Марево
…Большие, немного обвислые груди тихонько покачивались прямо перед моим лицом. Толстые сморщенные соски вызывающе торчали в разные стороны, окруженные коричневыми кругами. От них пахло духами и хорошим женским бельем. Маленькая родинка на левой груди была похожа на комара.
Я осторожно лизнул ближайший ко мне сосок, и женщина порывисто вздохнула. Ей явно не терпелось более конкретных ласк. Я снова лизнул левую грудь и…
…дядька с толстым животом занял ее место. Женщина немного неуклюже спустилась с автобусных ступенек и исчезла в полуденном городе.
Недовольно посмотрев на дядьку, я обнаружил, что тот был еще и кавказцем. Громадный орлиный нос, густые усы и брови — короче, полный генацвале. Только жирный. Ему, вероятно, было жарко в пиджаке, он постоянно вытирал свой потный лоб красивым платком, но маленькие капельки все равно изредка падали…
…на мой живот. Ноги немного затекли, в спину впился какой-то крючок, но это даже было кстати. Далекие голоса за закрытой дверью добавляли острых ощущений. Окно мне загораживал целый стеллаж с театральными костюмами, сквозь которые как-то сумел пробиться тонкий лучик света.
Гиви наконец-то снял свою мушкетерскую шляпу и швырнул ее на пол. Меня обдало струей теплого воздуха, а в солнечном луче опять затанцевала пыль. Гиви крепче сжал мои бедра и придвинулся поближе, шатая старый столик, на который он меня уложил.
Глухие шлепки раздавались в запертой костюмерной, не прерываясь даже тогда, когда по коридору кто-то проходил. Потому что это тоже добавляло возбуждения.
Толстый, как Гиви, и короткий, как антракт в спектакле, мужской половой член активно вторгался в мой задний проход, яростно содомируя молодого человека, то есть меня. Как я на это согласился — понятия не имею, но уже лежа на спине перед этим монстром, я так явно ощущал себя шлюхой, что…
…перед тем как сесть, они задели мою ногу, ничуть не извинились и продолжали трепаться.
Кавказца я потерял в толчее перед остановкой у метро. Словно могучий ледокол, он раздвинул своим животом толпу у входа и пропал, даже не издав последнего гудка.
Со вздохом сожаления я вернулся к девочке Маше и ее бабушке…
Наверное, я болен.
Мне необходимо как можно скорее посетить врача. Вернее, врачиху. Не обязательно красивую, но точно с большим задом и безумным желанием в глазах. Ту самую врачиху, которую я смогу бесцеремонно и осторожно (чтобы никто не заметил!) облапить сзади за груди, больше похожие на две дыни и со сладкой судорогой внизу живота ощущать эту восхитительную мягкую тяжесть, так сочно прощупывающуюся сквозь белую ткань халата. И чтобы я сидел у нее под столом, когда она будет принимать очередного пациента, и чтобы я смог лизать ее трусики, легонько их покусывая в области клитора. А потом, заперев кабинет, яростно засадить ей в анус, разорвать колготки и насиловать, насиловать, насиловать…
Мой автобус подъезжал к последней остановке.
Там, где почти все пассажиры выходят.
Там, где некоторые остаются, чтобы потом отправится в свой очередной круг, обратно в город.