Мы любили. Часть 6
Часть 6.
Сразу, только увидев его, я поняла, что Сергей очень сердит. Он всучил мне две какие-то коробки и принялся стягивать куртку, потом обувь.
А я разглядывала его и млела. Серёжка переоделся. Теперь на нём были голубые джинсы, сидевшие свободно, но отменно подчёркивавшие фигуру. Сразу стало видно, какие у него длинные стройные ноги и узкие бёдра. Вместо серого мешковатого джемпера он надел рубашку-поло из мягкой велюровой ткани. Она была чуть-чуть потемнее джинсов и свободно спускалась почти до бёдер. Ворот был расстёгнут, и я увидела ямку там, где шея переходит в ключицы.
Он присел, снимая ботинки, и снизу глянул на меня.
— Как ты зарядила мой ноутбук, Принцесса? – спросил Серёжка.
Чёрт! Я уже и забыла о своей проделке. Пришлось признаваться.
— От мобильника? – не поверил Сергей. – Покажи!
Я притащила адаптер от старого мобильника, украденного у меня ещё прошлой весной. Сергей рассмотрел его и тихо засмеялся.
— О, мудрецы-ы, — непонятно протянул он и весело глянул на меня. – Ты обдурила целую корпорацию, которая выпускает такие машинки как у меня! И меня заодно! Что хотела?
Пришлось признаваться, что я не смогла победить любопытство.
— Я только твои фотки скачала, — жалко заоправдывалась я.
— Что?! – буквально подпрыгнул он. – А как ты вошла в базу?!
Я пожала плечами.
— Обыкновенно. Кликнула на папку и вошла.
— Вход запаролен, — напряжённо сказал Сергей.
Я начала терять терпение.
— У меня всё открылось!
— Как?! – настаивал он.
— Да откуда я знаю! – рассвирепела я, схватила коробки и пошла в комнату.
— Осторожнее! – крикнул мне вслед Серёжка. – Там в одной торт!
Я сразу свернула на кухню. Он пришёл за мной, поставил на стол свой дурацкий ноутбук.
— А ну, — сказал он. – Зайди ещё раз!
Я пожала плечами и включила машинку. Снова как вчера появилась вертикальная линия загрузки, и открылось основное меню. Сергей застонал.
— Какой же я идиот, — пробормотал он и стал что-то быстро делать на клавиатуре, потом положил три средних пальца на сенсорную панельку и держал, пока по ним проходили сканирующие лучи.
— Объяснить не хочешь? – спросила я.
Вместо ответа он встал, сходил в прихожую, вернулся со своим мобильником.
— Вот, — протянул он мне аппаратик. – Пароль, который я только что сменил.
Я взяла, глянула на экранчик. На нём была моя фотка.
— Прости, что наорал, — сказал Серёжка. – Я сам виноват. Ему, дураку, оказывается всё равно что сканировать – другое изображение или живое лицо.
Опс! Я сразу вспомнила Светкины откровения и с интересом уставилась на него. Так значит, она сказала правду? Я давно нравлюсь этому человеку? Сергей выдержал мой взгляд и слегка развёл руками.
— Вот так, Принцесса.
Он как бы сказал, что он передо мной беззащитен, что теперь мне известна его тайна. Он ещё не знал всего! Я опустила глаза, раздумывая, сказать или нет, что отнаблюдала его интимное видео.
Прямо передо мной было его колено, обтянутое джинсовой тканью. Я заинтересовалась. Качество у ткани было такое, что она выглядела ворсистой. Чтобы проверить свои ощущения, я провела кончиками пальцев по его колену. Ткань оказалась обычной джинсой. А Серёжка среагировал странно. Как только мои пальцы заскользили по его ноге, он зашипел и схватил меня за руку. Я недоумённо взглянула на него, а он очень серьёзно попросил:
— Больше никогда так не делай, Принцесса.
— Почему? – удивилась я.
— Потому что, — буркнул он и добавил. – Угости кофе.
Я выволокла джезву из горки вымытой посуды и пошла к плите. Серёжка прихватил меня за талию и провёл ногтем по голому участку кожи между поясом бриджей и нижним краем майки. Меня будто током шибануло. Я шарахнулась от него.
— Вот поэтому, — многозначительно сказал Серёжка.
У меня итак всё внутри дрожало, а теперь вообще. Глаза у него сделались совсем тёмные и бездонные какие-то.
— К чёрту кофе! – сказал он. – Иди ко мне!
Я глазом моргнуть не успела, как оказалась верхом у него на коленях, а он ещё и притискивал меня к себе одной рукой. Другая его рука лежала у меня на затылке. Он с силой пригнул мою голову к своему лицу, и снова начались безумные поцелуи, когда губы слепо шарят по щекам, лбу, подбородку в поиске других губ. Он замычал и уткнулся лбом мне в плечо.
— Что же ты со мной делаешь, Принцесса! – услышала я.
Но мне хотелось ещё. Я приподняла его подбородок, обняла ладонями щёки и прижалась ртом к его вздрагивающим губам. Сергей перехватил у меня инициативу и снова принялся целовать меня, а его руки заскользили у меня под майкой от талии к плечам. По дороге он как бы невзначай отстегнул крючки моего бюстика и потянул вверх и его, и майку. Мне тоже до смерти захотелось дотронуться до его кожи, но я не смела попросить его снять рубашку.
Он очень нежно обхватил ладонью мою грудь и как бы перекатывал в руке. От этого ощущения и от прохлады соски мои затвердели и встали торчком. Я заскользила губами по его лицу и прижалась ртом к подключичной ямочке. А потом ме-едленно повела кончиком языка от неё вверх по шее.
— Что ты делаешь, Принцесса? – почти простонал он. – Я не смогу остановиться…
Он не сможет! А я могу?!! Было так упоительно тереться обнажённой грудью о его мягкую и гладкую рубашку. И ещё от него так здорово пахло – морем и лимонами. Я обняла его ногами и снова присосалась к губам. Я просто с ума сходила! Он обхватил меня руками и гладил по спине.
— Принцесса, — снова прошептал он и пошевелился.
Я воспользовалась случаем, чтобы выпростать из-под себя подол его рубашки, и потащила её вверх. Он послушно скинул её с себя. У него была гладкая безволосая грудь с отчётливо заметными межрёберными мышцами. Он был не худой, просто изящного телосложения и жилистый, аристократ такой. А ещё сквозь запах дезодоранта или одеколона пробивался его собственный запах, и он кружил мне голову.
— Полина, перестань! – громко попросил он.
Уже значит-ца Полина, да? А нечего было приходить ко мне в таких голубых джинсах и так улыбаться! И шею так открывать нечего было!
Он вдруг буквально скинул меня с колен. И протянул мою майку в трясущейся руке.
— Вари кофе! – вот голос у него не дрожал.
Серёжка быстро натянул рубашку. Я в ярости швырнула в него своей майкой и, оскорбленно отвернувшись, стала застёгивать бюстик. У меня на губах ещё плавились его поцелуи, а сердце билось где-то возле виска. Я подошла к окну и прислонилась лбом к холодному стеклу.
— Принцесса, прости, — сказал он. – Ты же сама потом пожалеешь!
— Заткнись, — глухо попросила я. – Лучше молчи, пока я не успокоилась…
Я медленно приходила в себя, но точно знала, что вот сейчас обернусь и снова увижу его нервный рот и сияющие глаза, и длинные ноги, и плечи. И рехнусь окончательно. Именно поэтому я не смотрела на него, когда насыпала в джезву кофе и заливала его водой. Потом я повернулась лицом к плите и стала следить, как кофе медленно поднимается у краёв и вспенивается, выбрасывая в воздух миллион молекул аромата. Я выключила плиту, влила в джезву несколько капель холодной воды, дождалась, пока осядет гуща, и наконец-то повернулась к нему. Он выглядел таким несчастным. Сидел, привалившись плечом к стене, и ломал пальцы.
— Что? – спросила я.
— Прости, — попросил он.
— За что? – прямо спросила я.
— Мне кажется, что я на тебя давлю, — признался он.
О, господи! Эгоцентрист несчастный! Я разозлилась.
— Ты всерьёз полагаешь, что воду можно расплющить?
— Воду? – обалдел Серёжка.
— На меня уже давили! – напомнила я. – В твоём присутствии даже.
Он с надеждой уставился на меня.
— Ты мне нравишься, понятно? – сказала я. – И имей это в виду! – скопировала я его вчерашнее заявление.
Серёжка усмехнулся и недоверчиво качнул головой. Он же ещё в себе и сомневался. Нет, ну, вот бред какой-то! Шарахается по белому свету какой-нибудь отштампованный …кусок мяса вроде нашего Евгена, живущий исключительно на инстинктах, и мнит себя иконой неотразимого вожделения со стороны каждого объекта вселенной! А рядом скользит по жизни вот такой вот образчик благородства и изысканного шарма и при этом в себе сомневается! Спрашивается, где справедливость?
Я разлила кофе по чашкам. Вспомнила про его коробки, выставила на стол.
— Открывай!
Он попросил тарелку для торта. Я принесла. Это оказалось что-то художественно слепленное из взбитых сливок. В нашем доме такого не едали со времён бабушки. Родители мои – сторонники здорового образа жизни. Максимум на что они соглашаются – это фруктовый салат. Только я иногда нахально покупаю плитки шоколада и поедаю их под ехидные замечания насчёт похорон фигуры.
Торт был явно принесён с целью осчастливить всю семью. Я не стала разочаровывать Серёжку рассказом о пристрастиях своих родителей. По-моему, ему самому жутко хотелось полакомиться сладким. Я вручила ему специальный нож и блюдца и велела налегать, а сама пошла за телефоном, который отчаянно распелся где-то в глубине квартиры.
Звонила, конечно же, мама. Я объяснила, что дома всё в порядке, что принимаю гостя, что мы едим торт. Мама со смехом ужаснулась, а я сообщила, что торта много, и что ей придётся
Когда пришёл Серёжка, я спрятала их за спиной и спросила в какой руке. Он с усмешкой посмотрел на меня и предложил посмотреть сначала этих самых «Генералов».
— Правда, они на испанском языке, но я буду переводить.
Я покосилась на него, а он, не дожидаясь вопроса, добавил:
— Мама у меня переводчик испанского. Я с детства двуязычный.
Ух, ты! Вот этого я про него не знала! Я села и протянула руку за майкой. Он снова ухмыльнулся и не отдал, а зашвырнул её в дальнее кресло.
— Понимаю, — язвительно сказала я. – Ты в трудном положении. Так, полагаю, тебе будет легче остановиться.
Вместо ответа он включил дивидишник, расположился на диване с большим комфортом, а потом притянул меня к себе на колени. Я тут же вспомнила откровения Наташки о походе в кино и фыркнула.
— Будешь хихикать, дам в лоб, — объявил Сергей и помог мне устроиться поудобнее.
Фильм оказался неожиданно хорошим, про латиноамериканских беспризорников. Два главных героя были нашими ровесниками, и у них там была любовь. Серёжка переводил синхронно, без запинки. Видимо, он уже много раз смотрел фильм. Кончилось там всё плохо, героиня умерла. Когда её хоронили в море под душераздирающую песню, я уже вовсю исходила слезами. Серёжка бросил переводить и стал губами собирать слёзы с моего лица.
Его рука снова оказалась на моей груди. Бюстик он ненавязчиво стащил с меня, когда там шла сексуальная сцена. Это был классический половой акт, снятый во всех анатомических подробностях, но до такой степени красиво, что я, поглощённая происходящим на экране, даже не заметила, что меня раздевают. И вот теперь я принимала его ласки, поворачивала лицо, улавливая, куда лягут его поцелуи. Он расстегнул пуговицу у меня на бриджах и вопросительно заглянул в глаза. Вместо ответа я заставила его стащить с себя рубашку. Его плечи по-прежнему сводили меня с ума.
Потом мои бриджи полетели всё в то же кресло.
— Поль, — попросил он прерывающимся голосом, — скажи, если не хочешь.
Ага, скажи! На меня накатила такая истома, что говорить я всё равно не могла. Я только положила руку на то место на его джинсах, где что-то жило своей отдельной жизнью и рвалось на волю. Серёжка зашипел и принялся быстро из них выбираться. Потом у меня периодически начало отключаться сознание. В какой-то момент мы оказались на полу уже совсем без ничего. Он покрывал меня поцелуями и из него буквально сыпались ласковые словечки – пополам русские и испанские – все эти «солнышко», «девочка моя», «гатита», «куэрида»… Его руки скользили по моему телу, трогали грудь, обхватывали талию, оказывались между ног, потом я ощутила в себе его пальцы и будто очнулась. Вместо истомы пришло дикое желание соединиться с ним. Я нашла рукой его напряжённый член и погладила его, почувствовав, как он дрогнул и ощутимо толкнулся в мою руку. Мне хотелось что-то немедленно делать, как-то действовать, но в голове было пусто, и я никак не могла сообразить, как мне быть.
— Тише, куэрида, — попросил он, — позволь… Я сам…
Он развёл мои судорожно стиснутые бёдра, перекатился на меня, и я почувствовала, как его горячее орудие уткнулось мне во влагалище.
— Будет совсем недолго больно, куэрида, — сказал он. – Ты только не бойся…
И я ощутила, как он двинулся в меня, пробираясь с трудом, но не останавливаясь. В какой-то момент стало действительно больно очень сильно, а потом что-то случилось и появилось просто жжение пополам с угасающей болью. Он вошёл в меня до конца и тихо пробормотал:
— Уже всё, куэрида. Не плачь.
Я заметила, что всхлипываю, и перестала. Я потянулась к нему – поцеловать. И он послушно склонился к моим губам. До самой переносицы у него свисали влажные потемневшие пряди, а глаза казались чёрными. Губы были сухими и воспалёнными. Он закрыл ими мой рот и стал потихоньку двигаться во мне. Сначала было немного дискомфортно, но это скоро прошло. Я снова ощутила нарастающее возбуждение, и обхватила ногами его талию, принимая в себя его член на всю глубину. Он приподнялся на руках. Я увидела его побледневшее, очень серьёзное и очень красивое лицо. Он тяжело дышал и часто переглатывал.
Когда-то моя бабуля в порыве откровенности сказала, что нет ничего приятнее для женщины, чем тяжёлое дыхание молодого крепкого мужчины над ней. Теперь я поняла, что это значит. Сергей двигался всё быстрее и быстрее, на секунду замирал и начинал снова. За это время я несколько раз возносилась до небес, почти теряя сознание, и соскальзывала обратно на землю. И вот настал момент, когда он вошёл особенно глубоко, потом резко выдернул из меня член, и я почувствовала, как на живот ко мне падают тяжёлые тягучие струйки. Некоторое время он не двигался, а потом снова вернулся в моё лоно и сделал несколько сильных толчков. При последнем я ощутила, как всё во мне сжалось, охватывая его член, а Сергей, обессиленный, упал на меня и затих. Он всё ещё тяжело дышал и бормотал:
— Спасибо, куэрида, девочка моя, желанная моя…
Потом мы с ним уснули, там же на полу, не расцепляясь. Проснулись примерно через час от того, что замёрзли. Сергей рывком подхватил меня на руки и перетащил на диван, укрыл пледом и сказал, что приготовит кофе. Потом он влез в плавки и ушёл на кухню, шлёпая босыми ногами по линолеуму. Я начала согреваться.
В кармане его джинсов вдруг сработал телефон. Сначала было «ди-линь», а потом «Серёжа, ответь, это мама»… Я поднялась, завернувшись в плед, извлекла из кармана мобильник и пошла с ним,… бормочущим, на кухню. Сергей обернулся на звук, глянул на часы и тихо выругался. Он благодарно кивнул мне и взял телефон.
— Ма, я забыл, — сказал он. – Прости, пожалуйста… Я знаю, что поздно. Я у Полины, ма…
Его мама видимо потребовала, чтобы он шёл домой.
— Не уходи! – одними губами взмолилась я.
Он прикрыл глаза, улыбнулся мне и сказал, что останется ночевать у нас. Его мама, видимо, ответила, что это неловко. А он заверил её, что всё нормально, что мои родители не возражают, и что он просит прощения за то, что забыл позвонить.
— Ну, вот, — сказал он мне, когда разговор был закончен, — Я остаюсь. Ты не жалеешь, Принцесса? Ты ни о чём не жалеешь?
Я покачала головой и объявила, что на минутку иду в ванну. Серёжка увязался со мной. Потом мы долго целовались под душем до тех пор, пока я не ощутила, что снова готова принять его.
— Не так скоро, Принцесса, — сказал он. – Не надо спешить, и всё будет замечательно.
С этими словами он сбежал от меня. А я принялась смывать с себя следы преступления и стирать трусики, которыми промакивала со своего живота его сперму. На внутренней стороне бёдер я заметила следы крови и озаботилась, не попало ли что-нибудь на палас. Я завернулась в полотенце и отправилась проверять. К счастью, всё обошлось. Мы ничего не испачкали. Я высушила волосы, натянула спортивный костюм и пришла к нему на кухню.
Там меня ждал кофе и мощный ломоть торта, который я без всяких угрызений совести принялась уминать. Я чувствовала себя дико голодной. Серёжка улыбался, потягивая свой кофе и наблюдая за мной. А я вдруг вспомнила и спросила у него:
— Что такое гатита?
— А? – не понял, но быстро среагировал он. – Это кошечка…
— А куэрида?
Он смутился, но отважно перевёл:
— Желанная. Любимая.
— Спасибо.
Я зажмурилась. В общем, я получила, что хотела. Звёздный свой час. И песня эта, которую поют у нас ребята из «Несчастного случая», по-испански звучит в миллион раз лучше. Теперь с этой песней у меня всю жизнь будет ассоциироваться счастье.
— Гатита, — снова тихо сказал он.
Я потянулась. Мне и физически было просто замечательно.
— Как здорово, что ты такой! – совершенно искренне сказала я.
Мы убрали за собой и отправились смотреть жутики и боевик. Больше целовались, чем смотрели.
А утром меня разбудил растроганный голос мамы.
— Господи боже ты мой!
Я открыла глаза, увидела работающий на холостом ходу дивидишник. Сидела я в кольце Серёжкиных рук. Мы так и уснули на диване, в сидячем положении, тесно обнявшись. Я посмотрела на маму и нерешительно улыбнулась.
— Привет, — сказала я.
От автора: Хотите дальше?