Блять… Кажется я сошёл с ума. (часть 2)

Блять!

Мы долго шли до моего дома. Вернее, как шли: я шёл, и тащил его на плече, потому что как оказалось, сам он идти не в состоянии.

Наконец-то, поднявшись на 12 этаж ( ибо лифт не работал. ну да блять, вовремя!), и распахнув дверь в квартиру, мы ввалились в кромешную тьму. На ощупь отыскав небольшой диванчик в прихожей, я посадил туда Марка.

Он со стоном упал на него, и скорчился от боли. Жалкий вид однако.
— Проходи, располагайся. Чувствуй себя как дома. Сейчас полотенце для душа принесу, — уже на ходу сказал я ему.

Когда я вернулся, Марк, всё так же неподвижно лежал на диване лицом в низ, и тихо постанывал. Я бросил ему полотенце и указал на ванную комнату.
— Душ — там. Одежду положи на стиралку, — сказав это, я удалился приготовить, что-нибудь пожрать.

Я сидел на кухне, поедал жареную картошку, и думал о том, что я пиздец как хочу секса, что этого парня мне жаль и он симпатичный, что я долбанный извращенец, если у меня уже парни симпатичными стали и, что день сегодня удался, если не брать это всё в расчёт. Но тут мои мысли прервал Марк, войдя в комнату. Он сел за стол, и начал с аппетитом поедать поставленную ему порцию.

Какой же он всё таки красивый… Нежная кожа бледная словно лунный свет, тонкие черты лица, с чёрных, словно смоль волос стекают капельки воды. Во круг узких бёдер обвязано полотенце, так и норовящее соскользнуть. Худое, изящное тело, покрытое ссадинами, синяками и порезами. Тонкие кости, точно фарфоровые.

В паху стали раздаваться импульсы, возрастающие с каждым мгновением. "Блять! Да я точно извращенец! Спокойствие, только спокойствие. Вот успокоюсь, и всё уляжется." Я крепко сжал вилку в руке, и с силой вдавил её в стол. Глаза сами по себе крепко зажмурились. Опять перезвон колокольчиков в ушах:- С тобой всё в порядке? — он с беспокойством посмотрел на меня.
— Да, не волнуйся. Просто спать охота. Давай твои раны лучше обработаем, и на боковую. — я пытался говорить как можно непринужденней, и скрыть своё возбуждение. Слабая улыбка, и взгляд исподлобья.
— Ладно, — он улыбнулся, быстро доел свою порцию картошки, и отнеся тарелку в мойку, с готовностью уселся на прежнее место.
— Ахах. Послушный же ты однако. — над этим было грех не посмеяться. Настолько потешно он всё это проделал.
— Не в моём положении капризничать, — он доверчиво посмотрел на меня, и скромно улыбнулся.

Я достал перекись водорода, вату, и принялся промывать ранки, ссадины и порезы. Малыш впился ногтями в мягкую обивку стула, скорчил смешную рожицу, сморщив носик и тихо пищал от лекарства, вкалывающееся в кожу словно тысячи иголочек. Хохоток сам вырвался из моего горла, а в пах впилась железная ширинка, больно давя на ствол члена.

У Марка столь нежная кожа… хотелось прикасаться к ней вновь и вновь. Тонкий аромат фиалок исходивший от него. Дурманящий, притягивающий, возбуждающий…

Нестерпимо хотелось трахнуть его. Отыметь прямо здесь, на столе! Дьявол! Пусть будет, что будет! Я выебу его.

Я резко схватил мальчишку, и потащил на кровать, по пути стягивая с себя одежду. Хуй уже стоял так, что по лбу бил. Он пытался отбиться и кричать,

взвизгнуть. Марк обвил меня ногами и руками, прижал голову к моему плечу и рыдал в него, крепко прижимаясь телом ко мне. Ещё пару толчков… я кончил в него, и обессиленный повалился на кровать. Малыш лёг поодаль от меня, ближе к стене, лицом в подушку, и продолжал рыдать, сотрясаясь всем телом. По бедру стекала моя сперма и кровь, порванного сфинктера.

О чём я думал, надо спросить?! Только, что изнасиловал это прелестное существо… Я молчал, и тупил глаза в потолок.

Он завозился и встал:
— Я пойду… — тихий, мрачный шёпот прёрывающийся всхлипами и тяжёлыми, отрывистыми вздохами.

Он медленно побрёл прочь из комнаты. Нельзя… нельзя с ним так поступать! Я вскочил и подбежал к нему:- Марк, постой… — я аккуратно обнял его за талию и притянул к себе. — я не хотел… прости.

Молчание в ответ и голова опущенная вниз. Чёлка закрывающая половину лица. С щеки стекает прозрачная слеза. Напряжённые, нервно подрагивающие губы.
— Прости меня. — я нервно облизнул губи и сдвинул брови вместе. — Я не думал, что так случится… Я же не педофил, и не гей… Вроде как… был. — я скользил взглядом по полу в поиске нужных слов. Хоть, что! Лишь бы он меня простил…

Мальчишка нервно, робко, но нежно приобнял меня за талию. Такие холодные руки… Его голова упёрлась мне в грудь.
— Ничего… Ты мне нравишься, — мрачный перелив серебряных колокольчиков, вздымающаяся грудь от всхлипов и вздохов.
— Обещаю, больше такого не повторится! Слышишь?! Ты такой… ты… теперь ты мой. — я нежно приподнял его подбородок. Этот взгляд… такой доверчивый, полный тепла и слёз. И улыбка. Еле видная улыбка.
— Я был девственником… — он опустил глаза в пол, и густо покраснел.
— Прости, малыш. Я не знал… — я крепко обнял его за плечи, и поцеловал в макушку.

Я робко поцеловал его в губы, столь тёплые и мягкие. Его нежный ответ… Мой язык легко проскользнул глубже, исследуя каждый миллиметр его рта. Такой сладкий…

Мы стояли посреди зала в кромешной тьме, сотканной буд-то из бархата, и целовались.

Блять… Кажется я сошёл с ума.