Летняя жара

Лето для меня всегда ассоциировалось не столько с морем и песком, сколько со старым домом в деревне, оставшимся еще от деда. Это, пожалуй, было единственное место, где я получал настоящий кайф от отдыха — роскошный запах леса, находившегося неподалеку, ночные купания голяком в речке, шершавые деревянные полы дома, скрипящие под босыми ногами, наконец ночной костер, друзья с шашлыками, а если повезет, то и хорошая горячая ебля на стоге свежего сена или под истошный скрип старой кровати, до тех пор, пока не заноют опустошенные яйца.
Я давно ждал его к себе. Не знаю почему, но неказистый и стеснительный Леха, мой тезка, вызывал во мне дикое желание; я помню, как пару раз в общих гостях едва удержался, чтобы не зажать его в темном углу. Ему было 24, как и мне, копна светлых волос, горбоносый, с какими-то пронзительными голубыми глазами, тощий как дворовый пес и вечно голодный — таков был объект моего странного неуемного желания, непонятного для меня самого. И вот, наконец, он должен был приехать.
Я увидел его далеко на пыльной виляющей дороге, так и не дождавшегося автобуса и пожалевшего денег на машину из ближнего городка. Этим утром я встал пораньше, успел натопить баню, швырнуть на сковороду пару порядочных кусков мяса, сварить картошки и даже поваляться в ожидании на траве под жарким июльским солнцем. Я жил в деревне уже с месяц, загорел дочерна, на здоровой и обильной жратве отожрался, а потому напрочь забыл про джинсы, с трудом сходящиеся под волосатым брюхом, и ходил в одних спортивных трусах; ну и босиком, конечно, — ножища та еще, охуеешь за год от вечно тесной обуви. В итоге, Леха аж присвистнул, открыв заскрипевшую калитку, и уставился на меня с восторженной улыбкой, — белый и замученный городской житель.
Через пару часов нажравшийся до отвала и слегка пьяный, он сидел, развалившись, на ободранной деревянной скамейке рядом со старым летним столом. Сначала в сторону полетели кроссовки, потом рубаха. Он остался в одних джинсах и, кряхтя, с удовольствием распустил ремень под отяжелевшим от жратвы животом. Я впервые видел его неразвитую, покрытую редкими светлыми волосами грудь с небольшими сосками. Блядь, он был моей полной противоположностью даже в этом: я уже в старших классах школы гордился волосатой грудью и густой "блядской дорожкой", которые мне "достались" от греческих предков отца.
От одного его вида у меня тяжелели яйца и предательски пытался разорвать трусы хуй. Я едва сдерживался и, несмотря на его полупьяные отговорки, повел его париться.
В предбаннике Леха спустил джинсы и остался в клетчатых, на двух пуговицах трусах; мне окончательно сорвало крышу. Я медленно развязал шнурок завязки и спустил трусы.
— Бля, Леха, ну у тебя и дубина, охуеть! — Он с восхищением уставился на мой начинающий вставать здоровенный хуй, "гордость семьи", как говорил отец. — Всю жизнь мечтал:
— Да ладно, — натянуто усмехнулся я, небось, и у тебя не маленький. Покажи.
Леха как-то стыдливо спустил трусы. Из копны волос свисал вполне приличный член, а вот с яйцами парню не особо повезло, — их было едва видно. И тут что-то во мне дернулось, сорвалось что ли… Я повалил его на лавку и стал со всей страстью засасывать его губы, влажные, горячие, сводящие меня с ума какой-то своей нетронутостью и свежестью.
— Бля, Леха, ты чего охуел? Отпусти! — он п

к велик, что мне стало по хую. Сосал он отменно, явно не впервые, порой медленно проводя кончиком языка по натянутой до отказа уздечке, засасывая поочередно то одно, то другое яйцо. Продержался я недолго, уже пару дней яйца от одиночества мешали ходить, и тут начался невообразимый кайф: меня бил невероятный по силе оргазм, но спустить я не мог из-за перетянутых протоков. Я ревел в голос как бык, на выросшем до огромных размеров хуе вздыбились вены, тяжелые, переполненные спермой яйца аж до боли подтянуло к члену.
После второго оргазма он сорвал удавку. Я крепкий мужик, кончаю сильно, но такого со мной не было, пожалуй, никогда: сперма била струями Лехе на грудь, стекая вниз, а он продолжал массировать мне яйца, пока я не иссяк; другой рукой он дрочил свой хуй. Я сел на скамью, отдышался.
— Если бы ты знал, как давно я хотел тебя. — Леха внимательно посмотрел мне в глаза. — Но, бля, страшно было подъехать — отпиздишь еще, кто ж знал: — Он слизнул с руки мою сперму.
— Ты просто класс! Кто научил-то?
— Да был один, армянин. Случайно в поезде столкнулись, побазарили, выпили. Ну, потом он и предложил, причем в открытую. Я перессал сначала, а потом согласился, самому захотелось. Одна беда, — Леха рассмеялся, — орать то нельзя, купе все-таки, соседи через стенку, он чуть не задохнулся от восторгов, а потом и мне отсосал. С тех пор люблю волосатых, — он медленно провел руками по моей груди и животу. От одного его прикосновения мой член вновь встал.
— Да ты жеребец, — он взял в руку мои яйца и начал их осторожно массировать. — Сразу говорю, в жопу боюсь давать, ты мне все порвешь на хуй своей елдой:
— Я осторожно, Леш, давай?
Я положил его ноги себе на плечи и начал медленно разрабатывать пальцами его задницу. Один палец, потом два, а потом я начал постепенно всаживать в него свой член, окаменевший от одного вида его субтильного тела, разгоряченного еблей. Сначала осторожно, потом все сильней и сильней. Леха стонал одновременно от кайфа и от боли; вскоре я понял, что скоро кончу: между ног засаднило, яйца с силой подтянулись вверх. Кайф! Я словно по инерции продолжал ебать его, выплескивая остатки спермы из опустошенных яиц.
Через пару часов мы лежали с ним на сене, распаренные после бани и смотрели на звезды. Нет, никакой романтики, просто наслаждение от близости того, кого хотел так долго.