой ситуации самыми сложными. Я вспоминала мамино тело, следы, оставленные Марией, знаки принадлежности ей. Это вставленное в сосок левой груди стальное кольцо с медальоном, на котором были инициалы и телефон Марии. И кольца в её половых губах, как заготовки к чему-то новому. С одной стороны это все выглядело не прилично и очень грубо. Такая принадлежность человека человеку в наше время наверно была невозможна и осуждаема. Но только если смотреть с точки зрения общественной морали и существующих стереотипов в мире. А с точки зрения менее консервативной, все выглядело необычно и красиво. Также мне вспомнилось лицо мамы полное умиротворения и блаженства, поэтому выражению можно было понять, что ей все это нравится и доставляет неземное наслаждение. Ожидая время выхода, я выкурила не одну сигарету. Потом позвонила матери на работу, чтобы предупредить, что хочу прогуляться и буду очень поздно.
— Хорошо только не позже одиннадцати
Проговорила мама, полностью погруженная в свои дела. Говорила, а сама думала, позвонила ей Мария или прислала СМС с вызовом к себе.
Вышла я из дома за двадцать пять минут до назначенного Марией времени. По мере того, так я приближалась к дому Марии все мои страхи и волнения сильно обострились, и я опять задумалась, над тем, что я делаю. Мой внутренний голос говорил мне «Ты будешь унижать сегодня свою мать» И ответить мне самой себе было нечего. Поэтому я встала у подъезда, в который мне надо было войти, и снова закурила. Мне было очень страшно. Я сильно волновалась. Было видно, как сигарета тряслась в моих пальцах. Мне хотелось развернуться и уйти отсюда, нечего не видеть и не знать. Но это было уже не возможно, я знала, если струшу сейчас, то не смогу спокойно жить. Я вспомнила свои мотивы и желания, которые заставили меня позвонить вчера Марии и дать своё согласие. Я собрала всю волю в кулак и набрала номер квартиры на омофоне.
Непонятная вибрация настигла меня. Выйдя из лифта, я видела, что дверь квартиры Марии открыта, что меня здесь ждут. Я вошла, ожидая увидеть маму и Марию. Шокировать меня и ввести в определённое психологическое состояние, наверно было необходимо для Марии, и вполне в ее духе. Но мои ожидания были совершенно напрасными, кроме Марии в коридоре не было никого. Двери в комнаты и ванную были закрыты. Создавалось впечатление, что Мария намеренно их закрыла, потому что не хотела, чтобы кто-то нас с ней слышал. Неужели там мама, подумала я в этот момент. Увидев меня, мой удрученный вид, Мария улыбнулась.
— Здравствуй Настя.
— Здравствуйте Мария Евгеньевна
Ответила я. На что сразу получила ее возражение и негодование.
— Мария Евгеньевна я для других, а не для тебя.
Произнесла она, глядя на меня.
— Для таких как твоя мама, и других, которых я покажу тебе, и возможно познакомлю. Для тех, кому это необходимо, независимо от возраста и положения в обществе. А для тебя я просто Маша. Тебя же я буду называть Настей, если ты мне это разрешишь? Я, борясь с волнением, махнула головой в знак согласия. Мария улыбнулась.
— Я вообще хочу, чтобы мы с тобой, Настенька, стали подругами единомышленницами, так как мы любим одного человека, а этот человек любит нас.
Опять пауза.
— Ты наверно нас с мамой осуждаешь, но я хочу, чтобы ты поняла все, что я делаю с ней, ей самой очень нравится.
С этими словами она открыла дверь в комнату.
— Проходи, расположись поудобнее, я только возьму телефон.
Это была та самая комната, в которой находился шкаф-тайник, из которого я смотрела, как она мучила маму. Вторая створка двери была, закрыта и я не могла просмотреть комнату полностью. У меня опять возник страх, что там сейчас мама, и она могла, слышала наш разговор. Вот так боясь, что войду сейчас и увижу маму, застывшую в позе на коленях, с руками над головой, я немного замешкалась на пороге. Комната не сильно изменилась с того времени как я была здесь. Появились зеркала, расставленные по разным углам. Журнальный столик стоял напротив двери. Мария дождалась пока я войду и, улыбнувшись, спросила
— По-моему, я сегодня сильно разочаровала тебя. Ты не увидела того, чего так сильно хотела и сильно боялась. Расслабься, я решила дать Верунчику отдохнуть, тем более она вчера кончила. Ты уж извини. Но за это я тебя познакомлю с такой интересной сукой, … и ты будешь учиться на ней. И если ты действительно сможешь подчинить себе постороннего человека, я допущу тебя к Верунчику. А если не сможешь, то, как я говорила тебе, продам ее какому-нибудь маньяку или маньячке. По-моему все очень просто и понятно. Тебе придется сильно постараться, чтобы моя шлюшка осталась с тобой.
Все это, она говорила очень серьёзно, без какого-либо намека на улыбку на ее лице.
— Тебе все понятно?
Спросила она.
— Да, я поняла все.
Ответила я.
Мария прошла в комнату и села в кресло. Подняв руку с сотовым телефоном и нажав кнопку быстрого набора, поднесла трубку к уху. Была минута ожидания с серьёзным выражением лица. И когда ей ответили, она сухо и строго сказала.
— Здравствуй!
В трубке ей что-то пролепетали.
— Хорошо, что узнала. Сейчас поднимаешь свою задницу, берешь свои сиськи в руки, и чтобы через 10 минут была у меня!
Мне была слышна интонация голоса говорившей ей в ответ. Мария услышала первых три слова, потом оборвав говорившую, строго, даже с нажим в голосе произнесла.
— Это меня не интересует! Через семь минут, чтобы была у меня! Твоё время пошло!
С этими словами она отключила телефон. Воцарилась маленькая пауза. Потом посмотрела на меня и уже как совет сказала.
— Не забывай быть строгой с ними, не давай поблажек, и чтобы они тебе не говорили тебя это не должно интересовать. Тебе это понятно?
— Да.
Ответила я. Она хотела еще что-то сказать мне, но раздался звонок в дверь. Мария оперевшись на подлокотники кресла быстро поднялась. И бросив мне только — Располагайся поудобнее и расслабься.
Пошла открывать дверь. Я удивилась, так как сев в кресло, я поняла только одно, Мария это человек, который просчитывал на несколько ходов вперед. И сейчас было именно так. Кресла стояли так, что мне было хорошо видно, что происходит у входной двери, но ее рослая фигура полностью закрывала меня, сидящую на кресле.
Мария посмотрев в глазок, открыла дверь.
— Входи.
Приказала она, делая шаг назад, впуская гостью. На пороге появилась высокая, чуть крупноватая блондинка, одетая в красное вечернее платье с вырезом открывающим ее ногу. Чтобы нога не вываливалась из выреза полностью, на платье были две маленькие пуговицы. Сверху мне было хорошо видно, что платье было декольтированно, и немного не по размеру пришедшей, так как ткань, скрывающая ее не маленькую грудь, была сильно натянута. Лица женщины не было видно, так как она смотрела в пол. Я слышала, как женщина с большим смущением в голосе произнесла.
— Ваша рабыня пришла по Вашему приказу.
Мария окинула ее взглядом с ног до головы. Потом после этой паузы очень надменно произнесла
— Не вижу, что моя рабыня пришла. Что ты должна сделать, когда входишь в мой дом?!
Толи спрашивая, толи напоминая ей, повышая тон, произнесла Мария. Реакция женщины была просто потрясающей, женщина дрожащими руками стала разбирать складки своего декольте. Я увидела, как ее сиськи, одна за другой, появляются из ее платья. Потом подтянув руками подол платья, она опустилась на колени, и, завернув подол на спину, чтобы был виден ее обнаженный зад, встала на четвереньки. Я сидела и смотрела на все это, в определенном напряжении, так как не знала, что задумала Мария и когда она решит ввести меня в представление. Она смотрела на Марию теперь снизу вверх. Мария прикрикнула на неё
— Ты долго будешь заставлять меня ждать?!
Услышав это, женщина наклонилась, подняв свой зад к верху и громко поцеловала туфлю на ноге Марии.
— Молодец!
Похвалила ее Мария.
— Я вижу, мозги у тебя становятся на место. Начинаешь исправляется, добавила после маленькой паузы она. Было хорошо видно, как женщина подняла голову, как ее глаза блестели, а на губах была улыбка блаженства. Можно было понять, что ей нравится это делать. Мария повернулась ко мне.
— Настя хочешь посмотреть, на мою суку? Она протянула руку. Я поднялась с кресла и пошла к ним. Мне было хорошо видно, как стоящая на четвереньках женщина, услышав о том, что я приближаюсь к ней, быстро изменилась в лице. Улыбка на ее полных губах исчезла в миг, а светлая кожа на ее лице в районе щек залилась румянцем стыда. Вся она как бы сжалось и начала делать суетливые движения руками, пытаясь убрать свои массивные белые груди за ткань платья. Мария, видя это, быстро повернула голову и прикрикнула на неё
— Стоять! Разве я тебе приказывала что-либо делать.
Женщина опустила руки на пол и встала в прежнюю позу. Она дрожала всем телом. А Мария продолжала прессинг.
— Как ты, блядища тупорылая, стоишь?!
При этом она наклонилась к ней, и взмахнув рукой, отвесила звонкую оплеуху.
— Ну ка быстро подняла свою тупую морду!
Женщина подняла голову вверх, продолжая дрожать всем своим телом. В ее глазах проступили слезы, которые затем устремились вниз, по залитым румянцем щекам. А Мария продолжала наращивать давление.
— Как ты сука стоишь передо мной и моей подругой?! Быстро развернулась так, чтобы твои сиськи были видны!
С этими словами она нанесла ей еще один удар, которой пришелся по ее спине не закрытой тканью платья. Женщина быстро развернула плечи, подала чуть вперед грудь и чуть прогнула поясницу. Мария с довольным видом повернулась ко мне и подмигнула.
— Вот, Анастасия, можешь познакомиться, моя сука, зовут Валентина.
Я смотрела на неё, на четкую линию ее лица и на ее щеки, залитые слезами и румянцем. Мария опять повернулась к ней, и, приподняв ногу, стала носком туфли шевелить ее сиськи.
— Посмотри, какие у этой бляди дойки.
Таким образом, она несильно попинала ее правую, а затем и левую груди. Потом, опустив ногу на пол, стала гладить ее соски.
— Вот Настасья, какая у меня сучка.
Валентина вздрагивала при каждом ее движении. Вид женщины был очень несчастен. Марии надоело забавляться с грудью своей подопечной, и она убрала ногу. Чуть присев перед своей жертвой, она вытерла ее заплаканные щеки.
— Валя сейчас покажет полностью свои сиськи моей гостье.
Но та стояла, будто нечего не слышала. Мария опять наклонилась вперед к ней, и, размахнувшись правой рукой, отвесила ей пощечину.
— Нехуй меня позорить перед подругой, дрянь тупая! Ты блядь недотраханная либо будешь делать, что я тебе приказываю или можешь убираться на хуй отсюда! Пощечин было две, но таких сильных, что голова женщины отлетала в противоположную сторону от бьющей руки. Мария сделала паузу ожидая, будет или нет, выполнен ее приказ. И женщина подчинилась, прогнувшись как большая кошка, она, не меняя позы, взяла каждую свою грудь в руки и положила их на пол. Когда она сделала это, было очень хорошо видно, насколько ее сиськи тяжелы, а ее соски торчали от возбуждения. Мария поставила ногу рядом с правой грудью, потом опять приподняв ногу, вверх наступила на нее, сильно надавив. Я увидела, что на большом соске груди Валентины появилась белая мутная жидкость.
— Настя, можешь представить, этой корове пятьдесят, а ее можно доить.
А я смотрела на лицо Вали, искаженное гримасой боли и думала о словах Марии. О наличие в этом мире людей, которым необходимы унижения, боль и душевные страдания. Если бы Валентине это было не столь необходимо, наверно ее бы не было здесь.
— Можешь подниматься. Теперь поприветствуй нашу гостью как меня.
Приказала она ей, и отошла в сторону, освобождая женщине путь ко мне. Валентина прогибая спину и работая только руками, передвинула своё тело к моим ногам и, поцеловав мне правую ногу, вернулась в исходное положение на четвереньки. Я видела эти щеки залитые румянцем стыда, эту рассеянную улыбку на ее пухлых губах, и блеск в глазах, сейчас она переживала что-то такое, что очень трудно объяснить. Мария, наблюдающая за всем со стороны, быстро включилась в эпизод.
— Настя!
Зазвучал ее с бархатными нотками голос.
— Эта шлюха опять сфилонила. Вместо положенных двух ботинок при приветствии поцеловала один. Поэтому надавай ей пощечин.
Я предполагала, что Мария не будет спокойно относится, к моей роли наблюдателя, и потребуют от меня каких либо действий, и как могла, готовилась к этому моменту, но не ожидала, что данные действия потребуются от меня так скоро. Волнение, которое мне удалось свести к минимуму, когда я узнала что сегодня здесь не будет моей матери, опять начало вылезать наружу. Я опять ощутила, что нервная дрожь прошла по моему телу, и мое сердце стучит так сильно, что вот-вот вырвется из груди. Я понимала, чего от меня ждут. Валентина смотрела на меня снизу вверх с услужливо подставленным лицом и готовилась пережить этот удар-шлепок, а Мария испытывала огромный интерес, решусь я дать Валентине несколько пощечин или нет. Я прекрасно понимала, что если я не смогу сделать это сейчас, то не доберусь до доминирования над своей матерью. И что задуманное мною не получится. Я размахнулась рукой и очень коротким движением шлепнула по угодливо подставленной щеке. Шлепок получился очень звонкий и средней силы, я даже ощутила пальцами гладкость кожи лица Валентины и тот энергетический жар, исходящий от румянца на ее лице. Потом опять размахнулась правой рукой и ударила снова. Второй удар был сильней и голова Валентины отлетела влево, а когда я размахнулась левой рукой, раздался голос Марии обращенный ко мне.
— Объясни ей, за что она должна терпеть твои пощечины.
Вот с голосовым воспроизведением, у меня на тот момент было очень сложно. И видя эти мои трудности Мария, решила мне помочь.
— Хорошо, повторяй за мной. Это тебе сука за то, что ты плохо меня приветствовала.
Голос Марии звучал мягко и уверенно, по сравнению с моим, дрожащим и нервным. Когда мною была выкрикнута данная фраза, и я четыре раза ощутила ладонью на короткое время упругость щёк Валентины, Мария хлопая в ладоши, произнесла — Стоп Настя! С этой сучки достаточно.
Я, продолжая дрожать, выпрямилась. Все произошедшее мне казалось, каким-то очень странным сном. Я сама не могла поверить в то, что я сейчас оскорбляла и била по щекам женщину, которая была на 33 года старше меня, и она сама, послушно, подставляла мне своё лицо. Мария подошла совсем близко ко мне, я ощутила жар от ее тела, и от этого мне стало ещё больше не уютно. Ее голос звучал как бы со стороны.
— Прикажи ей заново приветствовать себя.
И мой голос, дрожащий и нервный, чуть пискляво разрезал воздух коридора — Поприветствуй меня!
Проговорила я. Валентина, наклонившись, по два раза поцеловала мои ботинки. — Теперь прикажи, чтобы она поблагодарила за пощечины, и тебя и меня.
Я, запинаясь, старалась отдавать приказы. Потом, инициативу в свои руки вновь взяла Мария.
— У тебя есть талант.
Глядя на меня, произнесла она.
— А твоё волнение со временем пройдёт. Все проходят через него, потому что думают о морали, о том как они будут выглядеть, делая такое. И никто не думает о том, что всем этим, можно доставить другому необыкновенное удовольствие.
И повернувшись в сторону Валентины, приказала
— Валечька, проверь себя.
Повинуясь приказу, женщина прижалась к полу всей грудью, да так, что они расплющились о его поверхность. Оставшись стоять на трёх точках опоры, с приподнятым задом, отвела свою праву руку к себе между ног. Ее пальцы проникли за ее половые губы, при этом раздался хлюпающий звук. После этого, Валентина вытащила руку, поднимая смоченные своим соком пальцы вверх.
— Вот видишь Настя, эта сука вся мокрая.
С людоедской улыбкой на губах, произнесла Мария.
— Сейчас мы с Настей пройдем в комнату. Ты Валя, примешь рабочий вид и будешь прислуживать нам. И я очень хочу, чтобы ты поняла, что Анастасия Владимировна с сегодняшнего дня твоя Хозяйка, я уступаю тебя ей. Ты будешь подчинятся ей как мне. Теперь все, что она тебе прикажет, для тебя закон. Ты все поняла?
— Слушаюсь Хозяйка.
— Первый раз, за все время присутствия здесь, вымолвила Валентина. А дальше было просто, я и Мария сидели в кресле, и пили чай с коньяком, перед каждой из нас лежали по хлысту, с помощью которого, мы обращали внимание, на стоящую на коленях Валентину. Вот так с этогоо самого момента, и началось моё превращение в Домину. Этот месяц для меня был насыщенным по эмоциям и событиям. Примерно через день я посещала Марию, где мы, когда совместно, когда только я, но в присутствии Марии, дрессировали Валентину. В дни моих отдыхов от процесса воспитания моей шлюхи, Мария продолжала вызывать мою мать к себе и возвращала ее назад уже за полночь. Если с Марией и Валентиной все складывалось замечательно, то в отношениях с мамой настал некоторый кризис. У нас периодически стали возникать конфликты, особенно когда я возвращалась от Марии поздно после одиннадцати.
Она стремилась устроить мне допрос с пристрастием, обнюхивала меня, обшаривала мои карманы. И в такие минуты она была очень раздражительной и вспыльчивой. Любое сказанное мной слово, воспринималось ею как вызов. Но я упорно скрывала о том, что бываю у Марии, и что подружилась с ней. Я рассказывала Марии обо всех наших конфликтах с мамой. В дни ее визитов к своей Хозяйке, она возвращалась домой, принимала душ и курила на кухне, затем она приходила ко мне в комнату, садилась ко мне на кровать, подобрав ноги и долго, молча, смотрела на меня. Я ощущала ее тяжёлое дыхание, ее взгляд. Если я была ничем не занята, то она просто обнимала меня, и мы молча сидели. Я не спрашивала ее ни о чем. Это ее выбор, с кем быть и кого любить. Да и что я могла сказать ей, что она лесбиянка и шлюха, что она рабыня подстилка для эксперементов. Все это она хорошо знала и сама. Да и не имела я права говорить ей об этом. Она моя мать, да и я сама не лучше ее. Я и сама, такая же марионетка Марии, как и она. Только я не унижаюсь так явно, не подставляю свою пизду и жопу для порки, а порю сама. И мне, женщина на пять лет старше моей матери, лижет пизду и жопу, но я стала такой, потому-что маминой любовнице, захотелось именно этого.
Мама иногда спрашивала, не выходила ли больше Мария, на связь со мной. И когда слышала, что нет, облегченно вздыхала.
В этот день я вернулась домой от Марии примерно в десять часов вечера и одновременно с моим появлением дома раздался звонок по городскому телефону. Так как я снимала обувь в коридоре и была далеко от телефона подошла к нему мама. Я видела в отражении зеркала как мамино лицо вытянулась и стало серьёзным. Она коротко ответила «слушаюсь» и ушла к себе в комнату. Я поняла, что звонила Мария и что она ее вызывает к себе. Это было для меня очень удивительным и непонятным по двум причинам. Первое — она не делала этого в дни наших совместных сессий. Второе — сегодня мы с Марией говорили о маме. Причем инициатором разговора была сама Мария, и во время этого разговора мы решили, что Мария придет к нам в воскресенье и я стану второй Хозяйкой моей матери. Мне было непонятно, почему Мария изменила свои планы. Вскоре я увидела маму, уже одетую, на пороге кухни. Мне казалось, что она хотела что-то сказать, объяснить, куда уходит, но она только посмотрела на меня молча, и вышла из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Да Мамочка, теперь тебе нет необходимости скрывать и придумывать, я все знаю. Я подумала о воскресенье, когда мама узнает правду о нашем с Марией тандеме. Меня сильно волновало, как все пройдет, получится ли у нас задуманное. Как бы она не реагировала, мне необходимо быть твердой и решительной, все равно будет так, как скажем мы! Я была уставшей и эмоционально выжатой, так как мучила Валентину часов пять, и получила оргазм от куниллингуса мастерски сделанного ей. Мне хотелось есть и спать. Поужинав, я отправилась к себе в комнату, где рухнула в мягкую постель и уснула, как только опустила голову на подушку. Мне снилась сессия с Валентиной, которую я провела в этот раз. Мария просто сидела и смотрела на все наше представление. А я была в ударе, не давала покоя Валентине, на протяжении всего времени заставляя делать разные вещи. То приносить плеть, как собачку во рту, то держать поднос с чаем, так чтобы не тряслись чашки, когда я обследовала своей рукой ее пизду, и когда они все же затряслись, устроила ей шикарную выволочку. Приказала поставить поднос на пол и, взяв в руки плеть, я гоняла ее по комнате, нанося удары по не зафиксированному телу, пока не загнала ее в свободный угол комнаты.
Все эти фрагменты мелькали в моем сне, пока я не услышала громкий стук закрывающейся двери, от которого и проснулась. Это вернулась мама. Посмотрев на часы и увидев что уже пять утра, я стала ждать, когда она войдет ко мне в комнату, как это было всегда, в последнее время. Но мамы не было, она также не шла в ванну, как это было после каждого ее прихода. Я подождала немного и пошла к ней сама. Я подошла к ее комнате, вернее сказать к ее закрытой двери. Прислушалась и постучала, мне никто не ответил. Подождав немного, я сама открыла дверь. Мама лежала на своей кровати с сигаретой в руках, рядом стояла керамическая пудриница, которая исполняла роль пепельницы, она была полна окурков. Сама мама была бледной, с испариной на лбу, а по ее щекам текли слёзы. Она лежала в том самом розовом платье, в котором ушла сегодня вечером. Я ее видела в таком состоянии впервые. Я поняла, что фантазия Марии перешла грань, и встреча прошла по неожиданному для мамы сценарию.
— Что случилось?
Спросила я маму. И только тогда, я увидела, что она беззвучно плачет.
— Нельзя, нельзя так со мной!
Мама немного привстала, подняла руки, и с горяча, ударила кулаками по постели. — Почему она не понимает, что я люблю ее?!
Мама опять всплеснула.
— Почему?!
Я села на кровать и обняла ее. Я прижала ее к себе, и стала уговаривать ее как маленькую девочку.
— Ты чего. Успокойся. Ты дома. Все хорошо.
Мама пошевелилась, раздвинув мои объятья шире. И посмотрела на меня своими заплаканными глазами. Ее лицо сейчас было красным и опухшим.
— Ты не представляешь, что она делает со мной.
Произнесла мама, глотая слёзы.
— Ну как я могу знать, ты же мне ничего не рассказываешь. И что у тебя есть любовница, и что ты ее рабыня я узнала совершенно случайно. Она опять посмотрела на меня заплаканными глазами и спросила.
— А Мария Евгеньевна разве тебе больше писем не присылает?
— Нет, я же говорила тебе это не раз.
Мама тяжело вздохнула. И начала свой рассказ.
— Мне сейчас стало очень трудно с Марией. Это началось две недели назад, она вызывает меня через день, по два раза. Ты этого не знаешь и не видишь, но ночью приходит СМС во сколько я должна появиться. Утром я еду к ней, а потом только на работу!
Да, этот факт мне был неизвестен, видно мне моя подруга Мария не слишком доверяет, что не поставила в известность, о своих таких действиях. Мама вздохнула тяжело и продолжала.
— Утром она дрессирует меня сама. А вечером когда она меня вызывает у неё присутствуют гости, как правило, подруги или пары, которым она демонстрирует успехи моего воспитания. Она встречает меня у порога, не даёт себя приветствовать, бросив мне сухо, «жду тебя в комнате», уходит туда, закрыв дверь. Я раздеваюсь, встаю на четвереньки и, стучась, прошу разрешения войти и поприветствовать ее, а там, как правило, сидят и смотрят на это зрители.
— Познакомьтесь, это моя сучка и шлюшка. Смотрите, как она послушна.
Смеется, а потом начинается… !"Подай чай, держи пепельницу». И пощечины, если я что-то делаю не так. Либо берет бамбуковую палку и начинает бросать ее как собачке, а я должна принести ее в зубах, под смешки ее гостей.
Мама освободилась от моих объятий и легла мне на колени.
— И как не стараешься приучить себя к мысли, что это еще не самое позорное, что ты прошла, дальше случается еще более худшее, и всегда оказываешься не готовой. В понедельник, у неё в гостях были молодые муж с женой, а ей не понравилось, как я прогибаю спину, когда подношу палку. Она мне надавала пощечин, потом зажала мою голову между ног, и выпорола, прям при них. А они комментировали. «Так ее суку, почему не слушается Хозяйку» Била палкой очень сильно, я с зажатой между ее икр головой дергалась, а она остановилась, и, протянув палку гостям, предложила им поучаствовать. Они пороли и смеялись. Смеялись, пока на моей жопе и спине, не осталось места. Но Мария не остановилась на этом, она приказала мне встать на ноги и, поставив табуретку с насыпанными на нее металлическими кнопками, и приказывала садится и вставать на нее. И опять все смеялись, когда она приказала показать утыканную кнопками жопу, и стала отряхивать ее, ударяя палкой.
Я слушала ее и удивлялась полету фантазии своей старшей подруги. Но мне всегда казалось, что моя мама как оловянный солдатик, готова вытерпеть от Марии все. Я видела, как на ее лице опять появились слезы. Она тяжело вздохнула и дрожащими руками подняла пачку сигарет и, достав одну, глубоко затянулась и выпустила дым. — А в среду..
Заговорила мама.
— Мы были в гостях у ее подруги проститутки.
Мама опять сделала паузу и выпустила дым.
— Мы пришли как раз тогда, когда у нее были клиенты. Я была на поводке и шла за Марией, можешь представить, как смотрели на нас эти мужчины? Какие шуточки они отпускали. Ее подруга лежала на кровати, расставив широко ноги. Очень хорошо мне была видна ее раздолбаная залитая спермой пизда, спермы было очень много, что она выливалась из нее и вся простыня была в ней. Женщина приторным голосом, спросила.
— Машенька это ты?
И получив ответ, добавила.
— Я сделала все, как ты просила.
Мария приказала встать на четвереньки и вылизать ее. Мне было противно, и я не пошла выполнять. Тогда она избила меня. Потом развернувшись, сказала. Ты допрыгалась сука, я ухожу, и ты меня больше не увидишь!» Она знает, что я люблю ее и уже не могу без неё. И шантажирует этим. Мне ничего не оставалось, как выполнить приказ.
Да, Мария далеко зашла, подумала я, если заставляет любящего себя человека делать такое.
— А потом мы шли домой, и она кипела от гнева, из-за того что я посмела ослушаться ее. Она периодически останавливалась и била меня по щекам. Мама приподнялась и вся дрожа, пыталась попасть сигаретой в свою импровизированную пепельницу.
— А сегодня… нет! Я не могу об этом говорить! И тут я только обратила внимание, что мамина левая рука находится род платьем, и что все время нашего разговора она мастурбирует.
— Сегодня она отвезла меня на окраину города, там ещё автобусная станция. Мы вошли в туалет, и она приказала раздеться и встать на колени. Я выполнила это. Я все послушно исполнила. Она завязала мне глаза, потом сама подняла мою руку. Я услышала, как щелкнул наручник, и прозвучал приказ идти за ней. Я сделала всего пару шагов на коленях, как почувствовала, что мою руку, которая была в наручнике, вытянули. Потом раздался, сухой щелчок замка. Я смотрела, как пальцы мамы род подолом платья стали частить в движениях. Да и голос ее поменялся и стал походить на кошачье мурлыканье. Я понимала, что одновременно с ее негодованием по поводу действий ее Хозяйки, она испытывает возбуждение от того, что она делает с ней. А может и от того, что рассказывает мне сейчас. Я еще раз убеждалась в том, как права была Мария, когда говорила, что моя мама жаждет таких унижений. И сейчас рассказывая и мастурбируя передо мной, она тоже своеобразно унижается. Мне было жаль маму, так как я считала действия моей подруги чересчур жестокими. Мама продолжала рассказывать, и идти к оргазму.
— Она взяла меня за волосы, придвинула мою голову к себе и приказала вылизать ее на прощание. Я успела только сделать движений пять, облизав ее губы и клитор, как Мария раздраженно сказала.
— Хватит! Счастливой тебе ночи шлюшка. Я ухожу, твои вещи я забираю.
Лишенная возможности видеть и уйти от сюда, я пыталась просить ее не оставлять меня здесь. Я умоляла ее. Мне было и стыдно и страшно одновременно.
А она только бросила мне.
— Подумаешь, кто-нибудь тебя здесь шлюху трахнет не развалишься. За то будет много времени у тебя блядь, подумать, как ты будешь в дальнейшем себя вести. Потом я только слышала звук удаляющихся шагов, по грязному полу туалета, как скрепит на петлях дверь, и как она стучит о раму, закрываясь за ней. Мне было страшно, в этот момент любой мог войти и увидеть меня голой, пристегнутой к водопроводной трубе. Я почувствовала, что из меня что-то льется и течет по бедрам. Да я обоссалась от страха. И от этого мне было еще хуже. Я переступила через эту лужу. Я думала о том, что первый вошедший может воспользоваться мной. Мне хотелось снять повязку с глаз, но как я могу ослушаться Марию. Я услышала звук шагов и подумала, что Мария вернулась за мной. Но это был мужчина. Я думала что его, может быть, послала Мария. Сначала он не заметил меня, я слышала как он ссал, как его струя била о фаянс унитаза. И только когда он пошел помыть руки, он
Снова последовала пауза, и снова, мне показалось, что она длится вечность.
— Так вы тут развлекаетесь?
Вдруг произнес мужчина
— Я так понимаю, что я тут совсем некстати со своей помощью? Да! Ну и дела… Хорошенькие развлечения! Острых ощущений видимо не хватает. Так вы скажите своей Госпоже, что это не совсем подходящее место для таких развлечений. Здесь вас избезделят почем зря, и не дай Бог, еще и изобьют.
Снова последовала пауза. Я собиралась с мыслями. Стыд и страх не давали мне возможности сосредоточиться, чтобы правильно сформулировать свой ответ ему. Мне было необходимо донести до него всю ситуацию, все мое положение.
— Понимаете, я очень люблю Госпожу Марию. И очень боюсь потерять ее. И я готова ко всему, что она назначит мне. Если она посчитала, что мне необходимо находиться здесь голой и привязанной, значит, так тому и быть. Даже если меня ждут боль и насилие. Я готова принять их, из любви к своей Госпоже.
И снова эта затяжная пауза. Видимо мужчина долго переваривал в мозгу информацию, выложенную мной. Вдруг я услышала его приближающиеся шаги. Он подошел ком мне и ничего не говоря, схватил меня за грудь и слегка сжал. Я ойкнула, но скорее от неожиданности, а не от боли. Он начал мять мои груди, как будто это были куски мяса. Он развернул меня к себе, насколько это было возможным, и придавил меня к стене всем своим телом. Я чувствовала его дыхание на своем лице. В ногу мне уперлось что-то твердое. По всей видимости, мой вид и рассказ о моих злоключениях, сильно возбудил его. И Страсть доброго самаритянина, готового помочь несчастной женщине, переросла в страсть самца, который сейчас желал совсем другого…
— Если ты готова на изнасилование, то и получай то, на что готова, сучка!
Произнес мужчина и его голос дрожал от возбуждения, а дыхание было сбивчивым и не ровным.
Он взял меня за волосы и наклонил лицом вниз. Я услышала как жвыхнула молния на брюках, а потом почувствовала как мокрый от недавнего опорожнения член, уперся мне в губы. Когда под воздействием моих губ его хуй вырос, он, ничего не говоря, с нетерпением развернул меня, опер руками на стену и сильным толчком вошёл мне в попу. Его член не был большим по длине, как я это ощущала, но его крупный диаметр мучил меня. Я начала стонать и выть.
— А! Не нравится?!
Сквозь зубы процедил он.
— Ты думала, что я тебя суку буду в пизду брать? Готова ко всему, вот и получай! Я же не знаю, с кем ты блядь туалетная вошкаешься, и на каких станциях.
Я была близка к оргазму, но кончить мне он не дал. Он быстро кончил после своих слов и вытащил свой член. Включив воду, наверно обмылся. Брызнув на меня водой, сказал
— Успехов тебе шлюха.
И ушёл, хлопнув дверью.
Я опять осталась одна, слушать тишину и ждать что будет дальше.
Время тянулось медленно. Я потеряла ему счет, стоя в этом провонявшем туалете голая привязанная с повязкой на глазах.
Вдруг я услышала шаги.
Второй кто пришёл, был очень быстр и прост, он недолго тратил время на церемонии, он быстро облапал меня, так, что я взвизгнула от боли, с такой силой он сжал мои сиськи. Потом наклонил меня. Мой наручник, ездеющий по трубе, коснулся пола, зашел сзади, взял руками за бедра, и сильным движением вошёл в меня. Его хуй был длинным, он сильно и уверенно доставал до моей матки и долбил ее так сильно, что выть и стонать я начала уже в самом начале. Я была близка, чтобы кончить, но он сделал это раньше. Опять резким движением выдернув член из меня, он обошел меня спереди и схватив рукой за волосы, подтянул меня лицом к своему члену.
— Теперь вычисти моего удальца. Я на ощупь, по запаху спермы и мочи нашла языком его член и стала облизывать. Сначала пробежалась языком по его стволу снизу вверх пару раз, потом стала вылизывать и обсасывать головку, потом облизала головку со всех сторон, стараясь все сделать аккуратно и нежно.
— Ты же знаешь, что у меня после смерти твоего папы не было мужчин, а члены в себе я ощущала только резиновые, пристегнутые к Марии. Как только я уже вознамеривалась запустить его полностью в рот, мужчина сразу его убрал. В знак благодарности он похлопал меня по щеке и похвалил.
— Молодец, хорошая туалетная дырка.
Я опять осталась в этом вонючем, привокзальном туалете, одна, прикованная к трубе, в темноте. Так как я устала стоять, то прижалась к стене, а потом и вовсе села на корточки. Я чувствовала, как из моей пизды и жопы, выливается и мой сок, и сперма этих двух мужиков. И тут я услышала стук каблуков и ощутила боль, которая полосой обожгла мне внутреннюю часть бедра, и услышала ее голос.
— Встань!
Я быстро поднялась на ноги и встала. Я ощутила, что ее бамбуковый прут, который она теперь постоянно берет с собой, вычерчивает своим кончиком разные фигуры на моем теле.
— Встань, как ты должна стоять передо мной.
Я завожу руки за голову и подаюсь телом вперед, начинаю улыбаться ей. Ощущаю, как ее пальцы проникают в мое истекающее влагалище, они делают пару движений во мне. Мое влагалище издает хлюпающие звуки. Потом Мария прекращает воздействие пальцами, и я ощущаю удар. Слышу голос Марии.
— Ну что тварь, надеюсь, ты поняла, что ты ничто?
Второй удар.
— Надеюсь, ты поняла, что я могу сделать с тобой все, что захочу.
В ожидании третьего удара, я напрягла тело. Но удар не следует, когда я его расслабляю.
— Я думаю, что ты, шлюха ебанная поняла, что может быть тебе за то, что ты позоришь меня перед подругами. Пятый и шестые удары последовали очень быстро.
— Я думаю, тебе блядище все сегодня очень понравилось! Быть шлюхой в пользовании первых попавшихся мужиков. Ты все поняла или мне оставить тебя здесь на денек для продолжения?
Мама тяжело вздохнула и немного хриплым голосом продолжила.
— Представляешь, она поставила меня на четвереньки, прям там, на этом грязном туалетном полу, пристегнула к ошейнику поводок, и вот так, не развязывая глаз, вывела меня голой на улицу. Потом также, по-собачьи, заставила залезть в машину. Снять маску, одеться и подмыться, Мария мне разрешила только здесь, перед нашим домом. Прощаясь со мной, Мария сказала.
— Это не последний сюрприз Верунчик, тот что ждёт тебя на этой неделе. Дослушав до конца рассказ мамы, я понимала только одно, то, что я делала с Валентиной, было просто напросто детской шалостью, по сравнению с тем, что вытворяла моя подруга с мамой, и это меня немного пугало. Смогу ли я дать маме столь яркие ощущения. Я подумала, и сказала маме.
— Если тебе не нравится, все то, что Мария делает с тобой, просто не встречайся с ней. Ты взрослый человек и всегда можешь выбирать и решать сама. Маленькая пауза воцарилась в нашем разговоре, пока опять не зазвучал голос мамы, полный смущения.
— Ты знаешь дочь, в том то и дело, что мне это нравится. Нравится Мария, как человек, да и все что она делает со мной, и будет делать. Она взяла меня и раскрыла все мои тайные стороны.
Тут в голосе мамы повысились интонации
— А ты у меня эгоистка! Так и мечтаешь, что бы я жила только для тебя. Всю оставшуюся жизнь возилась с тобой.
— Мам, ну что ты говоришь, я же сказала, что ты должна решать сама. Нашла бы себе мужчину, не на одной Марии все сошлось.
Тут мама быстро поднялась на кровати, и развернувшись ко мне лицом сказала.
— Юнна ещё, чтобы разбираться во взрослых чувствах и чтобы учить меня.
Конечно, я могла бы наговорить много чего грубого матери, и обратить внимание на много других вещей, но предпочла не подливать масло в огонь. Мария ломала маму, ее волю, полностью подчинила себе, превратила в вещь, в шлюху и меня коробило от одной мысли об этом. Чувство обиды и непонимания пронзало все тело, и к горлу подступал ком. Да и что бы я ей сказала. Уж точно не открыла бы для неё Америку! Все это она понимала и знала сама. Я просто сделала вид, что обиделась и ушла к себе.
Вся суббота прошла спокойно и тихо. Мама отошла от событий минувшей ночи и утра, и даже пыталась подлизаться ко мне, за вчерашнюю маленькую ссору. А я все думала о предстоящей встрече и пыталась представить, что и как будет завтра. Смогу ли я взять власть над мамой. Я представляла, как делаю с ней те или иные действия, но эти картины резко обрывались. Воскресенье началось с тревог и обострившихся страхов. Мария должна была придти в одиннадцать часов, и в ожидании этого часа, мне было не по себе. Я почти не уходила с балкона, и очень много курила. В голове роились мысли, я убеждала себя в том, что нахожусь на пути к своей цели. Когда раздался звонок в дверь, я была в своей комнате и дверь была открыта. Входную дверь пошла открывать мама. Увидев на пороге Марию, она удивилась. Та, не дав ей опомниться, начала прессинг.
— Значит так ты шлюшка встречаешь меня!
Мама попыталась возразить ей.
— Мария Евгеньевна, дома Настя!
Робко произнесла мама.
— Анастасия Владимировна
Обратилась ко мне Мария
— Почему наша рабыня не исполняет правила. Находится в не рабочем виде и не приветствует меня надлежащем образом?
Я уже выходила из своей комнаты, когда Мария произнесла нашу условную фразу.
— Анастасия Владимировна, давайте исправим дефект воспитания нашей суки.
Я вышла из комнаты и подошла к Маше. Мы обнялись и поцеловали друг друга в щеку, как самые близкие подруги. Мама стояла полу бокам к нам, и по ее лицу было видно, что она не понимает, что именно происходит. Я повернулась к ней.
— Ты почему одета?!
Произнесла я громко и уверено, пытаясь воздействовать на нее психологически. Мама молчала и не двигалась.
— Ты почему не приветствуешь Марию, как тебе это положено?!
Я отвесила ей пару пощечин. Это было шоком для меня не меньше чем для мамы, но я понимала, что сейчас по-другому нельзя, иначе я могу потерять ее. И я знала, что этого от меня ждет Мария, которая здесь все решает. Я взяла маленькую паузу, и посмотрела на жалкую прижатую к стене мать.
— Ты что, оглохла?! Что стоишь и смотришь, как будто не с тобой разговаривают?! Ты слышала, что тебе приказали?!
Продолжала я.
— Быстро разделась!
Потом уже в дополнении моих слов раздался голос Марии.
— Верунчик, хватит из себя корчить дуру и непонимающую блядь! Ты слышала, что тебе приказали?
Мама ничего не говоря, стала расстегивать свой халат. А Мария желая подавить ее полностью, продолжила свой прессинг.
— Вот так вот Верунчик, теперь исчез твой островок покоя, куда ты могла сбежать от меня. Как видишь, я решила задачу. И это мой последний сюрприз, который я тебе на днях обещала.
Это было произнесено очень спокойно, и очень надменно.
— Анастасия Владимировна продолжайте. Мама уже была раздета, но ещё держала халат в своих руках.
— Ну что ты смотришь? Поприветствуй Марию Евгеньевну, как тебе положено.
Мама как во сне, медленно встала на колени, и оставив халат на полу подползла к Марии и поцеловала ей три раза туфлю, один раз колено, и три раза руку. Проделав все это, она встала на коленях, заведя руки за голову, именно так, как она делала у Марии дома. Не знаю, что она хотела этим подчеркнуть. Видимо то, что ее хозяйка только Мария и она не признаёт меня своей Хозяйкой. Мария быстро поняла это. И пара пощечин, вновь прошлись по ее щекам. Потом, она своей не маленькой рукой схватила ее за волосы.
— Сейчас ты, проблядушка дрянная, без демаршев пойдешь и поприветствуешь Анастасию Владимировну. И поблагодаришь ее за труды в твоем воспитании. Я надеюсь, ты все поняла? Можешь ответить.
— Да, тихо, в пол произнесла мама.
— Я не поняла, что ты блядь такая ответила!
— Да я поняла Вас Хозяйка.
— Вот и хорошо. Молодец. Теперь иди, выполняй.
Приказала ей Мария указывая пальцем в район моих ног. Мама опять опустилась на четвереньки, подошла ко мне, и проделала все приветствие, которое она сделала Марии. Я видела ее лицо, полные удивления глаза.
— Молодец!
Похвалила ее Мария.
— Теперь возьми у меня сумку и отнести ее в комнату.
С этими словами она протянула ей черную сумму. Мама попыталась встать на ноги с сумкой в руках, но Мария быстро остановила ее.
— Нет, Верунчик, ты понесешь ее в зубах как положено такой шлюшке, как ты.
— Насть, я тут собрала самое необходимое.
Я смотрела как мама, захватив ручки зубами, прогибая спину, поползла в комнату. Было видно, как напряжены ее мышцы шеи, как двигаются ягодицы. Мы с Марией прошли в комнату за ней и сели в кресла. Мама застыла с сумкой в зубах. Эту сложившуюся паузу нарушила Мария.
— Принеси сумку сюда.
Пока мама шла к ней, погибая спину, и подняв голову вверх. Мария продолжила свою речь.
— Я думаю, ты шлюшка поняла, что в твоей жизни теперь наступили изменения. Твоя дочь Настя является такой же твоей Хозяйкой и Госпожой как и я. Все полагающиеся ритуалы и приветствия, исполняемые для меня, теперь ты будешь также исполнять для неё. Я думаю тебе это понятно. Поставь сумку сюда. Указав носком своей туфли на место на полу перед собой, произнесла Мария. Мама послушно выполнила этот приказ, подойдя к месту указанному Марией, поставила сумку на пол. Потом быстро приняла позу на коленях с руками над головой, в ожидании приказа. Мария наклонилась к сумке, открыла молнию, и вытащив оттуда плеть и длинный хлыст с тонким заостренном концом протянула их мне.
— Твой дом, ты здесь хозяйка тебе и начинать.
Я взяла протянутые мне инструменты, поднялась с кресла и пошла к стоящей на коленях маме. Описать то мое состояние, одним словом было трудно. Волнение, которое я испытала там, в коридоре раздавая пощечины маме, усиливалось. Мне было страшно и стыдно одновременно. Ноги были ватными, а в горле и во рту было сухо. Мне казалось, что Мария видит, как я пытаюсь сдерживаться. И специально отдала мне главенствующую роль. Самое удивительное для меня, было понимать, что проводя воспитание Валентины я не испытываю таких эмоций, как сейчас. Я подошла к Маме, держа в руке хлыст, легко шлепнула им по участку тела на два сантиметра ниже груди.
— Встань! Я, как новая твоя хозяйка хочу осмотреть тебя!
Стук моего часто бьющегося сердца отдавал в ушах. А та фраза, которую я произнесла, казалось, была произнесена не моим голосом, от волнения он был хриплым. Мама дернулась от шлепка, но продолжала стоять на коленях, будто не слышала приказа. Я сильнее хлестанула ее и повторно приказала встать. Мама продолжала стоять в той же позе, демонстрируя полное неподчинение мне. Мария внимательно смотрела на нас, не вмешиваясь. Я понимала, что этот демарш мамы полностью отодвигает меня от задуманного мною плана и того, что я задумала. Что меня сильно напугало и заставило действовать жестче. Я начала хлестать ее с той силой, с которой могла, попадая по разным частям ее тела. При этом приговаривая.
— Я тебе покажу, как не выполнять мои приказы. Этот град ударов, попадавших по разным частям ее тела, мама терпела не очень долго, упав на пол, сначала попыталась закрываться руками, а потом просто стала уползать от меня. А я продолжала наступать, попадая при этом по ее спине ягодицам и животу. Красные бугристые полосы, одна за другой вздувались на тех местах, где проходил кнут. Ее бегство не было очень долгим, так как она уперлась в стену, и деваться ей было некуда, ее била легкая дрожь. А я продолжала хлестать ее. Пока не услышала ее голос.
— Не бей меня! Не надо!
И тут только раздался голос Марии.
— Если хочешь чтобы тебя не хлестали, проси, как полагается. Мама быстро сообразила. И скороговоркой выпалила.
— Анастасия Владимировна, не бейте меня, пожалуйста, я буду выполнять все, что вы мне прикажете!
Я остановилась и опустила хлыст. А мама быстро отползла от стены, встала на четвереньки и подползла ко мне. В таком положении она стала целовать мою руку, в которой я держала хлыст. После каждого поцелуя повторяла
— Не бейте меня я буду послушной.
Опять прозвучал голос Марии
— Верунчик, я хочу, чтобы ты поняла и запомнила, что встречи со мной будут возможны только после того, как Анастасия мне расскажет, как ты подчинялась ей. Если хорошо, то я приглашу тебя к себе с разрешения Насти. А если плохо, то ты меня не увидишь до того момента, пока не исправишься.
Мария понимала что мама испытывает к ней чувства, и сейчас ставила ее в такие условия, что она буде вынуждена подчинятся мне, хочет она того или нет.
— Насть, можешь продолжать.
Надменно, толи приказала толи попросила меня Мария.
Самое не приятное, ожидало меня после этой сессии, как только закрылась дверь за Марией. Мама ушла в свою комнату, тоже закрыв за собой дверь. На все мои стуки и просьбы войти ответа не было. Я ушла в свою комнату. Это был провал меня как новой Хозяйки мамы. Мария хотела через меня, осуществлять доминирование над ней даже дома. Какое тут доминирование, если мама воспринимала мою доминирование над ней, как очередную, задуманную ее хозяйкой, игру. И как только Мария уходит, ее рабыня прерывает эту игру.
Мама появилась на пороге моей комнаты где то через час с бутылкой коньяка в руках. Она была пьяна и раздражена.
— Как ты смела меня предать!
Кричала на меня мама.
— Ты моя дочь, которая должна быть моей единомышленницей. Ты била меня по щекам и порола плетью! Я хочу, чтобы ты знала, вот как я буду Вам подчиняться, особенно тебе!
Она вытянула руки и ее три пальца, большой указательный и средний образовали кукишь.
— На все твои правила, которые ты напридумывала, мне глубоко насрать. А ты должна знать, что предательница. Я посмотрю, как вы запрыгаете обе. Сговорились за моей спиной.
Продолжала высказывать мне мама. С этими словами она подняла бутылку и сделала глоток. Потом подняла руку, в которой была упаковка с таблетками и стала выдавливать по одной себе в рот. Я смотрела на неё и понимала, что сейчас у меня немного вариантов действий, либо прекратить все это самой, либо допустить непоправимое. О моей неспособности быть маминой Хозяйкой узнает Мария, а это значило, что она осуществит свои угрозы по поводу ее. Мозг работал быстро, и действовать в данной ситуации, мне нужно было быстро. Я быстро преодолела расстояние разделяющие нас, махнув правой рукой перед собой, что было силы, ударила ей ладонью по лицу.
— Какая ты сука!
Сказала я. Смотря, как от моего удара мамина голова мотнулась в противоположную сторону. Таблетки разлетелись в разные стороны. Не давая ей опомнится, я, ещё сильнее размахнувшись, нанесла второй удар.
— Ты сука и ебанная эгоистка!
Мамина голова мотнулась в сторону ещё раз, и она, подняв руки перед собой и наклонив голову вниз, стала закрываться от моих ударов.
— Не бей меня, я все же твоя мать!
Прокричала она мне в ответ. Я стояла и понимала, что при такой построенной обороне я пощечинами не добьюсь ничего. Поэтому водила глазами ища то, чем можно было нанести серию ударов. Мой взгляд упал на черную сумку, оставленную Марией, из которой торчала ручка хлыста. Быстро выхватив его из сумки, я размахнулась и нанесла удар, по выставленным мамой рукам, хлыст свистнув по воздуху, попал в грудь, сейчас защищенную халатом. Мама, взвизгнув от пронзившей ее боли, опустила руки, теперь защищая и тело.
— Ты сука, зажравшаяся эгоистка! Ты никого не любишь и думаешь только о своей пизде!
Нанося ей удары, то по рукам, которыми она закрывалась, то по телу, я наступала на нее. Бутылка с недопитым ею коньяком, выпала из ее рук, когда хлыст попал по кисти правой руки. Я оттолкнула ее ногой. Она стала двигаться назад, отступать, пятясь задом. Я была очень зла и продолжала наступать на нее, махая кнутом, во все стороны. Обида на нее, говорила во мне. Я высказывала ей все, что накопилось у меня на душе.
— Если бы ты, блядь такая, любила меня, то не было бы Марии и ничего этого не было. А ты как последняя сучка бежала к ней подставляя ей свою пизду и жопу.
Ух, как я была зла на нее! Мама пятилась назад и пытаясь увернуться от разящих и обжигающих болью ударов хлыста. Она упала на пол, и перевернувшись на живот, попыталась встать, чтобы убежать от меня. Но я не позволила ей это сделать, нанося удар за ударом. Она попыталась уползти на четвереньках, но напор был так силен, что она просто не смогла это сделать. Злость и ярость придали мне сил. Я отрезала ей путь в ее комнату. Понимая, что от моего преследования ей не уйти она, подобрав руки под себя, осталась лежать на полу. Я еще несколько раз нанесла пару хлестких свистящих ударов. И остановилась. Тонкий халат, который был на ней, когда она появилась на пороге моей комнаты, был изорван, было видно тело с сильными вздутиями рубцов. Я смотрела на нее, лежащую на полу, и мне стало жаль ее. Но сейчас для меня важно было доломать ее, показав свою силу. Я подошла к ней и ткнув ногой ее в бок, спросила.
— Ну что, поняла кто ты?
И не дав ей ответить, я приказала ей.
— Встань на колени!
Она лежала не двигаясь. За что мне опять пришлось стукнуть хлыстом по ее заднице.
— Встань, кому сказала!
Она медленно встала на четвереньки, а потом и на колени. Я видела ее заплаканное лицо с потекшей и размазанной, косметикой.
— Я думаю, что ты остыла после такого и поумнела. Сними халат!
Приказала я ей. Продолжая плакать и немного дрожа всем телом, она сделала и это. Расстегнув пуговицы она сначала сняла левую, а затем и правую сторону халата, сбросив его полностью. На ее теле были хорошо видны все рассечки оставленные орудиями наказаний за последним дни. Удары бамбуковыми палками оставленными Марией два дня назад, их перечеркивали полосы, оставлены хлыстом и свежие рубцы, которые я оставила утром и несколько минут назад. Эти полосы были по всему ее телу. Я никогда не думала, что меня так возбудит, вид исполосованного женского тела, при чем, моей родной матери человека родившего меня на свет. Ее жалкий обиженный вид размазанная косметика, очень сильно притягивали мой взгляд, порождая самые изощренные фантазии. И первое, что я сделала, Я подошла к ней и положив руку ей на волосы, впилась в них пальцами, стараясь захватить прядь по больше, и как можно ближе колбу, потом я резко оттянула голову назад запрокинув ее. Уже через какое-то мгновение, мои губы касались ее губ, а мой язык проникал за них. Маленький перерыв, чтобы сделать вдох, и я вновь сливаюсь с ней в поцелуе. Левой рукой я гладила ее тело, касаясь красных воспаленных рубцов, от чего она дрожала ещё сильнее. Сейчас не было между нами этого самого морального барьера, ограниченного словами мать дочь, мы были просто две женщины, которые сливались в единое целое.
— Этот моральный барьер проскочил мимолетной мыслью в моем мозгу, будто мой внутренний голос начал сильно стыдить меня. Я еще раз прильнула к ее губам, потом отстранилась от нее.
— Ты все поняла, что с тобою может быть, если ты будешь устраивать такие сцены?!
Мама стояла на коленях, голая, наклонив голову в низ, и молча смотрела в пол. Я, касаясь острым концом кнута, провела медленно между ее сисек, потом вверх по шее, и нижней челюсти. Надавив на кнут в районе ее подбородка, попыталась приподнять ее голову вверх.
— Ну не слышу ответа! Или мне еще раз заняться тобой с помощью этого?!
С этими словами я оторвала хлыст от ее подбородка и сделала пару свистящих движений у нее перед лицом, заставив ее чуть отстраниться назад и сжаться.
— Да Госпожа дочь.
Тихо ответила она. Я не стала издеваться над ней дальше, заставляя произносить Анастасия Владимировна. Я приняла это как есть, если она хочет называть меня так, то пусть называет.
— Хорошо
Произнесла я, пытаясь скопировать интонацию Марии, такую же надменную и высокомерную, как у неё.
— Все равно ты будешь сегодня вечером наказана, за такое поведение, а пока уберешь весь этот погром.
Я указала концом кнута на халат, пролитую бутылку, и рассыпанные таблетки.
— Ты все поняла?
Мама выдержала паузу, потом продолжая смотреть в пол, промолвила
— Да Госпожа дочь.
— Тогда нечего стоять приступай. Закончишь, доложишь.
Мама попыталась встать на ноги, чтобы в нормальном положении и нормальной позе выполнить все, что я приказала, но я остановила ее.
— Нет! Ты будешь теперь все делать на четвереньках, до тех пор, пока я не разрешу тебе встать! Ты все поняла?!
— Да Госпожа дочь.
Я смотрела, как мама начала выполнять все, что ей было приказано. Смотрела на ее иссеченное тело, на то, как напрягаются мышцы ее ягодиц и спины. Убедившись, что все таблетки отправились в мусорное ведро, я на пару минут отлучилась к себе в комнату, где взяла мобильный телефон, вернувшись, сделала пару фотографий ползающей на четвереньках мамы.
— Ваш приказ выполнен, Госпожа дочь.
Смотря в пол, произнесла она.
— Хорошо! Молодец!
Похвалил я.
— Теперь пойдешь на кухню, где будешь на четвереньках у батареи ждать, когда я позову тебя для наказания.
— Слушаюсь, Госпожа дочь. — Ответила мама и, развернувшись на месте, отправилась на кухню. Мое состояние было крайне возбужденным, я намерено остановила и ту сцену с поцелуями и дальнейшие ее унижения, так как не хотела, переходить границы.
Взяв в руки телефон, я прошла на кухню, чтобы проверить, как исполняется мой приказ, и запечатлеть все происходящие для отчёта, который могла потребовать от меня Мария. Мама стояла именно там где было приказано, смотря в пол, я приказала поднять голову и сняла на камеру телефона. У неё был очень жалкий и обиженный вид. Я смотрела на неё, и мне очень хотелось подойти к ней, встать передней на колени, обнять ее и просить прощения. Но все что я могла, это сделать это про себя, в своей душе.
— Мамочка, прости меня пожалуйста! Проговорил я про себя.
Телефонный звонок заставил меня вздрогнуть и сосредоточиться. Я сразу догадалась, кем был звонивший. Я подняла трубку..
— Алло!
В ответ прозвучал голос Марии с бархатистыми нижними нотками.
— Ну как у Вас дела? Чем занимаетесь?
Спросила она.
— Добрый вечер Маш!
Ответила я.
— Извини, подожди минутку…
Не прикрывая трубку рукой и на сколько позволяла длина провода, я подошла к дверному проему очень громко крикнула
— Я жду тебя в большой комнате. Чтобы через минуту была здесь.
А потом вернулась к разговору.
— Как слышишь, воспитываю нашу с тобой собственность, а то она мне после твоего ухода восстание устроила.
И я нарочито громко, чтобы было слышно маме, рассказала все, что случилось и как я поступила. И о том, как заставила ее ждать наказание.
— А сейчас, я буду ее наказывать, думаю, что плеть и хлыст применять никак нельзя, ее тело и так исполосовано, а вот выбивалкой для ковров я ее отхожу как следует
Сообщила я Марии. И потом. Задала свой вопрос
— Хочешь послушать?
— Нет-нет! Делай, как считаешь нужным.
После возникшей маленькой паузы ответила Мария.
— Только передай ей, что я жду ее у себя завтра в восемь часов утра.
С этими словами она повесила трубку. На протяжении всего разговора я смотрела на маму, подошедшую ко мне и стоящую на четвереньках у моих ног. Я видела, как ее щеки покрылись румянцем, когда она услышала, что я рассказываю все Марии. На глазах ее наворачивались слезы, и на лице была гримаса осуждения. Я понимала что завтра, на встрече с Марией, ей воздастся за содеянное сегодня. Я обратилась к маме.
— Ты все слышала?
— Да Госпожа-Дочь.
Ответила она.
— Тогда вперед, выполняй. Принеси мне выбивалку для ковров.
Приказала я ей. А потом было само наказание. Мама лежала на полу с подтянутыми к сиськам и широко расставленными ногами, а я стояла над ней, и медленно не торопясь шлепала ей выбивалкой по лобку.
— Это тебе пизда, за коньяк.
Пауза. И снова удар.
— Это за таблетки. А это тебе блядь такая, чтобы меньше пиздой думала
И два удара отпущенные мною со всей силы, заставившие маму вздрогнуть и вскрикнуть, прогнувшись всем телом. Я переступила через неё и отошла в сторону. Мама, приученная Марией все делать по приказу, продолжала лежать, сохраняя позу. Только отвернулась голову в противоположную от меня сторону, чтобы я не видела как ей стыдно. Подойдя к ней, со стороны ее отшлепанной пизды, и наклонившись, я ввела два пальца в неё. За половыми губами мамы было очень влажно от сока. В голове у меня возникла импровизация.
— Повернись пиздой к креслам
Приказала я ей, и вытащила из нее пальцы. Мама быстро послушно подчинилась. Опустив ноги на пол, она поднялась и села. Затем, развернувшись требуемым местом в требуемую сторону, легла на пол. Мне хотелось по быстрей подвергнуть ее задуманному испытанию, поэтому я стала ее подгонять.
— Быстрей! Что ты возишься как толстая корова! Подними ноги к плечам. Я кому сказала быстро!
Мама не понимала, что я задумала, но выполняла точно то, что я приказывала. Приказав ей ждать, я на несколько минут зашла в свою комнату, чтобы взять из своей сумочки, припасенный на всякий случай презерватив. Я вышла, одевая данное резиновое изделие, на ручку выбивалки. Я подошла к ней, ожидающей меня в приказанной позе, встала возле нее на колени, и раздвинув пальцами ее половые губы, ввела винтовую ручку выбивалки нее наполовину. После чего взяла правую руку мамы и положила на черенок выбивалки. Затем встала с колен и произнесла.
— Я решила разрешить тебе самоудовлетвориться, трахать себя будешь выбивалкой. А я сяду, посмотрю, как ты это будешь делать. Можешь приступать. Мама выслушала приказ и повернула голову в мою сторону. Я видела ее пунцово красное от стыда и перевозбуждения лицо. Я села в кресло, смотреть, как будет выполняться сказанное мной. И надо сказать, что скучнее картины, мне видеть не приходилось. Вялые и медленные движения грозили растянуть данную сцену часов до двенадцати ночи.
Дальнейшая наша с мамой жизнь пошла без особых трудностей. Мама привыкала к новым правилам, установленным мною в доме, к тому, что она должна подчиняться не только Марии, но и мне. Конечно, для неё было труднее всего, привыкать и подстраиваться под нас обеих, но она справлялась с этим. Она быстро привыкла находиться в моём присутствии без одежды, стоять на коленях, в ожидании моего вызова. Вызовом чаще всего был звонок колокольчика. Но самым сложным для неё, было пережить эмоции, когда я проводила с ней различные экзекуции. Здесь, больше всего работал барьер общественной морали, заложенный в ней. Собственная дочь порет и унижает, человек, которого она выносила, родила на свет. Поэтому все, что я делала с ней, было намного ярче и сильнее в эмоциональном плане.
Мои отношения с Марией стали ближе. Мы часто обсуждали возможные виды воздействий и наказаний для мамы, подолгу разговаривали друг с другом, когда она звонила, чтобы вызвать маму к себе. Теперь, в знак уважения ко мне, она делала это по утрам. Я понимала, что это было необходимо, чтобы контролировать меня и мои действия, и старалась как можно ярче заявить о себе. Мне казалось, что Мария ревнует маму ко мне, потому как ее наказания стали еще сильнее, а пытки изощреннее. Это было хорошо заметно по следам, оставленным на мамином теле. Следам от бамбукового прута. С каждым разом их становилось все больше. Совместных встреч, где участвовали мы трое, у нас больше не было.