Как мы померились

Она выглядела так чинно! Можно было гордиться такой женой. С ней не стыдно было придти куда-нибудь в шикарный ресторан и поужинать за соседним столиком с кем-нибудь из знаменитостей. Четко приглаженные волосы, грамотно наложенная косметика, так что ее не заметно, движенья головы, манера держать столовые приборы. Сама очень элегантна, платье строго по фигуре, не хватает только дорогого колье на шее. Да и платье с распродажи. Но в принципе кто об этом знает?

Да и не это важно, важно было то, что никак не мог поверить, что она, вот такая милая и привлекательная моя жена, всего три недели назад изменяла мне на кухне своей подруги с каким-то даже не очень знакомым парнем. Он трахал ее сзади задрав юбку на талию и спустив колготки до колен. Они оба думали, что я пьяный уснул за столом. Кончилось это тем, что парню я сломал челюсть (как выяснилось позже), а моя жена потом под утро валялась у нашего подъезда у меня в ногах, вымаливая прощения. Она стола на коленях прямо на асфальте и ревела навзрыд. Изорвала новые колготки и расцарапала коленки в кровь. Я был не преступен. Я не знал как поступить и просто молчал. Она пыталась, потом уже дома (я не запретил ей заходить) соблазнить меня, у нее даже получилось один раз мельком коснуться моих губ своими, холодными, дрожащими и соленными от слез губами. Но я отстранил ее.

Она то убивалась, то потом впадала в «кому»: сидела или у окна и тупо смотрела на улицу, или за компьютером перелистывала наши свадебные фотографии. После просмотра фотографий она обычно плакала. Несколько раз она пыталась заговорить со мной, но я все молчал. И это ее еще сильнее выматывало. Я представлял как ей тяжело. Но она сама была во всем виновата. Я мог просто простить ее, у меня не было ревности, но просто так это оставить было нельзя, это бы ее испортило в конец. А что-то сделать я не мог, поэтому приходилось выматывать ее игнором.

Время шло. Вроде бы не много, но в то же время достаточно, что бы начинать прощать… или наоборот…

Все решилось как всегда довольно неожиданно. В пятницу теща справляла юбилей. Именно на нем моя жена и выглядела так отпадно. Платье обтягивало ее грудь и талию, но было свободно в ногах и едва не доходило ей до колен. Новые телесного цвета чулки туго обтягивали стройные ножки, длинные каблуки туфель придавали им еще большую сексуальность. За день до этого она очень робко спросила меня про юбилей своей матери.
Она почти шепотом говорила, что мама ведь ничего не знает про наш конфликт и ждет нас обоих, она сразу же стала умолять меня пойти, и я сказал что пойду. Это были первые слова за три недели, которые я сказал в ее адрес.

В кафе, на празднике, я позволил себе несколько раз с ней перекинуться фразами и она прямо засияла. Она пила шампанское, но очень умеренно, ведь основной причиной ее измены, по ее же словам, был алкоголь. Она не может себя контролировать, когда сильно выпьет. И давала мне слово, что больше никогда, никогда не будет пить. Я не считал, что она не сдержала слово. За весь вечер выпила пару тройку бокалов шампанского, это только подогрело ее взгляд. Много раз за вечер она взглядывала на меня и, в ее глазах застывал вопрос, я игнорировал, молчал взглядом, делая его непроницаемым.

Домой возвращались мы не поздно, где-то около одиннадцати. Она предложила пройтись пешком и тихонько взяла меня под руку, но я вырвал руку и прошел к стоянке такси. На заднем сиденье машины она тихо плакала смотря сквозь стекло на темные улицы города.
Мне стало жаль ее, и я понял, что дальше тянуть нельзя. Так изведется она в конец, надо ставить точку, либо прощать

кой. Получилась очень сильная пощечина. Она рухнула на пол отлетев в проем между прихожей и комнатой. Платье ее загнулось, оголив резинки ее чулок и белую кожу бедра. Я снял свой ремень с брюк, я стал хлестать им по ней без разбора.

При первом ударе она как-то привставала, и он попал ей прямо в лицо. Взвизгнув от боли и неожиданности она выставила руки перед собой пытаясь этим хоть как-то защититься но только через несколько ударов до нее дошло, что надо сжаться и закрыть голову руками. Остальная часть ударов пришлась по ей по спине. Я не знаю, сколько я ее бил, но много. Это продолжалось, наверное, около минуты. Когда я остановился она, сжавшись в комок, притянув ножки к животу, уткнувшись лицом в пол, рыдала и вздрагивала, ожидая продолжения ударов. Уронив ремень на пол и тяжело дыша, я опустился в кресло. Ремень слабо стукнулся о половое покрытие, но даже от этого легкого звука, она вздрогнула еще сильней и глухо взвизгнула.

Я сидел в кресле и смотрел на нее, постепенно она раскрывалась, осторожно посмотрела вверх и, увидев меня сидящим в кресле, подползла к моим ногам и положила голову мне на колени. Она все еще всхлипывала и дрожала. Я положил руки ей на голову и стал гладить ее. Это довольно быстро ее успокоило, всхлипывание прошло совсем, проходила и дрожь. От трех недельного воздержания я быстро возбудился, она, почувствовав это, расстегнула ширинку моих брюк и взяла мой член в рот. Медленно, но верно она все сильней и сильней заглатывала его, для удобства села на коленки и стала работать еще быстрее. Я кончил быстро. Она довела дело, до конца полностью вобрав всю сперму в свой ротик и вылезав весь мой член до блеска. Потом очень преданно посмотрела на меня снизу вверх и грустно улыбнулась. Я заметил темно-красную линию у нее на лице, она проходила от уха по левой щеке до шеи. Я понял, что это след от удара ремнем.

Сев рядом с ней на пол я поцеловал ее в губы. Она очень страстно, сразу же ответила на мой поцелуй и обвила мою шею руками. Я лег на нее сверху, она раздвинула ножки, и сдвинув тоненькую полоску стрингов в сторону пустила меня в себя. На этот раз все продолжалось долго, постепенно я оголил ее грудь и впивался губами в ее соски, а она стонала и извивалась подо мной, помахивая мне бедрами и пуская меня в себя все глубже и глубже. Ее тело пробивала мелкая дрожь, стоны замирали – так она кончала. В этот раз она кончила три раза, последний очень бурно и так, что потом изгибалась и стонала почти крича. Я кончил в нее только минут через двадцать. Потом мы сходили в душ, и через пол часа занялись сексом снова, только уже голые в постели.