Дождь
По мокрому асфальту стучали капли дождя и каблуки. Люди торопились укрыться от лившейся с небес воды под навесами, крышами, в магазинах и переходах. Только я стоял неподвижно, подставив лицо дождю и наслаждаясь неимоверным ощущением спокойствия. Меня толкали, кто-то недовольно ворчал, кто-то просто бросал на меня исполненные злости взгляды, но мне было все равно. Это же так здорово, люди, стоять вот так под плачущим небом и ощущать на губах сладковатый вкус его слез! Что же вы бежите от дождя, словно сказочная колдунья?
А я не боюсь. После того, через что я прошел, дождь это не страшно. Это настоящая благодать…
Капли падали мне на лицо, затекали в глаза и нос, наполняли рот, а я улыбался, лишь иногда моргая, чтобы стряхнуть воду с ресниц.
— Ты чего, парень? Простудишься, — над моей головой вдруг возник цветастый зонт, а возле моего уха раздался женский голос.
Я медленно опустил голову и посмотрел на нее. Чуть ниже меня ростом с большими янтарными глазами, обрамленными густыми ресницами, с чувственными губами, мягкими, словно бархатные подушечки. У нее такая белая кожа, что кажется будто она светится изнутри. На ней черное свободное пальто, на ее тонких ручках перчатки, на локте болтается маленькая сумочка с золотой застежкой в виде бабочки.
Я улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ.
— Идем скорее, а то простудишься, — повторила она, продолжая улыбаться.
Я кивнул и послушно двинулся за ней, пробиваясь сквозь бесконечный людской поток.
Дождь глухо барабанил по куполу ее зонтика, отбивая какой-то диковинный ритм, а я следил голодными глазами за тем, как мерно покачивались при ходьбе складочки ее пальто, и пытался представить, как она будет выглядеть без одежды. Моя фантазия разыгралась настолько, что мой меньший брат стал заметно оттопыривать брюки. Прохожие, шедшие мне навстречу, бросали на меня негодующие, а иногда и завистливые, взгляды.
Наконец, мы выбрались из толпы и медленно зашагали вверх по тихой улице, поросшей каштанами. Теперь мы шли рядом, и я рассматривал ее лицо. Я еще никогда не видел таких красивых женщин! То есть, видел, конечно, но с тех пор, как я пришел сюда, такие красавицы мне не встречались.
Вдруг она свернула направо в маленький дворик. Я последовал за ней. Дождь тем временем перестал, и она сложила зонт, изящным жестом повесив его на запястье той же руки, на локте которой она держала сумочку.
Мы вошли в полутемный подъезд, поднялись на второй этаж. Она тихо постучала в дверь условным стуком. Замок щелкнул.
Я не сразу увидел, кто нам открыл, но я услышал ее слова:
— Я привела его.
Я машинально сделал шаг назад, когда дверь широко распахнулась, и на пороге возник Гаэр.
— Даже не надейся, — прошипел я в ответ на его широкую улыбку, — я не вернусь.
— От тебя этого никто и не ждет, — он чуть посторонился, а моя провожатая, каким-то непостижимым образом оказавшись за моей спиной, буквально втолкнула меня в темную прихожую.
Я пытался упираться, но все было напрасно.
— Успокойся, — Гаэр положил руку на мое плечо, и его глаза вдруг вспыхнули алым пламенем, — будешь дергаться, спалю тебя заживо и найду кого-нибудь другого.
Я тяжело вздохнул и покорно пошел прямо по коридору следом за ним.
Он открыл передо мной дверь. Я послушно прошел вперед и остановился в паре шагов от порога. Гаэр вошел следом за мной. Последней вошла девушка.
— Добрый день, уважаемый… как ты себя здесь называешь? — он улыбался еще шире, чем его брат, будто встретил лучшего друга после долгой разлуки.
— Я еще не придумал себе имя, — ответил я мрачно.
— Жаль, жаль, — он притворно расстроился. А потом вновь улыбнулся, продемонстрировав свои пятисантиметровые клыки. — В таком случае буду величать тебя тем именем, которое мне назвал твой «родственник» — Сандро.
— Хоть горшком назови, только в печь не клади, — отозвался я. — Зачем эти прелюдии? Убейте меня — и дело с концом.
— Вот еще, — Гаэр протиснулся вперед к брату и улегся рядом с ним на шелковые подушки, которыми был забросан пол. — Присаживайся.
— Мы не за тем тебя искали, — кивнул Шаул. — Анастасия, будьте так любезны, принесите нам что-нибудь выпить. И подготовьтесь — нашему гостю не помешает расслабиться.
Я не шелохнулся, а половицы за моей спиной скрипнули.
— Что вам от меня нужно? — спросил я, стиснув зубы и сжав кулаки.
— Услуга. Маленькая. Это не займет много времени и не отнимет много сил, — продолжал улыбаться Шаул.
— Нужно наказать одного человека, — кивнул Гаэр.
— Даже не человека. Так, мразь подзаборная.
— Его нужно найти…
— И убить? — я опустил голову и шумно выдохнул. — Вы что, сами не в состоянии?
— В том-то и штука, что убивать его не нужно, — вдруг хором заговорили они. — Его нужно найти и напугать. Если мы сами займемся этим, мы его как раз и убьем. А ты — другое дело. Твои классовые способности не рассчитаны на убийство. Твоя стихия — страх.
— Страх тоже убивает, — буркнул я.
Разумеется, они правы. Каждый из них в десятки, в сотни раз сильнее меня. И их стихии куда мощнее моей — и огонь, и холод убивают мгновенно. Моя стихия убивает долго. Она разрушает человека изнутри, разъедает его психику, лишает возможности адекватно оценивать происходящее и, наконец, приводит его к самоубийству. Или же не приводит — здесь бывают варианты…
Половицы за моей спиной снова скрипнули.
Я обернулся — девушка стояла позади меня с небольшим подносом с бокалами и серебряным кувшинчиком. На ней сейчас была надета полупрозрачная светлая туника, и от вида ее идеального почти совсем обнаженного тела у меня заныло в груди и снова начали топорщиться брюки.
Она, казалось, не обратила внимания на мою реакцию и прошла в центр комнаты. Она присела, поставив поднос у ног близнецов, и вновь развернулась ко мне лицом.
— Что вы будете пить? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
Я сглотнул комок. Близнецы за ее спиной удовлетворенно переглянулись.
— Ответ можешь дать утром, — с улыбкой проговорил Гаэр.
— А мы пока пойдем, — поднялся с подушек Шаул.
Девушка продолжала смотреть прямо мне в глаза, а мои руки сами собой тянулись к ее талии.
Я и не заметил, как близнецы покинули комнату. Зато я заметил, как ее бархатистые аппетитные губки раздвинулись, как ее ручки обвились вокруг моей шеи, и как мы дружно повалились на пол и перевернули кувшинчик с вином.
Я целовал ее так, будто это было в последний раз в моей жизни. Я впивался в ее губки, пытаясь проникнуть в ее ротик языком как можно глубже. Но я все-таки неумелый любовник. Из-за особенностей моего класса у меня и женщин-то было — раз-два и обчелся. Зато мою неуклюжесть она компенсировала с лихвой — ее язычок проделывал в моем рту такое, чего я и представить себе не мог. И пока я млел от того, как сладко она меня целовала, она нежно стягивала с моих плеч уже успевшую подсохнуть рубашку и расстегивала давно мешавшие брюки.
— Как ты хочешь? — выдохнул я в перерыве между поцелуями.
Она посмотрела на меня удивленно:
— Тебе не все равно?
Я мотнул головой.
Она улыбнулась, но на этот раз ее улыбка была исполнена искренней благодарности, а не просто дежурной похоти.
— Я хочу видеть твое лицо, — прошептала она, укладываясь на спину. — Твое истинное лицо…
Я ухмыльнулся, нависнув над ней на руках, и начал преображаться.
Не знаю, как кто, а я люблю свою истинную форму. На то есть две причины. Во-первых, несмотря на мой класс, я все-таки довольно симпатичный. А во-вторых, моя человеческая форма не сильно отличается от истинной. То есть моя истинная форма человекообразна. Разумеется, некоторые отличия имеются — например, у меня заостренные уши, глаза с вертикальным зрачком, а не с круглым, перепонки между пальцами, но это все мелочи. Близнецы в истинной форме и вовсе похожи на драконов, только намного меньше, но их это не сильно смущает.
Она улыбнулась еще шире, осторожно касаясь моей груди. Это выглядело так забавно — ее маленькие белые пальчики скользили по моей красноватой коже, как хлопья вулканического пепла кружат над остывающей лавой. Я взял ее ручку и поднес к своим губам, стараясь не поранить ее клыками. Она коснулась пальчиками моих зубов и чуть отстранилась от меня:
— А у их отца клыки больше… — с улыбкой заметила она.
Я вздохнул. Конечно, больше! Он и сам побольше меня будет — в истинной форме его рост достигает десяти футов, плюс рога. Да и плечи у него пошире. А когти! Я однозначно проигрываю ему по всем параметрам — каких-то несчастных пять с небольшим футов роста, полное отсутствие когтей и рогов, чешуя на голове вместо волос…
Его истинная форма внушает страх каждому, кто его видит, а моя в лучшем случае вызывает снисходительную улыбку.
Я снова судорожно вздохнул и сел, обхватив колени руками.
Она села рядом со мной и участливо заглянула мне в глаза, положив руку мне на плечо:
— Прости, я не должна была…
— Это ты меня прости, — улыбнулся я. — Демон страха, который не может справиться с собственными комплексами, это смешно.
— Дем, — она провела рукой по моему плечу, а я вздрогнул.
Мое имя это своеобразный пароль, код доступа к моим способностям. Особенность моего класса — в отличие от других демонов, мы можем использовать свои умения лишь в определенных случаях. Защитный механизм, в противном случае мы бы не смогли общаться с окружающими. Едва я слышу свое имя, я начинаю видеть все, что пугает, страшит, настораживает, напрягает или просто заставляет чувствовать себя неуютно моего собеседника. Проще говоря, я начинаю видеть все его страхи в любых проявлениях.
Поэтому я резко встал и отвернулся от нее.
Я не хочу знать, чего боится эта красивая женщина. Я не хочу знать, от чего она вскрикивает по ночам, какие кошмары беспокоят ее во сне и наяву. Я не желаю проникать в ее подсознание и вытягивать оттуда воспоминания и мысли, о которых она сама предпочитает не помнить и не думать. Не хочу!
— Дем, посмотри на меня, — проговорила она и коснулась моего плеча.
Я замотал головой и закрыл лицо руками. Это не поможет. Для моих проклятых глаз нет никаких преград! Стоит мне повернуться к ней лицом, и я увижу все! Нужно подождать — магия имени ослабевает со временем. Чем дольше я буду сопротивляться этому, тем меньше вероятность, что я что-то увижу. По сути, мне нужно переждать лишь десять минут. Потом снова включится блокировка, и я опять буду видеть лишь ее физическое тело — подтянутое и сексуальное с волнительными бугорками небольших грудей, округлым упругим животиком, стройными ножками, аккуратной попкой, с янтарными озорными глазами, чуть вздернутым носиком, по-детски румяными щечками и чувственным ротиком.
Я шумно выдохнул сквозь зубы и убрал руки от лица.
—
Я снова шумно выдохнул. Кажется, закончилось. Я украдкой посмотрел на нее. Да, я теперь вижу только ее физическое тело. Боже, как она прекрасна…
Я развернулся к ней и прижал к себе:
— Больше того, мне неприятно видеть чужие страхи. Как правило, люди боятся отвратительных вещей — змей, пауков, живых мертвецов… Конечно, все это сводится к страху смерти, но в подсознании каждого человека смерть выглядит по-своему. Я не хочу знать, какую форму она приняла в твоем случае. Я не хочу видеть причину того, какая ты есть. Я хочу видеть лишь конечный результат — он меня вполне устраивает.
Она улыбнулась и потянулась губами к моим губам. Мы целовались, а я тем временем стягивал с нее тунику. Ее кожа была такой теплой и бархатистой, ее прикосновения были такими нежными и точными, что я закрыл глаза и сосредоточился лишь на своих ощущениях.
Ее ноготки легко царапали мою грубую толстую кожу, ее зубки ласково покусывали мое жесткое заостренное ухо, а теплые ладошки то и дело пробегали по чешуе на голове.
Я тоже старался быть нежным, но, видимо, некоторые мои движения все же доставляли ей боль — она громко вскрикивала. Тогда я останавливался, спрашивал, что я делаю не так, но она не отвечала, а лишь впивалась в мои губы поцелуями. Наверное, мой меньший брат несколько великоват для нее. Мда, надо было сохранить человеческую форму — в ней у него и размерчик поменьше, человеческий…
Но вот ее ножки крепче обхватили мою талию, а ноготки глубже впились в мои плечи. Она приподнялась над полом, выгнула спинку, а я сильнее прижал ее к себе, почти позабыв о том, что мое достоинство было для нее слишком длинным, и с почти звериным рыком кончил. Она тоже закричала, да так громко, что мне казалось, у меня вот-вот лопнут барабанные перепонки.
Через пару минут она затихла, обмякла. Я тоже расслабился и аккуратно уложил ее на подушки. На внутренней стороне ее бедер я заметил капли крови.
— Тебе больно? — спросил я с тревогой.
Она улыбнулась:
— Это ничего. Рожать больнее…
Я нежно коснулся губами ее груди и вышел. Мое семя, розоватое от ее крови, медленно стекало по ее промежности на пол.
— Прости, я… я не хотел делать тебе больно… — я провел рукой по ее животу сверху вниз.
— Не переживай, — она блаженно прикрыла глаза, — мне было хорошо…
Я лег рядом с ней и положил голову на ее плечо.
За окном заметно стемнело. Крупные капли дождя горошинами бились в стекла, а сильный ветер безжалостно трепал кроны каштанов. Они жалобно трещали и хлопали мокрыми листьями.
— Дем, — снова проговорила она. Я перевернулся на спину и стал рассматривать потолок. — А ты можешь… лишить человека страха?
Я кивнул:
— Но я этого делать не буду. Страх кроется в памяти, в опыте. Лишить человека страха, значит, отобрать его память. Отобрать у человека память, значит, подорвать саму основу его личности. Мы становимся теми, кто мы есть, в результате того, что мы переживаем, как мы на это реагируем, и что мы об этом помним. Все события и мгновенные реакции уходят в небытие. С нами остается только память. В памяти все — детские сказки, руки матери, голос отца, лица друзей и знакомых, слова, мысли, чувства, эмоции и, разумеется, страхи. Изъять из памяти что-то одно, например, только страх, невозможно. Неизбежно будут задеты и другие аспекты. Забудется что-то, что является основополагающим для твоей личности. И ты станешь кем-то другим. В этом нет ничего хорошего. А даже если я отниму только страхи — допустим, у меня это получилось — ты все равно станешь другой. Например, ты боишься высоты, поэтому ты не станешь лезть без страховки на высокую гору. Но вот я убрал из твоей памяти некое событие, которое стало источником этого страха. Ты пошла одна в горы и сорвалась в пропасть. Хорошо это? — я невольно посмотрел на нее.
Она не боится высоты. Она боится потерять доверие сына. Ее страшит смерть от ран и болезней. Ее пугают звуки, доносящиеся по ночам с улицы. Ее самый страшный кошмар — когда ее родной сын вонзает ей нож в спину. Я снова отвернулся.
— А то, чего боишься ты, я и вовсе не стал бы убирать. Это естественный страх для любой женщины, которая растит ребенка одна. Но бояться тебе нечего — твой сын не станет делать ничего такого. Ты хорошая мать, и он об этом знает…
— Ты… ты успокоил меня… Спасибо тебе, — она поцеловала меня в плечо, и ее ручки обвились вокруг моей талии. — Спокойной ночи.
Я провел кончиками пальцев по ее волосам:
— Спокойной ночи…
Я сидел в маленьком полуподвальном кафе у окна, которое выходило на тротуар центральной улицы. На уровне моего лица пробегали, проходили, проносились сотни ног — мужских и женских, стройных и обрюзгших, с жуткими язвами и воспаленными венами, молодые и старые, в брюках и юбках, в ботинках, туфлях, сапогах. Вот мимо протарахтели мелкие колесики детской коляски, за ними прямо по лужам прошли маленькие ножки в цветастых резиновых сапожках, следом важно прошагали полные женские ноги в элегантных, но не новых туфельках на небольшом каблучке. Навстречу им прошаркали мужские ноги в мешковатых брюках и стоптанных ботинках. Рядом с ногами мерно постукивала деревянная клюка, безбожно не попадая в ритм падавших с неба капель. Потом напротив окна остановились молодые сильные ноги в грязных кроссовках и темно-синих джинсах с обтрепанными штанинами. Ноги прошли вперед, назад, затем вернулись на прежнее место, немного потоптались, видимо, ожидая какие-нибудь красивые ножки в сапожках и мини-юбке. Скоро такие ножки, только в полуботинках на невысокой танкетке, подбежали к ногам в джинсах, встали на носочки, а затем обе пары ног неспешно удалились вверх по улице.
Я, не торопясь, потягивал свой кофе и ждал. Он должен был явиться с минуты на минуту.
Вдруг большая крепкая рука легла на мое плечо. Я отставил чашечку на блюдце и с отсутствующим видом посмотрел в окно.
— Я не боюсь тебя, — тихо проговорил низкий с хрипотцой мужской голос над самым моим ухом.
Я не ответил.
Он отпустил мое плечо и сел на стул напротив меня.
— Я не боюсь тебя, Дем, — проговорил он, а я ухмыльнулся, все еще глядя в окно.
А затем медленно перевел взгляд на него.
Не надо меня бояться. Бойся чего-нибудь другого. Я найду, как к этому подобраться.
И тут его память предстала передо мной, как карта полушарий. Разноцветные пятна, яркие и радостные — воспоминания последних дней. Чуть поблекшие, размытые — образы последнего года. А под ними — черно-серые воспоминания детства.
Я извлек самое черное пятно — нечто, о чем он пытался забыть — расправил его, разложил перед своим мысленным взором и углубился в чтение. Это было отличное воспоминание — в возрасте трех лет он утопил в ванне своего младшего брата. Все тогда решили, что это была случайность, но на самом деле он сделал это специально — он ревновал и не хотел делить любовь матери больше ни с кем, и уж тем более не с этим гадким кричащим беспомощным комочком розовой плоти. Это воспоминание преследует его по сей день — о маленьком тельце, которое плавает лицом вниз в наполненной водой ванне. Ему часто снится, как крошечный трупик поднимает свою покрытую темными мокрыми волосиками головку, улыбается беззубым ртом и тянет к нему свои ручки, будто зовет с собой. Он просыпается в холодном поту, когда вода вокруг мертвого младенца становится кроваво-красной и начинает бурлить и дымиться.
Я выдохнул и заставил образы в его памяти ожить, зашевелиться, заговорить.
В его глазах вспыхнул неподдельный ужас, губы задрожали, щеки побледнели и посерели.
Я медленно поднялся со своего места, похлопал его по плечу и вышел на улицу.
Дождь усилился. Капли тарабанили по асфальту, почти не переставая.
Я перешел через дорогу, сел на бордюр и достал из кармана сигареты.
— Я знал, что на тебя можно положиться, — рядом со мной сел Шаул.
— Не стоит благодарности, — ответил я, безуспешно пытаясь раскурить сигарету.
— Ты все сделал правильно, — похлопал меня по плечу Гаэр и поднес указательный палец к кончику моей сигареты. Он тут же вспыхнул. Я затянулся.
— Теперь я свободен? — спросил я.
— Разумеется, — улыбнулся Шаул.
Я поднялся на ноги.
— Еще раз извинитесь за меня перед Леди Анастасией, — сказал я, развернувшись к остановке автобуса.
— Ты не хочешь попрощаться с ней? — посмотрел на меня Гаэр.
Я мотнул головой.
— И не хочешь знать, как она? — поинтересовался Шаул.
Я снова мотнул головой.
— Надеюсь, я не сильно поранил ее, — тихо проговорил я.
— Все в норме, — со смехом ответили близнецы. — Не ты первый.
Я вздрогнул, и мои кулаки сжались сами собой.
— Не смейте так отзываться о ней, слышите? — вдруг со злостью воскликнул я и развернулся к ним. — Она мать вашего брата! Вы должны относиться к ней с уважением, каким бы ни было ее прошлое! Это вообще не ваше дело! Сейчас она мать, она дала жизнь человеку. За одно это она достойна уважения и почтения!
Они переглянулись и уставились на меня в недоумении.
— И она отличная мать, — добавил я тихо и отвел глаза в сторону. — Многим о такой только мечтать…
— Ты прав… — они тоже опустили головы после молчания, затем развернулись и растворились в толпе.
А я двинулся в противоположную сторону…
Ночью мне в который раз приснилась мама. Она протягивала ко мне руки, спускаясь по какой-то светящейся лестнице, улыбалась, и с каждым шагом ее лицо все больше напоминало лицо Анастасии…
Дождь
Сегодня дождь… Вчера “слегка” побухали с товарищем и голова до сих пор тяжелая… Пропили в общей сложности около ста баксов — и практически одним пивом. Но хоть голова и тяжелая, все же дико хочется секса. Даже больше, чем обычно.
Утром, после туалета, добрался до ванны и там долго отмокал. В процессе обнаружил, что новый, свежевкрученный кран смесителя смотрится очень даже ничего. Пока душем вымывал себя снаружи и внутри провел пару раз языком по хромированной железяке. Хм… Кран был не изогнутый книзу, а просто как немного сплющенная палка и торчал горизонтально. Переключил воду на кран и смазал себе попку. Хотя она и так уже “текла” — на удивление у меня выделяется много природной “смазки”. Аккуратненько насадился на свой “металлический член”. Бьющая в кишку вода создавала дополнительный сладкий эффект, а вытекала она довольно свободно — попка хорошо разработана. Ммм…. Изумительные ощущения от скольжения ануса по хромированной поверхности!!
Как же мне захотелось секса!!! Но пока перспектив нет, поэтому пришлось просто поехать на работу.
На улице был косой дождь мои легкие штаны промокли почти до пояса. Дождь… Дождь опять навевает мысли о недоступном… Поехать на такси, что ли? Сколько той жизни?
На такси я сел не со своей остановки. Мужик попался говорливый, рассказал что тут недавно, сам не местный, восхищался Минском и девушками и т.д. Дороги он уже знал неплохо, объяснять как ехать не пришлось. И то хорошо.
Ехали медленно из-за пробок. По дороге было уже две небольшие аварии, поэтому и медленно тянулись унылые авто. Ближе к концу пути я обнаружил, что у меня совсем нет денег. Совсем!! Вовсю про себя чертыхаясь я стал панически решать, что делать… Ехать на работу и там одолжить? Или сразу все сказать, авось простит? Вот же блин…
И вдруг словно молния мелькнула бредовая идея, стремительно повышающая свой рейтинг. Я попросил тормознуть слегка не доехав до работы, как раз возле какого-то парка. Мужик стал и вопросительно посмотрел на меня. Я сбивчиво объяснил, что обнаружил отсутствие денег. Мужик заметно огорчился и, судя по лицу, стал думать что со мной делать. Я выждал пару мгновений и решился: “Но я могу у вас отсосать, если вы не против. Я не пидор, но пару раз такое делал в групповухе.” Глаза мужика в первый момент округлились до размеров пятаков и я уже успел засомневаться в успешном завершении начинания, ка
ть на свой еле влезающий в рот хуй. Он проникал до горла, забивая мне дыхание и несколько раз я отрывался, успокаивая рвотный рефлекс. Я уже энергично подрачивал его ствол и с бешеной скоростью работал головой, хотя уже неимоверно болела шея.Я очень жалел, что не мог запустить такого красавца с свою чистую и растянутую попку — но что поделать, размер машины не позволял это делать. Мужик участил дыхание и весь напрягся, с силой вогнав в меня почти весь его стояк и замер. Я с усилием оторвал голову от его паха как раз настолько, чтобы можно было принять его сперму в рот — кончил он бурно, она вся еле влезла в рот. Проглотив в несколько глотков я даже не почувствовал её вкуса, зато ощутимо обонял ее резкий запах. Я еще некоторое время пососал его постепенно теряющий стойкость член, выдавливая все остатки его жидкости, пока не оторвался и посмотрел на мужика. Тот еще блаженствовал, но ширинку застегнул сам. Я улыбнулся: “Ну как?” Мужик обалдело посмотрел на меня: “Знаешь, а тебя бы я еще и в жопу выебал бы…” Какие проблемы, говорю, давай телефон, созвонимся. Мужик сунул в руки бумажку с номером и через пару минут подъехал к моей остановке. “Надо будет куда-нибудь ехать — звони, договоримся”. Я пообещал позвонить и вышел из машины.
Дождь все еще лил, но я чувствовал себя уже более замечательно чем с утра. А там смотришь — к концу дня и вовсе все будет хорошо.
Дождь
Тяжелые капли барабанят по стальным листам на крыше, создавая сплошной, немного гулкий, успокаивающий и уютный шум, из которого время от времени различались удары тяжелых капель о жестяной дождевой паз, и мерное журчание воды падающей из паза в бочку.
Я люблю когда идет дождь, тогда кажется, что никто не ходит по улице а все сидят дома и смотрят телевизор, и я один из них.
В деревне (дачей это назвать сложно, из за того что дачники, в обычном понимании этого слова, там не водятся), как стемнеет, редкая женщина одиноко возвращаясь с работы просеменит по тропинке, уходящей по прямой до дальнего поселка, еще реже проедет машина. Но в дождь особенно пусто на улицах, одним словом стояла полная идиллия. И дождь, прямой, спокойный и сильный молотил по крыше принося эту идиллию на улицу и в душу.
В комнате тихо работал старенький "Рубин". Однако до меня доходили лишь обрывки отдельных фраз, которые меня и вовсе не интересовали.
[…и-и-и вновь в эфире ток-шоу Поле Чудес…]
Часы на стене хрустели при каждом повороте секундной стрелки. В тускловатом свете лампочки, одиноко светящей с люстры, тогда как две ее подруги давно перегорели, я сидел на старом, но таком удобном креслице, что вставать с него не хотелось, будь то потоп или землетрясение, и придавался раздумьям, так кстати навалившимся на меня, и невероятная трезвость в этот момент радовала меня еще больше чем дождь. И пользуясь небывалой за весь день ясностью ума, я обдумывал какие-то важнейшие проблемы и задачи, впрочем, вскоре неожиданно прерванные и из-за того напрочь забытые.
[…вращайте барабан… и тема сегодняшней игры ..]
Дун-дун-дун… — стучало за окном, и попеременно били тяжелые капли о жестяной подоконник, то в левом окне, то в двух правых. А за окнами тяжелая непроглядная тьма обволакивала стекло и прерывалась лишь яркой кромкой рамы озаренной уличным фонарем. О присутствие дождя можно было узнать только по звуку, издали окно представляет собой неизмеримо черный квадратик бездны.
[…лекламная пауза… (смех)…]
Безмятежность прервал быстро повторяющийся стук, и как показалось сначала он был не природного происхождения. Я привстал и прислушался, звук больше не повторялся. "Какого черта там носит" — мысленно чертыхнулся я. Но тревога больше не дала мне спокойно размышлять. Я медленно встал и посмотрел на окна. За окном улица на мгновение осветилась белым светом, я подошел ближе к окну и через несколько секунд небо огласил басовитый рокот, который удалился куда-то на восток. Капли стекали по стеклу размазывая картину за окном.
Совершенно неожиданно для меня, вдруг за стеклом чуть под подоконником мелькнуло что-то светлое и замерло. Как раз в этот момент небо озарила еще одна вспышка, и на этот раз грохотнуло посильнее. Сердце екнуло, в голове промелькнули тысячи мыслей, что за существо хочет ворваться ко мне в дом через окно. Но тут я разглядел маленький кулачек, который постучал в стекло с той стороны.
В голове у меня возникла только одна мысль: "Сашка"
Сквозь струи воды на меня глядело Сашкино светлое личико.
Сашка — мой двоюродный племянник, 9-летний славный мальчик. Он всегда ездил ко мне на велосипеде поиграть в приставку которую я привозил на лето на дачу, и мы часто играли и проводили время вместе хотя разница в возрасте была почти 10 лет. Я не видел его с прошлого лета, и теперь какая-то томная тревога поднялась от живота и замерла под сердцем. Как он изменился за это время? Как изменилось его отношение ко мне? О чем я думаю? Бедный, что он здесь делает в такое время?
— П-привет! — сквозь стук зубов только и смог вымолвить Сашка, когда я открыл ему дверь.
Через мгновение, я уже закрывал за ним дверь, а он мокрый стоял у меня в прихожей, и, сложив руки на груди, трясся и стучал зубами. С него текло на половик, и небольшая лужица образовалась под его сандалиями. Он заметно подрос за этот год и превратился из пухленького мальчика в худощавого симпатичного стройного юношу. Мокрый, с мокрыми темными волосами, облегающими голову и залепившими лобик, в одной футболке и бриджах, которые теперь облегали его тело и свисали с него, он был такой трогательный и маленький, что я с трудом подавил в себе желание прижать его к себе и согреть своим телом.
— Ты что на ночь глядя приехал? — недоумевал я, хватая полотенце с сушильной веревки, и начал с силой растирать его грудь и худые плечики, от чего его мотало как куклу. Потом я перешел на голову и начал полотенцем вытирать его волосы.
— У бабушки спать негде, — начал он оправдываться с, трудом выговаривая слова сквозь полотенце, — Я отпросился к тебе.
— И тебя отпустили? — допрашивал я, закончив вытирать, и оставив полотенце у него на плечах, как воротник, и поглядел ему в лицо. Волосы его теперь заметно посветлевшие торчали в стороны, а личико раскраснелось, и на щеках от прилившей крови выступили розовые обводы, от чего его личико приняло здоровый цвет. Сейчас он был похож на ангела. От него пахло такой свежестью, как от Афродиты которая только что вышла из морской пены.
Он опустил взгляд, отчего сделался еще более трогательным, и стал точь-в-точь таким каким я его запомнил с прошлого лета.
— Ну:
— Что ну? — я взял его за подбородок, — Посмотри на меня.
Он взглянул на меня своими большими серыми безупречными глазами, и неопределенно закусил нижнюю губу. Глаза у него всегда были такими живыми, когда ему было грустно — они были неимоверно печальны, когда весело — глаза выражали всю радость и веселье которые только могут быть у ребенка. И сейчас, на этом худеньком личике, их стальной цвет, отдающий в голубизну, стал самым приятным видом который я мог себе представить.
Он всего лишь ребенок. А я взрослый парень, можно сказать отец. Ну ладно — старший брат, очень старший.
— Сбежал? — спросил я.
Он кивнул.
Я встал и подбоченился.
— Ну я же к тебе, — сказал мальчик и шмыгнул носом.
— Снимай футболку, — сказал я и снял с него полотенце.
Он взял за воротник и с неохотой его оттянул.
— Давай, давай, — и я взялся за полу футболки и помог ему стянуть ее с себя.
Голенькое тельце немного трясло, я невольно положил свою горячую левую ладонь ему на животик, а правой рукой накинул ему на плечи полотенце, и чуть стянул его на груди, от чего мальчик ссутулился и стал похож на галчонка, скидывая в это время с ног мокрые сандалии. Он поднял руки и сам взялся за махровое полотенце, еще больше укутываясь в нем. Я потрогал его кулачки в которых он сжимал края полотенца, они были ледяными. Потом поддавшись родительскому инстинкту машинально потрогал его лобик, он тоже был прохладный.
— Быстро в комнату, — скомандовал я, и Сашка пулей метнулся и прыгнул в кресло.
Раздалась полифония телефона. Я достал из кармана аппарат и нажал на кнопку, которая в подтверждение пикнула. Трубка заговорила взволнованным женским голосом и что-то спрашивала.
— Да, теть Наташ: д: да приехал: — …сказал я в ответ.
Трубка успокоилась, но продолжала что-то горячо объяснять.
— Да все в порядке, пусть у меня переночует: ну: да, да: да конечно: угу: ну все: ну пока.
В комнате послышался чих.
Я положил трубку в карман, и крикнул в комнату:
— Санек, штаны мокрые тоже снимай, — в надежде на то, что он не постесняется их сбросить пока меня нет.
Приготовив на кухне напиток жизни, состоящий из смеси зеленого чая, зверобоя, мяты, меда и коньяка, я поднес его Сашке, который так же сидел в кресле и в штанах, и не замечая меня, увлеченно смотрел телевизор.
— Ну что мне их с тебя стянуть? — спросил я поставив кружку с целительным зельем на столик рядом с креслом.
— Что там, чай? — спросил Сашка глядя на кружку, уводя разговор в другое русло.
— Я сказал — снимай! — строго скомандовал я.
— Да зачем? — протянул Сашка, подобрав под себя ноги в мокрых носках, — они почти сухие, — и ротик его непроизвольно начал расползаться в улыбке в предвкушении того, что я за это с ним сделаю.
С бриджей просто текло, и на чехле кресла образовались темные мокрые пятна.
Я, закусив нижнюю губу, и сделав хищное выражение лица, схватил Сашку за талию и начал насильно стягивать с него шорты, приговаривая:
— Итак мне все кресло залил, засранец.
Сашка звонко смеялся и пытался вырваться, потому что я успевал одной рукой щекотать его животик. Я чувствовал как напрягаются его крепенькие мускулы, я чувствовал теплоту его тела. Потом я перевернул его вниз животом и он повис у меня на левой руке, а правой я стянул шорты с его попки, которая оказалась обтянута белыми трусиками. Бриджи были скинуты на пол мокрым комком. Сашка остался в кресле почти голый, сидеть в позе лотоса на скомканном полотенце, все еще нервно хихикая.
Я не чувствовал такого даже год назад. Он очень изменился. А может быть я? Но он просто мальчишка, как и все. Живой, заводной, звонкий, веселый паренек. Который в восторге от моих: хм: ласк. Я потянулся к его трусикам и пощупал их, они тоже были мокрые.
— Так, давай-ка снимай все, — сказал я решительно.
Ангелочек несколько растерянно потупился, но потом что-то с ним произошло, решительно и хмуро он снял сначала левый носок, потом правый, при этом мышцы икр его напрягались и я не мог не заметить их безупречности. Он шлепнул мокрые носки на пол, потом встал, потянул за резинку трусиков вниз и наклонился. В это время я накинул ему на спину другое полотенце, побольше, бросив мимолетный взгляд на его попку, белую на фоне коричневой спины, упругую, правильной формы из-за постоянной езды на велосипеде.
После этого мы расселись, я в кресло, он на диванчик, и разнежились в приятной обстановке. Малыш, обернутый словно младенец в полотенце, выпил чай с коньяком и заметно раскраснелся от алкоголя. Мы болтали еще пару часов. Сашка сидел, подобрав под себя ноги, и только краешек розовой ступни, с маленькими пальчиками и аккуратными розовыми ноготками, торчал из-под него. Он рассказывал как он весь день с самого утра зачем-то бегал по кладбищу с родителями и по просьбе родителей клал цветы и вареные яйца на каменные памятники с фотографиями каких-то совершенно не знакомых ему дядек и тетек, потом бегал по магазинам, и наконец вырвавшись под вечер из дома приехал ко мне, а я слу
По моим подсчетам он бодрствовал уже часов восемнадцать, и ему уже давно пора было баиньки. Я приготовил ему еще чаю и добавил двойную дозу коньяка, 4 столовые ложки. Он с удовольствием пил горячий напиток и язык его все больше заплетался, а глаза то и дело слипались сами собой. Он как сонный цыпленок, то открывал глаза, потом не в силах их удержать открытыми, снова закрывал. Наконец он что-то буркнул и откинулся на спинку дивана. А я машинально продолжал разговаривать с ним. Наконец я услышал знакомое сопение, и пересел к мальчику на диван. Я осторожно взял его за плече и положил его голову себе на колени, мальчик не возражал, а наоборот только удобнее устроился, почувствовав опору под головой, и вытянув ноги, которые выглянули из под полотенца.
Сопение на минуту прекратилось, потом снова возобновилось, и я понял, что мальчик уснул. Я гладил его по волосам и размышлял о чем-то очень запретном и не пристойном. Я наслаждался каждой секундой и даже выключил телевизор, что бы не будить ангела, который мерно и глубоко посапывал у меня на колене. Однако размышления приносили только больше вопросов, ответов на которые, увы, не находилось.
Что за сила заставляет думать об этом? Неужели это родительский инстинкт?
Я вдруг представил, что чувствует ребенок, когда его ласкают родители, успокаивают, целуют его, играют с ним. Для него это самое главное. Ведь сколько пользы для психики. И никакой опасности, без насилия конечно. Насилия не должно быть никогда. Разве мыслимо? Мои спортивные штаны начали теснить, хотя они теснили уже очень давно, просто я не замечал этого. Я начал оправдывать сам себя. Я не маньяк.
Взяв подушку, я аккуратно одной рукой придержал Сашкину головку и ловко вывернувшись из под нее, заменил свое колено подушкой. Соня ничего не заметил.
Я встал и почувствовав холодок на нагретой, Сашкиной щечкой, ноге. Так как и почувствовал его во всем теле, как только вернулся в реальность.
Дождь гремел по крыше, и его мерный шум убаюкивал. Дождь работал на меня, вот только гроза мешала. Я чувствовал себя как человек, который в первый раз идет на преступление. Сердце колотилось как молот и удары его отдавались в висках. В лбу выступил холодный пот.
Я обернулся и посмотрел на мальчика. Он спал как ангелочек, лежа на правом боку на руке, выставив ее запястьем вверх, а левую руку положив на бедро. Я наклонился к нему, к самым его бронзовым густым волосам и уткнулся в них носом, втянул аромат его волос, именно его волос вперемешку с дождевой водой, а не шампуня. Это был аромат тела, маленького и родного. Такой теплый и нежный, как аромат дома, немного похожий на подпаленную древесную кору, здоровый приятный запах. Я отстранился и посмотрел на лицо. Его ротик был чуть приоткрыт и оттуда виднелись передние зубки. Я приблизил свои губы к его губам и почувствовал теплое дыхание …мальчика, и сладкий запах мяты со спиртным. Я не удержался и чуть дотронулся своими губами до его нижней влажной губки, как мне показалось, приятная и нежная, она не обладала никаким вкусом, но через мгновение я почувствовал сладковатый вкус чая, который уже был выпит этим маленьким божественно красивым существом. Я не удержался и втянул его губку в свои и осторожно облизал языком. Мальчик шевельнул губами, что-то угукнул и шумно выдохнул, обдав мое лицо теплым мятным чуть-чуть кисловатым ароматом. Я отпрянул. Мальчик продолжал мерно сопеть, и под веками его зрачки чуть заметно шевелились.
Это был верный признак, что ему уже снится сон.
Сердце бешено колотилось, и снова мне показалось, что от его биения меня самого колотило. Казалось его стук разбудит мальчика, но тот спал. Я вспомнил те думы, которые были прерваны ночным визитом, и от этого я чуть не бухнулся на пол. Я думал об этом самом моменте.
Но мальчик мирно спал, и влажная нижняя губа его блестела в свете лампы.
Свет. Надо выключить, чтобы он не бил в глаза. Передо мной открылась живописная картина, тело мальчика цвета светящейся луны, освещаемое белым чуть голубоватым светом фонаря, разбитым на три квадрата оконной рамой. Так уж случилось, что я никогда не мог устоять перед прекрасным видом, любым, а эта картина потрясла меня своей красотой, что если бы у меня был холст и краски… В общем я опустился на колени и приблизился к мальчику и на этот раз заметил как из под полотенца торчит его ножка. Я подполз к беленькой ножке, дотронулся ладонью до пальчиков. Они были холодные и нервно дернулись, когда я дотронулся. Я сделал то, что хотел сделать уже давно, зажал холодные пальчики в своих ладонях и отогрел их. Они не были сухими и оставили у меня на ладонях прохладные следы. Потом разжал ладони, и не удержавшись поцеловал большой пальчик который был размером с мой большой только на руке. Запах был такой же как и от одежды, только менее выражен. Я прошел языком между пальчиками и почувствовал, совсем слегка, солоноватый вкус.
Я словно демон, который наслаждается плотью. Я думал только о том, что этот мальчик только что прошел экзамен на чистоту своего тела в любое время. Я начал рассеивать сомнения в том, что чистота эта была божественная и святая. Я рассеивал сомнения в том, что он ангел. А ангельская плоть для демона это нечто непостижимо желанное. И я понял, что хочу это тело, попробовав его на вкус, я хочу его всего.
Изучив ступни я начал подниматься выше. Чуть откинув полотенце я оголил голень и рядом с ней вторую ступню. Поглаживая его нежнейшую гладкую, почти без волосков, кожу, я искал на его теле малейшие изъяны, но не находил их и это меня возбуждало. Добравшись до ляжки, которая была хорошо развита для мальчика, упругая и толстенькая, я не удержался и прижался к ней губами. Теплая и нежная кожа опьяняла, хотя сама не обладала никаким вкусом ни запахом, однако я с трудом подавил в себе желание укусить ее, и только нежелание причинять боль мальчику остановило меня.
Двинулся еще дальше, уже зная, что ждет меня там. Его маленький клювик был чуть зажат между ног, и интересовал меня не больше чем все остальное его тельце. Однако я остановился и начал любоваться этой прекрасной картиной. Тут Сашка всхлипнул во сне, отчего я сразу выронил полу полотенца, которая прикрыла нагое тело. Сашка во сне заворочался и перевернулся на спину и закинул левую руку за голову. Вот оно.
Теперь, приоткрыв полотенце, я увидел плоский животик и абсолютно безволосый член маленького мальчика. На конце члена был маленький комочек кожи. (Боже, совсем как у меня в его возрасте.) Немного осмелев, я, решив не дотрагиваться до тела грубыми пальцами, потянулся к этому сокровищу. Слегка лизнув его, я ничего не почувствовал. Но взяв его губами и проведя языком, я почувствовал под нежной кожицей, более твердый хрящик, еще выше маленькая шишечка, которую я оголил языком и облизал, почувствовал солоноватый вкус, еще без гормонов и поэтому не противный. Нащупав кончиком языка маленькую дырочку, я начал жадно ее теребить, однако так как головка была меньше моего языка, она все время выскальзывала из-под него, и вскоре потеряла вкус, и стала горячей. Насытившись, я выпустил членик изо рта, и обнаружил, что он стал в два раза больше. Войдя в азарт я начал целовать его, целовать пупок, целовать животик, который медленно вздымался при каждом выдохе, целовал маленькие розовые сосочки. И опомнился у самого лица. Я посмотрел на его подмышку, которую он оголил, закинув руку за голову. Белая нежная кожа манила к себе. Я потянулся к ней и прижался губами и носом. Этот запах, такой детский и невинный, не гадкий, не грязный, он был сладкий. Или мне так показалось, мне как демону (я смирился с этой мыслью) показалось, что эта плоть есть самое сладкое, что мне приходилось пробовать.
Ангелочек спал теперь с закрытым ртом и сопел своим маленьким аккуратным носиком, но губы его шевелились и иногда дергались во сне. В контрастном свете я видел нежный белый пушок на щечке. И прошелся кончиком своего носа по этому пушку, ощутил его нежность.
Я нежно и аккуратно прижал свои губы к его губам и так замер. Мальчик грел мне щеку каждый раз когда выдыхал через нос. Я не знал, что еще можно сделать, что бы не разбудить его. Тогда я достал член и начал мастурбировать, и кончил через пол минуты.
Освободившись от гормонов, я вдруг почувствовал себя самой последней сволочью, но умывшись это прошло. Прошло и чувство голода. Демон ушел из меня. Теперь я смотрел на ангела как на родное дитя, святое и непорочное. Я наклонился и поцеловал его в лобик, как заботливый родитель. Почувствовал, что на это я имел полное право, ведь я любил его.
Теперь аккуратно выдвинул нижнюю часть диванчика, положил на нее подушки и получилась двуспальная кровать. В это время Сашка отвернулся к стене, и я лег с краю обняв его и уткнувшись в его затылок носом. А он положил свою голову мне на руку. Я старался не заснуть и пролежал еще минут десять чувствуя тепло мальчика, чувствуя его запах, чувствуя как под губками мальчика на моей руке образовалась влажность, и каждый раз когда Сашка вздыхал пробегал холодок и тепло каждый раз когда выдыхал. Я обнял его правой рукой, а он поджал ноги, и целиком поместился у меня в объятиях маленьким комочком. Я уткнулся лицом в его затылок и зарылся в его волосах. Вот чего я не мог обьяснить так это дрожь, которая теперь пронизывала меня всего. Волнение не оставляло меня даже под действием алкоголя. Но вскоре все прошло. Так я уснул, не боясь того, что он подумает о нашей позе, когда проснется.
Тихие раскаты грома катились вдаль под звук тяжелых редких капель, падающих с мокрой крыши в лужи. Я благодарил дождь за этот вечер.
Дождь
Больше всего на свете Фаина ненавидела дождливую погоду и пробки на дорогах. Сегодня как раз был такой день, когда дождь лил не переставая. К тому же она на полтора часа застряла, возвращаясь с работы домой. Уже подъезжая к подъезду, она в сердцах выругалась. Какой-то идиот припарковал на ее законное место джип. Пришлось выйти из машины, чтобы как следует оглянуться и найти свободный кусочек асфальта, чтобы поставить туда свой "Опель". Она возвращалась к подъезду под косыми струями дождя мокрая и злая.
Войдя в квартиру, Фаина стряхнула капли с плаща и громко позвала: "Алекс!"
Но вместо голоса мужа она услышала нежный женский голос: "Привет!"
Из кухни выглянуло миловидное женское личико.
"Меня зовут Наташа. Я двоюродная сестра Саши. Он все рассказал о тебе и даже показал фотографии".
"Наташа?" — Фаина в недоумении уставилась на женщину. Ах, да! Родственница Алекса откуда-то из Питера! У мужа не было родственников в Москве. Да и вообще их почти не было. Разве что эта Наташа и еще кто-то в Казахстане. На свадьбу никто из них не приехал. За пол года совместной жизни она не познакомилась ни с кем. Наташа смотрела на нее с улыбкой. Длинные светлые волосы спадали на плечи. Она была красива и совсем не похожа на Алекса.
"Да-да, — проговорила Фаина. — Муж говорил о вас".
Теперь оставалось выяснить, где ее муж и как Наташа проникла в их квартиру?
"Черт возьми, — подумала Фаина, — почему он меня не предупредил?"
Словно прочитав ее мысли, Наташа сказала:
"Случилось неожиданное. Я вчера поссорилась с мужем. Села в джип и приехала в Москву. Кроме Саши, у меня здесь родственников нет. Нашла вас с большим трудом. На старой Сашиной квартире мне дали адрес. Саша сразу же позвонил мужу и уладил нашу ссору. Сейчас он поехал в аэропорт, чтобы встретиться с ним".
"Вот как", — только и ответила Фаина. Значит, тот злополучный джип принадлежал двоюродной сестре Алекса!
"Вам надо переодеться, — Наташа подошла вплотную и потрогала ее мокрую одежду. — Пока вы примете душ, я приготовлю что-нибудь горячее".
"Да", — согласилась Фаина. Похоже, в этом доме только она чувствовала себя не в своей тарелке.
Уже в ванной она позволила себе немного расслабиться. Горячий душ — это было то, что надо. Она до крови растирала кожу шампунем. Сквозь шум воды было слышно, как Наташа напевает что-то на кухне.
"А она не так уж плоха, — решила Фаина. — К тому же красавица. Наверняка, ее муж — солидный бизнесмен. Странно, что Алекс ничего об этом не рассказывал".
Накинув халатик, Фаина немного задержалась около зеркала. Она была чуть ниже среднего роста, с тонкой талией, прямым носиком и короткими, черными, как смоль, волосами. Она себе нравилась. Алекс ее просто обожал. А ведь у него было много женщин до нее.
Алекс, Алекс: Провинциал, сделавший в Москве карьеру всего за два года. Душа любой компании. Роскошный любовник. Мысль об Алексе была приятно возбуждающей. Она вдруг вспомнила, как они занимались сегодня утром любовью, и рука сама собой скользнула между ног. Осторожно перебирая пальцами волоски, она медленно пробиралась к заветной дырочке.
В это время на кухне раздался грохот.
"Что это?" — испугалась Фаина и поспешила на кухню. Ей не хотелось неприятностей.
Наташа стояла около их новой посудомоечной машины и с интересом разглядывала кнопки.
"Лучше не надо! — закричала Фаина. — С ней только Алекс и может справиться!"
Наташа что-то неразборчиво промурлыкала себе под нос и оставила машину в покое.
"Помою под умывальником, — сказала она. — Я приготовила горячий пунш".
Она взяла с плиты сотейник и виртуозно опрокинула его над большой пивной кружкой. Фаина взяла пунш и села за кухонный стол.
Она сделала глоток горячего напитка и зажмурилась от удовольствия. Пряный аромат коньяка и корицы, добавленных Наташей, щекотал ноздри. Наташа улыбнулась и повернулась к умывальнику.
"Когда-то я работала официанткой в кафе. Этот рецепт мне подарил знакомый бармен. Главное — это не то, что мы кладем в пунш. Главное — сколько мы это делаем", — сказала гостья, орудуя тряпкой. Фаина ничего не ответила. Пунш был отменный. Теплая волна охватила все ее тело и понесла куда-то вперед. Она смотрела широко открытыми глазами на роскошные бедра гостьи и вспоминала о том, чем занималась в ванной. Где-то внизу живота родилось страстное желание. Пользуясь тем, что Наташа отвернулась в другую сторону,
"Пожалуйста, — хрипло проговорила гостья, — только не здесь".
Фаина схватила ее ладонь и потянула за собой в спальню. Единственная двуспальная кровать, купленная Алексом после свадьбы, как нельзя лучше подходила для любовных игр. Они остановились около кровати и вновь поцеловались. На этот раз Фаина обняла бедра Наташи и принялась их медленно поглаживать. Короткая юбка поднималась все выше и выше. Язык Фаины скользил во рту Наташи. Обе женщины испытывали удовольствие от соприкосновения своих тел. Гостья медленно опустилась на кровать. Фаина наклонилась вниз, так что их губы продолжали быть вместе, и толкнула ее на спину. Оказавшись наверху, женщина принялась с жадностью за майку любовницы.
"Подожди, я разденусь сама", — прошептала Наташа.
Фаина поднялась с кровати и быстро сбросила с себя халат. Теперь она могла наблюдать, как Наташа снимает свою одежду. Этот маленький стриптиз завораживал и одновременно возбуждал. Первым делом, Наташа расстегнула юбку, потом быстро освободилась от трусиков и только потом вывернула через голову майку. Ее тело было как нельзя лучше сложено для любовных игр. Большая грудь, широкие бедра и маленький бритый лобок. Фаина как зачарованная смотрела на нее и не могла оторвать своего взгляда. Наташа в недоумении посмотрела на свою пылкую любовницу и промурлыкала: "Ну, же". Фаина нырнула, словно пловец в бассейн. Ей хотелось слиться с этим божественно …прекрасным женским телом, до одури ласкать, а потом погрузиться в него с головой. Уйти на дно, утонуть, стать частью его. Наташа, не ожидавшая столь молниеносной атаки, резко подалась в сторону. Фаина тут же поймала ее в свои объятия и, словно сумасшедшая, принялась покрывать ее тело поцелуями. Наташа вскрикнула, когда хозяйка попыталась укусить ее за плечо. Фаина рычала подобно голодной пантере. Их ласки превратились в борьбу, в которой не могло быть проигравшей стороны. Наташа отчаянно сопротивлялась натиску, пока тело Фаины не оказалось на ней, и они вновь поцеловались.
Занятие любовью между женщинами напоминало игру двух кошек. Они использовали весь свой арсенал — губы, язык, пальцы и, наконец, груди. В какой-то момент, Фаина приподнялась над гостьей, и принялась плавно двигать телом в стороны, так что ее соски лишь слегка касались сосков Наташи. Она чувствовала трепет и возбуждение своей подруги. Она также испытывала жажду и желала немедленно ее утолить.
Наташа обхватила спину хозяйки и нежно ласкала ее своими маленькими ладошками, пока не достигла ягодиц. Крепко сжав их пальцами, она заставила Фаину опустить таз. Та, в свою очередь, сделала несколько толчкообразных движений, как делал это с ней Алекс, но соприкосновение двух влажных влагалищ лишь разжигало съедающую их страсть, но, ни в коем случае, не удовлетворяло ее.
Схватив ртом сосок Наташи, Фаина провела рукой по животу любовницы вниз. Нащупав маленький холмик, она позволила своим пальцам опуститься дальше и скользнуть внутрь. По телу Наташи пробежала волна. Она вскрикнула и почти в тот же момент кончила. Фаина наслаждалась
Уставшие и счастливые, они отдыхали на кровати, пока сон не сморил обеих. Но долго спать не пришлось. Сквозь сон Фаина услышала стук входной двери и голоса двух мужчин. "Не буду открывать глаза", — твердо решила она. Через несколько мгновений дверь в спальню отворилась и незнакомый мужской голос громко сказал: "Эй, Алекс, кажется, нас ждали и приготовили нечто совершенно фантастическое!"
Дождь
Сегодня ты пришёл ко мне раньше обычного и вытащил меня погулять, радуясь что погода сегодня на редкость хорошая. Ярко светило солнце и белые тучки задумчиво плыли по голубому небу. Мы шли, взявшись за руки, улыбались друг другу и намеревались после небольшой прогулки по парку зайти в гости к знакомым. Пока мы бродили по парку, рассматривая породистых собачек и строя планы на вечер, тучки начали сгущаться. Только что голубое небо покрылось серым невзрачным налётом, а мелкие тучки объединились в большие чёрные сборища. Мы не особо обращали внимание на эти внезапные изменения, потому что были увлечены бурным обсуждением чего-то. Внезапно грянул гром. Резкий порыв ветра всколыхнул все деревья, и каждый листочек задрожал под его напором. Крупные капли воды посыпались с неба. Мы ускорили шаг в поисках убежища. Вскоре дождь из маленьких капель превратился в сплошную водную завесу. Мы, сильно промокнув, всё же успели добежать до деревянной беседки. Она была сухая с узкими скамейками по периметру, на которые мы с радостью уселись, переводя дыхание. Дождь, по-видимому, не собирался прекращаться. Крупные капли барабанили по ветхой крыше. Мы были абсолютно одни, все собачники разбежались по домам, даже птицы, казалось, все спрятались. Мы оглядели друг друга — мы оба насквозь промокли. Моя маечка была абсолютно мокрая и, став до неприличия прозрачной, неприятно липла к телу Я решила снять её, чтобы выжать.
— Не возражаешь? — лукаво спросила я.
— Да нет. — Смущённо сказал ты и стеснительно отвёл глаза в сторону.
— Только не подсматривай.
Я немного замешкалась, снимая майку. Ты, не дождавшись конца переодевания, повернулся ко мне. Я ничего не ожидала, потому что стояла спиной к тебе, поэтому когда ты подошёл сзади и обнял меня, я испуганно вздрогнула. Ты помог мне снять майку и начал целовать меня в шею. О, и как же мне это понравилось! Теплые волны наслаждения быстро пробежали по всему моему телу, которое теперь стремилось только к тебе. Я повернулась. Твои веки были полуопущены. Это значило, что ты полностью попал в объятия желания. Ты начал целовать мня так страстно, так требовательно, что я уже не имела сил сопротивляться. Твои сильные руки рывком притянули меня к себе, сильно прижав к мокрой груди. Я обняла тебя, а ты тем временем спустился к моим ожидающим упругим грудкам, спрятанным в полупрозрачное голубое белье. Ты освободил одну из шелковых одеяний и стал сначала осторожно, а потом более требовательно целовать её.
Очень скоро твои поцелуи стали жадно-властными, словно ты долго голодал и, наконец, добрался до заветной пищи. Я часто дышала, обжигая дыханием твое лицо и шею. Ты властно посадил меня на одну из лавок и продолжил свои ласки Ты чуть ли не сорвал с меня лифчик, и перед твоим взглядом предстала моя обнаженная грудь. Ты добрался до самых чувствительных мест — темных бугорков с розовым ореолом. Ты на секунду приостановился, наслаждаясь открывшимся перед тобой видом. А потом опять со всё нарастающей страстью начал ласкать их, и
Постой,- сказала я хоть мне и трудно было сдерживаться но я хотела и тебе сделать приятно взамен на те ощущения которые ты мне только что подарил. Я опустилась на колени и стала медленно как бы смакуя сам процесс расстегивать тебе молнию на штанах. Не успела я до конца сделать это, как твой дружок вырвался наружу. Я дотронулась до него пальчиком. Ты издал короткий стон. Я с минуту осматривала твое по истине достоинство, а потом стала погружать его в свой ротик. Стоны с твоей стороны продолжились. Проделав это несколько раз я стала играть с ним язычком. Облизав его по спиральке до самого основания а потом неоднократно возвращаясь к вершине уже прямыми путями, потом он опять побывал в моем уютном ротике. Я видела, да ты и не скрывал, что это приносит тебе огромное удовольствие. Потом в игру включились пальчики. Они ощупывали, обхватывали, сжимали, двигались вверх и вниз. Затем мой ротик опять взял инициативу на себя. Ты, совсем обезумев, от этой игры приподнял меня. Мои руки обхватили твою шею, а ноги обвились вокруг твоей талии. Твои штаны потихоньку сползли вниз. Ты взял меня покрепче и прислонил к одному из столбиков беседки. Мы кое-как сняли мои трусики и небрежно кинули их на лавочку. Я почувствовала как твой дружок упирается мне в ягодицы, как бы ожидая разрешения чтобы ворваться в мою жаркую пещерку, но никакого разрешения и не требовалось. Она и так была согласна, потому что как и наша одежда была мокрая. Но ты не торопился испробовать главное блюдо хотя я и чувствовала твое нетерпение Ты взял его в одну руку и стал водить им не входя в меня, дразня и приводя меня в полусознательное состояние.
— Ну же давай ! Я не могу больше ждать ! — Еле смогла выговорить я и ты неожиданно резко вошел в меня, словно свежий порыв ветра.
А дождь все колотил по крыше и не собирался заканчиваться. Своим монотонным стуком он все больше подогревал наши эмоции. Я вздыхала и стонала под твоим напором. Мы получали ни с чем не сравнимое удовольствие. Ты увеличил темп. И мы уже совсем потеряли контроль над нашими телами. В итоге мы оба достигли то к чему так стремились — оргазм. Он оказался для нас почти одновременной неожиданностью. Удовлетворенные, мы оделись в свою мокрую одежду и где-то с полчаса сидели вместе обнявшись и глядя друг другу в глаза. Мы молчали, но нам не нужно было слов. Раньше мы не занимались этим друг с другом — наши отношения еще не заходили так далеко. Но нам обоим очень понравилось это первое смелое исследование наших тел. Это было ясно и без слов, а дождь в это время стал постепенно стихать. Мы как и раньше взявшись за руки пошли гулять по мокрым улицам.