Отец
Мой отец давно является героем моих самых сокровенных эротических фантазий. Я всегда мечтал, о том, как бы брал его член в рот и сосал бы его до последней капли, как принимал бы его в свой разгорячённый анус.
Однажды к нам с ночёвкой приехали гости и чтобы хоть немного более комфортно их разместить, было принято решение положить меня на родительскую кровать вместе с отцом. Мать спать не собиралась, ей нужно было навести порядок, перемыть посуду и т. д. и т. п. Среди ночи я проснулся от того, что мой мочевой пузырь был переполнен и требовал его опустошить.
Я пошевелился и понял, что обнимаю своего отца. И не просто обнимаю, рука лежала у него в паху. Потребность в мочеиспускании мгновенно отступила на второй план, главным чувством стало моё возбуждение. Аккуратно я начал поглаживать член папки через одеяло, но мне этого было мало, и я засунул руку под одеяло. На моё счастье он выпил с гостями и не реагировал на мои поползновения. Чем дольше я гладил его член, тем сильнее возбуждался. Мои трусы спереди промокли от смазки. В какой-то момент отец всё-таки проснулся, обнаружил мою руку на своём члене и спросил: «И что же ты делаешь?».
Немного испугавшись сначала, я молчал некоторое время, но взял себя в руки и ответил: «Делаю приятно себе и пытаюсь сделать хорошо тебе!». Папа хмыкнул, потом развернулся ко мне лицом и откинул одеяло. Увидев мои мокрые трусы, он спросил: «Ночной энурез или тебе настолько было приятно держаться за папкину игрушку?». Я улыбнулся и продолжил массировать его инструмент. Отец лёг на спину и раздвинул пошире ноги. Встав у него между ног на колени, я запустил руку ему в трусы снизу и стал поглаживать его большие яички. Папкин член стал быстро увеличиваться в размерах, вот он уже не помещается в его трусах и выглядывает поверх резинки, а из дырочки на головке стала течь смазка. Я поддел пальцем каплю смазки, и отправил её в свой рот, ммм, вкус у неё потрясающий.
Наклонившись к члену отца, я стал слизывать всё прибывающую смазку с его члена и чем больше я её слизывал, тем больше она выделялась. Вскоре я уже просто пил его смазку. Но отцу этого показалось мало и, взяв меня за затылок, он стал насаживать меня на свой член. Папа слишком торопился и сначала начал задыхаться от того, что его член перекрыл мне доступ к воздуху. Но постепенно я привык и стал постепенно насаживать свой рот на пенис моего обожаемого папульки. Я сосал уже минут 10 и рот стал уже неметь от непривычки, а отец всё никак не мог кончить, видимо сказывался алкоголь, выпитый ранее. Внезапно мы услышали шаги, приближающиеся к комнате и, прервав наше такое приятное для нас обоих занятие, мы улеглись и укрылись одеялом.
Это была матушка, он
Не вытаскивая папкиного члена изо рта, я засунул туда палец и, смочив его слюной, стал впихивать его глубже в папу. Ему это понравилось, он застонал, взял меня за уши и стал активнее насаживать мой рот на свой елдак. В результате воздействия на папкину простату, он довольно быстро приблизился к оргазму. Отец прорычал: «Ну сынок, щас ты попробуешь папкиного «мёда»!». Я немного вытащил его член изо рта, чтобы сперма не попала сразу в пищевод, а чтобы я мог её распробовать. И вот, вскрикнув и содрогаясь всем телом, папа стал кончать мне в рот. Выстрелы были такой силы, что я чуть не захлебнулся с непривычки, но постепенно привык и стал глотать папкин сок, из которого когда-то получился я.
Сперма имела специфический немного сладковатый вкус, мне он очень понравился. Её было очень много и хоть я, и старался проглотить всё, но часть всё-таки вытекла через уголки моего рта. Когда член перестал извергать «мёд» я высосал из него остатки, вылизал его начисто и, вытащив его изо рта, перевёл дух. Отец улыбнулся и сказал: «Неплохо сосёшь сын. Если будешь часто тренироваться, скоро будешь делать это ещё лучше! Ну да я тебе помогу с практикой!», он расхохотался потрепал меня по волосам и продолжил свои водные процедуры. Немного понаблюдав за ним, я вспомнил, что сам ещё не кончил, а член у меня после всего этого просто звенел от напряжения. Я отправился в зал, включил своё любимое гей-порно и подрочил под него, обильно кончив на живот.
Отец
После смерти жены мне не хотелось жить. Одно только удерживало меня в этой жизни — моя дочь Катя.
Я стал молчалив. Как робот ходил на работу и механически выполнял все действия.
В этот день я как обычно пришел домой и не раздеваясь упал на кровать. В спальню зашла Катя и позвала меня ужинать. Я отказался.
Очнулся я от того что кто-то тряс меня за плечо. Открыв глаза, я увидел перед собой Катино лицо.
— Не спи в одежде. Разденься так будет удобнее, — сказала Катя.
Я послушно встал и разделся.
— Давай я сделаю тебе массаж, — спросила Катя.
Я послушно лег на кровать. От мягких поглаживаний по спине я сам не заметил как провалился в спокойный сон.
В эту ночь я наконец-то нормально выспался.
Проснувшись, я обнаружил что Катя лежит рядом. Ее голова покоилась на моем плече. "Как она похожа на свою мать", — подумал я. На Кате была надета тонкая сорочка сквозь которую просвечивали темные окружности сосков. Внизу сорочка сбилась и я увидел белые кружевные трусики. Из под них выбивались курчавые волосики. Я почувствовал что возбуждаюсь от этого зрелища. "Это же моя дочь", думал я, но вновь открывал глаза и любовался мягкими изгибами молодого тела.
Катя открыла глаза.
— Я прилегла рядом и сама не заметила как заснула, — улыбнулась она.
Быстро вскочив она убежала готовить завтрак.
Умывшись я вышел на кухню. Катя накрывала на стол. Она не переоделась и все еще была в своей сорочке. Я пытался не смотреть, но взгляд постоянно возвращался к ее колышущимся грудям, просвечивающимся через тонкую ткань. Катя не замечала мои взгляды. Накрыв на стол она побежала переодеваться.
Быстро позавтракав я побежал на работу.
Вернулся я поздно. Тихо зашел, разделся и лег в кровать. Зажегся свет и я увидел стоящую на порогу Катю.
— Мне страшно одной. Можно я лягу с тобой? — робко спросила она.
Я молча откинул край одеяла. Катя легла рядом и прижалась ко мне. Очень скоро я услышал ее ровное дыхание. Но сам я не мог заснуть. Горячее молодое тело возбуждало меня. От того что это моя дочь возбуждение становилось только сильнее. Тут Катя зашевелилась во сне. Прижалась ко мне сильнее а одну ногу перекинула через меня так, что ее бедро оказалось прижато к моему возбужденному члену. Я замер. Я почувствовал что сейчас кончу. И действительно, стоило Кате слегка провести бедром по моему орудия как из него хлынул поток и стал заполнять трусы.
Осторожно я высвободился из Катиных объятий и сходил в ванну вымыл следы и переодел трусы. Вернувшись я спокойно заснул.
Теперь Катя стала спать со мной. Чтобы иметь возможность заснуть я вернулся к привычке детства. Стал вечерами дрочить чтобы снять напряжение.
Однажды придя домой раньше обычного я открыл дверь своим ключом. В ванной шумела вода и я решил что Катя купается. Тут я услышал стон. Тихо подошел к ванной. Дверь была закрыта не полностью и у меня появилась возможность заглянуть внутрь. Катя стояла спиной ко мне под струями воды. Одной рукой она гладила груди другая была между ног. Катя постанывала и крутила попкой. Такой совершенной фигуры я никогда не видел. "Моя девочка оказывается тоже ищет выход своему сексуальному напряжению" — подумал я. Тут Катя оперлась рукой о стену, сдавленно застонала. Осторожно я прошел к двери и зашумев сделал вид что только что вошел.
Было раннее субботнее утро. Я проснулся и лежал наслаждаясь тому что не надо вставать и идти на работу. Я оглядел лежащую рядом Катю. Она лежала на животе. Коротенькая сорочка задралась и я мог любоваться полушариями ее попки. И тут я вдруг понял что на ней нет трусиков. Меня бросило в жар. Неужели в последнее время она спит со мной без трусов. Не знаю что на меня нашло, но я не мог сопротивляться внезапно пришедшему порыву. Осторожно я опустил ладошку на теплые округлости Катиной попки. Кожа была гладкой и нежной. Спохватившись я быстро убрал руку.
Я лежал и мысли потоком бежали в голове. Я не мог избавиться от образа ее попки, стоящего у меня перед глазами. "Это моя дочь, но она так сексуальна".
Я не знал что делать.
Катя открыла глаза. Заметив что сорочка задрана до пояса она густо покраснела и поправила ее.
— Доча, ты прекрасна, — не смог удержаться я.
Катя смутилась еще больше. Она прижалась к моему плечу, и я обнял ее. Моя рука нежно гладила ее спину Но первый порыв прошел и я уже контролировал себя.
Вечером я выкупался и мы пошли ложиться спать. На мне был одет только халат. Катя предложила сделать мен массаж. Я приспустил халат и обнажившись до пояса лег на кровать. Катя стала массировать мне спину втирая какое-то масло. Ее руки нежно скользили по моей спине и пояснице. Я чувствовал как ее руки с каждым
разом опускаются все ниже и ниже.
— Давай я тебе и ноги помассирую.
Сказала Катя и сдернула с меня халат.
— Ой, — вскрикнула она, — я не знала что ты без трусов.
Но обратно халат она не положила, а стала продолжать массаж. Помассировав ноги она стала оглаживать мои ягодицы.
Я лежал и не знал что предпринять. Меня столь откровенно ласкала моя собственная дочь.
— Давай теперь грудь помассирую.
Я перевернулся прикрыв халатом свой напряженный член. Катя стала натирать маслом мою грудь. Ее руки опускались все ниже и ниже. Я уже просто дрожал от возбуждения. Катя видимо тоже возбудилась. Я видел как сквозь ткань сорочки проступают ее напряженные соски.
Дойдя до пояса Катя остановилась в нерешительности. Я видел что она и так сильно смущена. Но возбуждение толкало ее вперед. Решившись я просто откинул прикрывающую мое орудие ткань. Словно ожидавшие этого Катины руки двинулись вниз. Стоило им только охватить мой каменный ствол как я окунулся в пучину блаженства. Катя нежно двигала рукой вдоль ствола заливая мой живот.
Я просто лежал и смотрел на свою дочку. Как бы очнувшись ото сна Катя покраснела и убежала. Вернулась она с полотенцем и вытерла сперму с моего живота. Ее глаза были опущены. Она стеснялась заглянуть мне в глаза.
Вдруг Катя кинулась мне на грудь и прижившись ко мне ее тело содрогнулось в рыданиях.
— Ты не сердишься на меня? Я такая плохая. — шептала она.
Я нежно обнял ее.
— Я не сержусь. Как я могу сердится на свою дочку, своего ангела. Все хорошо.
Бедром я чувствовал прижатую промежность своей дочери. Сорочка была мокрой и я ощущал жар исходивший от ее девочки. Непроизвольно Катя терлась о мое бедро.
— Давай я помогу тебе, — дрожа сказал я.
Катя подняла на меня глаза. В ее глазах …стыд боролся с похотью.
Я просунул руку Кате между ног. Там все пылало. Осторожно я стал гладить ее мокренькие губки. Катино дыхание участилось.
Перевернув дочку на спину я опустился между ее ног. От вида ее блестящей от влаги раскрасневшейся писечки я пришел в безумство. С жадностью я накинулся на ее промежность терзая ее языком. Нащупав ее клитор я стал посасывает его теребя языком. Катя уже металась по кровати. Из ее горла раздавались стоны. Вот ее тело выгнулось. Катя прижала мою голову сильнее и раздался протяжный стон.
Через минуту ее тело расслабилось и, к своему удивлению, я понял что Катя спит.
Осторожно, боясь разбудить ее, я лег рядом и забылся сном.
Утром Катя вела себя как будто ничего не произошло.
Весь день я ждал вечера и думал как теперь мне вести себя.
Ужиная я уже был уже возбужден. После ужина я пошел принять душ. Поливая себя холодной водой я пытался хоть немного остудиться.
Катя сидела на кровати.
— Папа… я знаю что ты каждый вечер в туалете сам себе снимаешь напряжение…
Я знаю что это я причина, — Катя подняла на меня взор. — Позволь это буду делать я.
Я был шокирован таким предложением дочери.
Катя подошла ко мне и стянула с моих бедер полотенце. Взяв за руку она подвела меня к кровати. Я как во сне повиновался и лег на спину свесив ноги с кровати. Катя опустилась передо мной на колени. Ее руки стали ласкать мой начавший твердеть ствол. Потом Катя наклонилась и вобрала в рот головку. Ее голова то поднималась, то опускались так что я чувствовал как член проскальзывает Кате в горло. Ей не потребовалось много стараться. Буквально через несколько минут она довела меня до пика наслаждения. Почувствовав как из члена брызнула Катя только глубже заглотила его. Ее горло судорожно сокращалось заглатывая мою сперму и доставляя мне еще больше удовольствия.
— А теперь давай спать, — выпустив член изо рта сказала Катя.
— А как же ты? — спросил я.
— Все нормально.
— Давай я тоже поласкаю тебя, — сказал я.
— Не волнуйся. Пока я… сосала я пару раз кончила. — тихо сказала Катя.
Она залезла на кровать. И мы накрывшись одеялом уснули.
Проснулся я от того что кто-то поглаживает мой член. Открыв глаза я увидел что Катя, повернувшись ко мне задом осторожно поглаживает моего дружка.
Катя сидела на коленях. Сорочка натянулась и обтягивала ее ягодицы.
Я задрал сорочку обнажив попку своей дочери. Увидев что я проснулся, Катя повернулась ко мне и улыбнувшись поцеловала меня в губы.
— С добрым утром папочка.
Я осторожно протянул руку и погладил Катину грудь. Но тут же одернул руку.
— Не стесняйся папочка. — Катя вернула мою руку себе на грудь. — Все что ты хочешь.
Катя Сняла с себя сорочку. Я любовался ее молодым девственным телом. Мои руки гуляли по ее грудям.
— Папина дочка хочет пососать папе писю. — детским капризным голосом сказала Катя и улыбнулась.
Она повернулась к моим ногам и взяв член в рот стала его посасывать как леденец. Я приподнял ее и поставив на колени нырнул между ног так что ее пися оказалась у меня над лицом. Притянув ее за попку я стал вгрызаться в ее податливую плоть. Катя заглотила член в горло и ерзала у меня по лицу. Из ее дырочки тек ручеек из которого я с упоением пил.
Не смотря на сильное возбуждение я все никак не мог кончить. Катя уже несколько раз содрогалась от оргазма. После очередного оргазма Катя упала обессиленная.
— Прости меня папочка. Я что-то делаю не так?
Тут Катя вздохнула и на мою руку брызнул золотой поток. Горячая моя текла по руке на мой ставший опадать член. Было тепло и приятно.
— Теперь ты, — закончив писять сказала Катя.
Я встал. Катя присела передо мной на колени и направила мой член себе на лицо.
— Я хочу чтобы ты пописял на свою дочурку.
Я даже не мог поверить что она сама мне предложила это. Сначала капля а потом струя хлынула Кате на лицо. Я выливал все накопившееся за ночь. Катя поливала себе лицо грудь. Потом вдруг открыла рот и направила туда золотую струю мочи. Ее рот быстро наполнился и из него полились по щекам золотые ручейки.
После мы хорошенько вымылись.
Катя опустилась на колени и отсосала. На этот раз я кончил быстро.
Вечером я сидел и читал книгу. Катя пылесосила. На ней были только трусики.
Ее груди колыхались отвлекая мое внимание. Как бы дразня меня она поворачивалась спиной и наклонялась подставляя попку.
— У тебя умопомрачительная попка, — не выдержал я.
Катя засмеялась. Сняла трусики и встала передо мной на четвереньки прогнув спинку и подставив мне попку. Она слегка раздвинула ноги открыв моему взору блестящую от влаги промежность и коричневое колечко ануса. Одной рукой она стала тереть себя между ног, томно постанывая и крутя попкой.
— Ты у меня просто развратница, — улыбнулся я.
— Да, тебе это нравится?
— Да. Я просто без ума от своей доченьки.
— Папочка, разве ты не видишь что твоя доченька просто истекает соками? Твоя доченька течет.
— Ты провоцируешь меня. Ты ведешь себя как маленькая шлюшка.
— А разве папе не нравится когда его дочурка ведет себя как шлюшка?
Катя выгнула спинку и застонала.
— Нравится… — …выдохнул я.
— Я маленькая сучка у меня течка. Мне очень нужен кобелек. Моя писечка горит от
желания, а ротику не терпится ощутить твердую папину писю.
Я более не мог сдерживаться.
Скинув халат я навалился на Катю. Мои руки блуждали по ее телу. Мяли груди попу. Проникали ей между ног, ощущая горячую и влажную дырочку.
Повалив меня на спину, Катя села своей попкой на член, так что он был зажат между ее половинок и прижимался к моему животу. Я чувствовал ее горячую дырочку основанием своего члена. От ее сока и моей смазки внизу живота стало все мокро.
Я глядел на Катину попку и из глубины души поднимались волны безумства. Смочив слюной палец я стал проталкивать его Кате в попку. Почувствовав это Катя застонала еще сильнее. Другой рукой я стал шлепать ее по попке и смотреть как расходится красное пятно от ладони.
Я столкнул Катю с себя. Она отползла в сторону встала на колени и опустив голову на пол задрала попку кверху. Рукой она продолжала натирать себя между ног. Мой взгляд был прикован к блестящему от смазки колечку ануса. Не думая что делая я приставил к нему свой член и надавил всем весом. Катя вскрикнула, ее глаза широко раскрылись, но скользкий от смазки член на всю длину проскочил внутрь Катиной попки. Я замер от нахлынувшего блаженства, а Катя от новых ощущений. Сначала медленно, потом быстрее я стал двигаться. Горячие стенки прямой кишки плотно охватывали мой член. Дырочка была очень узкой и член ходил с трудом. Я не обращал внимания на крики и стоны Кати. Казалось я обезумел. Раздирая ее попку я насиловал ее анус. Такой не могло долго продолжаться. В очередной раз вогнав член я стал изливаться в глубины Катиной попки. Кончив я обессиленный упал рядом. Я видел как зияет разработанная покрасневшая дырка ануса. Медленно она закрывалась. Тут я обратил внимание на Катю. Она вся дрожала. Глаза были красные от слез. Я безумно испугался что натворил что-то ужасное. Осторожно прижал к себе ее дрожащее тело.
— Доченька, прости меня, прости. Я безумец. Я сошел с ума. Доченька…
— Папочка. Все хорошо. Это мне с начала было больно, а потом я привыкла.
— Этого больше не повторится.
— Я видела как тебе это понравилось. Мне тоже хорошо когда папочке хорошо. А попочка у меня крепкая, она все выдержит. Только слишком узкая.
— У тебя божественная попочка.
— Знаешь папа, а ведь я в конце кончила. От твоего члена. Я даже клитор и не трогала.
Катя вздохнула.
Я бережно отнес ее на кровать.
Утром я встал пораньше. Тихо позавтракал и ушел на работу.
Придя домой, я понял что меня ждали с нетерпением. Катя бросилась мне на шею и стала целовать. Было видно что она сгорает от желания.
— Доча, твой папа уже не молод. Он не может заниматься любовью круглые сутки.
— Извини, — Катя погрустнела.
— Но ничего, вот сейчас папа покушаю и посмотрим.
Катя улыбнулась и побежала на кухню.
Пока я кушал, Катя села на стул напротив меня. Раздвинула полы халата и стала ласкать себя. Она успела кончить до того как я поел.
Зайдя в спальню я обнаружил Катю стоящую на четвереньках. Радом с кроватью на тумбочке лежала баночка с вазелином, а анус блестел уже смазанный.
— Доченька приготовила папочке свою попочку. сказала Катя.
От этого член у меня моментально поднялся.
— А доченька не боится за свою попочку? — шутя спросил я.
— Нет. Доченьке нравится когда ее дерет в попку ее папочка.
— А папочке нравится драть доченьку в попочку, — я стал не спеша намазывать член вазелином.
— Ну же, надери мне зад. Развороти мою дырочку. Сделай так чтобы она не закрывалась. Трахай меня в попку.
Я приставил свой член в отверстию и с силой засадил. Мои яйца ударились о ее писечку. Катя застонала.
— Ну же давай. Трахай мою попу, мою ненасытную попу. Надери ее изо всех сил.
Ее слова заставляли меня двигаться все быстрее и быстрее.
Мне захотелось видеть Катино лицо. Я вышел из нее, услышав протестующее мычание.
Перевернув Катю, я подложил ей под попку подушку. Задрав ее ноги я прижал их ей к груди. Вернув свей член Кате в попку я продолжил движение.
Теперь я мог видеть ее лицо, ее колышущиеся груди с напряженными сосками.
Глаза у Кати были закрыты. По щекам катились слезы. Когда я загонял свой стержень в ее узкое отверстие она стонала. Я не мог понять чего больше в этих стонах, боли или наслаждения. Вот Катя протяжно застонала. Я почувствовал как стенки прямой кишки плотно сжали мой член. Тут кончил и я. А Катя все еще содрогалась от оргазма. Почти минуту она извивалась на моем уже опадающем члене. Впервые я видел как женщина получает множественный оргазм. Я и не думал что моя дочь такая мазохистка. Теперь я уже не стеснялся того что это моя дочь. Наоборот это придавало пикантности ситуации.
Утром мы пошли по магазинам. Катя завела меня в магазин женского белья.
— Я хочу выглядеть сексуально, когда ты будешь иметь меня, — шепнула она мне.
В магазине Катя упорхнула в примерочную.
Я сел в кресло и стал листать журналы.
— Иди посмотри чего мне лучше идет, — позвала Катя.
Я смутился. Как прореагирует на это продавщица. Но она лишь улыбнулась.
— Что же вы не поможете своей дочери?
Пройдя за ширму, я обнаружил Катю стоящую перед зеркалом. На ней были тоненькие трусики которые почти ничего не скрывали. Спереди они лишь слегка прикрывали губки, а сзади исчезали между половинок попки. Лифчик лишь поддерживал грудь не скрывая сосков. На Кате был надет пояс и чулки.
— Ну как я тебе?
— Ты прекрасны в любом наряде, но мне кажется это слишком вызывающе.
— А вы консервативны, — сказала продавщица.
— А что вы носите? — я посмотрел на нее.
Продавщица смутилась, но улыбнувшись медленно задрала юбку. На ней были такие же трусики как и на Кате. Продавщица повернулась вокруг себя опустила юбку.
— Ну как? — спросила она.
— Шикарная попка, — улыбнулся я.
Катя взяла другой комплект и быстро переоделась.
— А теперь, — спросила она.
Теперь трусики плотно обтягивали попку. Спереди рельефно выступили половые губки.
— Очень мило.
Продавщица переводила взгляд то на меня то на мою дочь.
— А вы без комплексов, — сказала она.
— Да. А можно еще раз посмотреть как …на вас сидит предыдущий комплект. Мне он уже не кажется консервативным.
Немного подумав продавщица расстегнула и скинула с себя юбку.
— А верх, — сказала Катя.
Ничего не говоря продавщица сняла блузку. К моему удивлению под ней не оказалось лифчика.
Катя сняла трусики и села на стул. Она стала ласкать свой клитор.
— Не поможете ли моей дочери? — шутя спросил я продавщицу.
Ничего не говоря она подошла к Кате и опустившись на колени перед ней стала лизать ей письку.
Я снял брюки, подошел сзади к продавщице. Поставил ее на четвереньки и отодвинув ниточку трусиков в сторону вставил член во влажную мягкость влагалища. Стоны женщин перемешивались.
Оторвавшись от Катиной писи, продавщица попросила.
— Только не в меня.
Почувствовав что скоро кончу, я вынул член и с силой всадил продавщице в попу.
От неожиданности она вскрикнула, а я стал изливаться ей внутрь.
Отец
Отец пришел с работы немного раньше. Макс еле успел засунуть свой стоящий член в широкие шорты, и отключить видак.
— Максимка ты дома? — крикнул из прихожей отец.
— Угу, вроде как — ответил Макс немного дрожавшим голосом.
— Ладно — занимайся тем чем занимался, я в ванную и спать, устал очень.
Отец с матерью живут отдельно уже около двух лет. Макс остался с отцом. Они понимали друг друга и были практически как друзья.
Единственное, что Макс не смог рассказать своему отцу — это то что он наверное голубой.
Отец последнее время частенько ловил восторженный взгляд Маска на нем.
Отцу было 40 лет. По роду профессии — а был он частным телохранителем, а как следствие великолепно сложен. Когда отец на домашнем тренажере занимался, Макс не мог оторвать взгляда, от широких плеч, здоровенных рук, которые как и его крепкая грудь, были покрыты густыми черными волосами.
На животе отца не смотря на сильный волосяной покров, играли кубики, а при каждом движении было видно как член и яйца, в легких спортивных шортах, двигались в такт упражнениям.
Максиму нравилось наблюдать за отцом, к тому же тот, очень часто показывал ему какие упражнения и как лучше выполнять. Один раз, когда Макс, лежал на тренажере, выполняя упражнение, отец наклонился над ним дабы показать то, что он делает неправильно, и споткнувшись упал на него. Тогда Макс впервые почувствовал отцовскую силу, а чувство, когда волосы на теле отца коснулись его тела, незабываемо. Макс — понял одну ужасающую его мысль. Он хочет прикоснуться к отцу — как к мужчине.
С того момента прошло около 1,5 лет.
Макс, в его 22 года, не разу не был с женщиной, а с мужчиной он не был потому что не мог перейти ту планку, которую надо перейти чтобы познакомиться.
В первый раз, прежде чем купить кассету с голубой порнухой, он выпил у палатки шесть бутылок пива, и только после этого, отважившись, получил вожделенную кассету.
Вот и сейчас он смотрел классный фильм — такой, какие попадаются очень редко. Пары и группы от 30 лет, крепкие, накачанные и сильно волосатые трахались друг с другом. Там не было малолеток, там был мужской секс, как для себя определил это понятие Макс.
Послышался звук льющейся воды из ванной комнаты. Квартира было большая, отец в свое время сделал отличный ремонт, и в ванной комнате, кроме стандартного набора сантехники, стояла еще и душевая кабина. Отец, особенно когда уставал, частенько мылся именно там. Проходя на кухню Макс обратил внимание что дверь в ванную полуоткрыта. На улице стояла летняя жара, но отец всегда, несмотря на это, закрывал дверь.
Макс подойдя так чтобы отец не увидел его, заглянул. Отец закрыв глаза и подставив лицо под струю воды, намыливал себя.
Макс удивился какими плавными движениями отец делал это. Взяв гель для душа он ласково поглаживал себя, коснулся руками своей волосатой задницы, опустил руки ниже к ногам, и затем (Макс мог только догадываться) стал ласкать себя спереди.
Макс возбудился так, что тихими шагами ушел к себе в комнату и лег. Он закрыв глаза, стал представлять как отец себя гладил, он представлял какой у него член…он представлял как тот рукой оголяет головку члена, другой теребит свои яйца, а затем перебираясь по животу вверх, ласкает грудь. Он не заметил, как снял шорты и стал сначала гладить, а потом резкими движениями дрочить уже окаменевший член. Он представил как отец подошел к нему, как встав за спиной обнял, как поцеловал в шею и …
— Максим ты есть будешь? — раздался голос отца, который уже ОТКРЫВАЛ дверь в комнату Макса.
Макс, с трудом открыв глаза, понял, что произошло.
Он лежит на кровати, член дергаясь от возбуждения, торчит вверх и в дверях стоит отец!
Даже если бы он смог убрать свой инструмент в штаны, то скрыть стояк было не возможно. Член у Макса был прямой. Немного сужаясь к основанию он представлял из себя не длинную но увесистую дубину.
— Отец? — только и смог выговорить Макс
— ….
— Я тут просто задремал, наверное что-то приснилось?!
— Бывает сынок, ладно впредь буду стучаться не только в вечернее время но и дневное, — сказал отец мягко улыбнувшись. "Ты давай собирайся, приходи в нормальное состояние, и алга есть, сейчас все приготовлю"
Макс, не знал что подумать. Отец застал его за занятием онанизмом, а с другой стороны не стал ругать, а сделал вид, что не обратил внимание.
Пообедав, отец лег спать, давая понять что ничего не произошло.
Макс, понял что ему надо выпить пивка, по-тому как делая вид что все в порядке, у него колотилось сердце как у кролика после ебли.
Он отправился на улицу, и встретив знакомых, дошел до нужной кондиции довольно-таки быстро.
Вернувшись домой, Макс застал все еще спящего отца. Дверь в его комнату была открыта, и Макс проходя мимо, обратил внимание на то что отец спить совершенно голый.
Взяв пивка Макс отправился к себе в комнату.
На часах было 10 вечера. Подумав что отец не проснется до утра, Макс включил свою любимую порнушку, и продолжил то, что ему не удалось днем.
Телефонный звонок разбудил Макса в 7 утра. Убежав из дома по делам, он только днем вспомнил, что не спрятал кассету!
Была пятница. Макс, закончил все свои дела, и уже собираясь домой, услышал звонок по сотовому.
— Макс ты вечером свободен? — спросил отец.
— А что?
— Если хочешь, мы с ребятами собираемся в сауну. Пойдешь с нами?
— А с кем?
— Да там все кого ты прекрасно знаешь. Андрей, Антон и Руслан. Как смотришь на это?
— Ну давай в принципе можно…
Макс, в принципе не сильно удивился что отец его позвал. Он частенько предлагал ему сходить с компанией в сауну, но Макс отказывался. Почему? Да потому что стеснялся, да к тому же боялся не совладать с собой. Куда же денешь стоящий член, если ты голый.
Времени до сауны еще было предостаточно, Макс вернулся домой, посмотрел на видак, и как ему показалось к нему не прикасались.
Зайдя в душевую кабину, Макс вспомнил как отец вчера ласкал себя. Он сильно возбудился, намылил свое тело, и стал медленно водить по члену рукой. С трудом смыкая пальцы вокруг своей дубины, он понял, что диаметр его достоинства не меньше шести сантиметров. Ему это нравилось. Он ускорил движения и вскоре мощная струя ударила в стенку душевой кабины. Он никогда не пробовал свою сперму на вкус. Аккуратно выдавив остатки спермы из головки, облизнул пальцы и подумал, что это совсем не противно, и теперь понятно как в фильмах, мужики глотают сперму, когда им кончают в рот.
Собрав необходимые вещи он направился к тому месту, где его ждал отец. Машина уже стояла,… и поздоровавшись, они направились в сауну.
Отец и его друзья снимали всегда одну VIP-сауну. Пять комнат были уставлены добротной мягкой мебелью. Большой бассейн, в котором впору дельфинам плавать, и самое важное сама сауна. Она было большая и удобная. Макс сразу прикинул что если у него и встанет всегда можно пролежать на животе хоть до ночи его и не найдут.
Немного развеселившись, Макс вернулся в раздевалку.
Ребята уже подъехали.
Андрею было около 30 лет. Он был низким, но коренастым. Безволосое тело, как будто бы было высечено из камня. Его фигура напоминала не фигуру качка, а фигуру атлета.
Антон был старше отца лет на пять-семь. Уже отдавая дань времени, фигура сохранила лишь отблески того что было раньше, но он был все равно красив как мужчина, тем более как мужчина в его возрасте.
— Макс, ни хрена себе ты вымахал — сказал Андрей. Мы же не виделись около года, а ты смотрю, подкачался
— Ага так ты см
— Макс ты чего? — сказал Андрей, — ты думаешь что мы испугаемся твоего члена!. Вон смотри какие красавцы здесь представлены! Генка ну как скажи Максу чтоб не маялся дурью!
— Макс да не бойся ты — здесь все свои. Я перед тобой тоже впервые в таком виде, так что не боись!
— Ребята отвалите от парня, — сказал Антон. — Че доебались? Вам че своих стволов мало? Вот и сидите друг на друга смотрите.
Все весело заржали, а Макс сев на полку, все-таки простынь снимать не стал.
Когда мужики ушли Макс вспомнил фразу Антона, но так и не смог понять ее смысл.
Вечер шел своим чередом.
Правда после второй бутылки водки залитой не малым количеством пива, мужики как то странно стали себя вести.
Андрей все чаще стал обнимать при любой возможности Руслана. А отец, расслабившись от выпивки, подсел ближе к Антону. Максу было не очень интересны разговоры вокруг, и взяв пива, он пошел в одну из комнат с теликом.
Отдохнув, Макс пошел в сауну. За исключением отца там не кого не было. Как впрочем, он не обнаружил и остальных мужиков в столовой.
— Макс заходи, — сказал отец
— Чего один сидишь, где мужики все? — спросил Макс, обратив внимание на то, что отец был уже изрядно пьян.
— Они отдыхают. Садись ближе. Я хочу с тобой поговорить.
Отец обнял Макса, пододвинул к себе поближе, так что их ноги соприкасались вплотную. Макс сам не ожидая того, стал возбуждаться. Он боялся того, что простынь скоро не сможет скрыть этого.
Стараясь не смотреть на отца, Макс слушал.
— Максим. Я вчера просмотрел кассету, которую ты оставил в видеомагнитофоне.
— ….
— Максим, не бойся ничего страшного в этом нет. Почему ты раньше не сказал мне об этом?
— Я думал что ты не поймешь, — дрожащим голосом ответил он
— Я многое могу понять. Из-за этого и позвал тебя сегодня сюда. Я давно замечал, что ты смотришь на меня. Из-за этого я некогда не раздевался перед тобой……..
— Почему?
— Я боялся возбудиться при тебе. Макс, не отводи глаза, посмотри то, что ты так давно хотел увидеть.
Макс, поднял голову. Волосатые ноги, были влажными и горячими. Живот отца напрягся, так что Макс увидел каждый кубик на нем. Отец немного раздвинул ноги в сторону и освободил то, что уже давно рвалось на свободу.
Макс обалдел. Член отца был таким же красивым и аккуратным как и его. Открытая головка была багровой. Так как член был прямой было видно как пульсируют вены на нем. Отец взял за край простыни, в которую был укутан Макс и развернул ее.
Отец давно понял что у Макса стоит. Он взял аккуратно своей широкой ладонью член Макса.
— Макс, ты мой сын. Смотри, — и взяв в другую руку свой член стал сравнивать.
Они на самом деле были практически одинаковые. Два здоровых толстых члена, немного подрагивая, стояли во всей своей красе.
— Макс, я знаю, что тебе нравиться смотреть. Хочешь увидеть в живую то, что ты обычно смотришь на видео?
— Да хочу.
Уже не скрывая друг от друга свои стоящие члены, они вышли из парилки.
— Пойдем, — сказал отец, и повел Макса в сторону комнат. Одна из них была закрыта.
Отец открыл дверь и втолкнул Макса вовнутрь.
То, что увидел Макс, привело его в стопор.
Антон, вылизывал член Руслана. Да вот это было что-то. Одна головка Руслана, с трудом умещалась во рту. Несмотря на шок, Максим, заметил, что длина его около 20 сантиметров. Член был изогнут вверх, и Антону приходилось рукой оттягивать член от живота Руслана. Одновременно упругий, волосатый зад Антона пытался обработать Андрей. Так как тело Андрея было без волоса, можно было без труда рассмотреть все его мышцы, а практически бритый пах, позволял рассмотреть его член и яйца. Член был красив. Немного изогнутый, с широкой головкой, не длинный и в меру широкий.
Не обратив внимание на вошедших, Андрей, вылизав анус Антона, раздвинув ягодицы всадил со всего маха в задницу Антона член. Антон от неожиданности засунул член Руслана практически полностью в рот. Застонав Андрей резкими движениями стал трахать Антона, которого он перевернул и положил на спину.
Руслан воспользовавшись моментом, присел над лицом Антона, и член оказался во его влажном рту.
Отец взял Максима за плечи и вывел из комнаты.
— Тебе понравилось?
— …, — Макс ничего не мог сказать.
— Хочешь попробовать так же?
Макс оторопел. То что он увидел в секунду назад, не укладывалось у него в голове…. Да он смотрел это на видео, но не думал, что так же происходит в жизни.
Отец, не дожидаясь ответа, поднял Макса на руки, и отнес в соседнюю свободную комнату.
Положив его на кровать, отец, присев у края кровати, стал гладить тело Макса, который уже не мог сопротивляться, так как понял, что сейчас происходит то, о чем он так долго мечтал.
Отец, обхватил рукой член Макса. Оголив головку, он спускался рукой по стволу, все ниже к основанию, и когда его рука коснулась паха, он с чувством удовлетворения, смотрел на член сына. Нагнувшись, он сначала аккуратно, коснулся губами оголенной головки. Он делал это практически мастерски. Вскоре возбужденный член был практически весь во рту. Язык отца, ласкал его. Он начал с основания. Тщательно вылизав у основания, язык двигался к головке, чтобы заглотить член вновь. Перевернув Макса на бок, отец лег на кровать лицом к члену Макса, а его член соответственно уперся в губы сына. Макс, повинуясь странным, не понятным для него ощущениям, не думая о том, что он делает, приоткрыл рук, и горячая влажная головка члена, оказалась у него во рту.
Отец прижался всем своим напряженным телом, к телу Макса. Он впервые почувствовал тела отца рядом с собой. Не справившись с собой, он не смог остановить оргазм. Отец понимая что Макс сейчас кончит, ускорил свои движения, и горячая струя спермы заполнила рот. Макс так не кончал не когда. Это было для него не забываемо. Он кончил в рот, да еще к тому же своего отца. Отец сразу перевернул Макса на спину, и не выпуская его член изо рта, стал аккуратно но устремлено, двигать своим членом. С последней каплей спермы сына, отец кончил. Сильная струя ударила в горло Макса. Она была сильная, но приятная. Немного захлебнувшись, Макс постарался не проронить не капли.
Постанывая, они легли лицом к друг другу. Прижавшись телами, Макс гладил член отца, его яйца, наконец-то, прикоснулся к его возбужденной груди, волосам на ней, и понял то, что еще долгое время они будут вместе и уже не только как сын и отец.
В этот момент дверь распахнулась и вошел Антон…….
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Отец
Наша мама умерла рано, и меня с сестрой воспитывал отец. Он так больше и не женился. Посвящая всё своё время нашему воспитанию и работе. Мы очень любили его и бесконечно благодарны ему за всё. Пару лет назад в нашем доме появилась новая женщина, а точнее моя жена Лена. Её радушно приняла моя сестра и очень полюбил отец. Он говорит, что она поразительно похожа на маму и точно такая же, как была мама, когда они с отцом познакомились. Не даром говорят, что мальчики подсознательно ищут в жёны женщин похожих на своих матерей. Лене то же пришлась по душе моя семья. Она говорила, что мой отец в свои 42 года выглядит очень молодо и потрясающе обаятелен. Во-общем, мы зажили дружно и мирно. Лена необыкновенно красивая и обаятельная девушка, на которую мужчины оборачиваются на улице, и к тому же ещё очень сексуальна. Поэтому я не удивлялся, что отец заглядывается на неё как обычный мужик, особенно когда она выходила с утра на кухню в коротеньком лёгком халатике на голое тело. Признаюсь, что это мня даже забавляло. И вот где-то через год нашей совместной жизни, произошёл следующий случай. По воскресеньям с утра по раньше я обычно ходил играть в футбол, а остальные домочадцы любили отоспаться до предела. И вот в один из летних воскресных дней я проснулся, но почувствовал, что очень болит живот, и играть меня не тянет, зато тянуло совсем в другое место. Жена и отец спали, а сестра была на даче. Я отправился в уборную и засел там минут так на пятнадцать. Тем временем слышу, проснулся отец и вышел на кухню. Через пару минут понял, что проснулась и Лена, которая тоже потянулась глотнуть кофе. Тут же я услышал, что отец спрашивает про меня и получает ответ, что я как обычно гоняю в футбол. Далее последовали какие-то непонятные шептания, хихиканья и шум возни. Я решил разыграть наивных "ребят" и тихо покинул временное "убежище", тем более что пребывание там оказалось бесполезным и запор не прошёл. Подкравшись к кухне, я осторожно заглянул туда через приоткрытую дверь, намереваясь удивить своих домочадцев, и застыл от изумления. Моему взору открылась следующая картина: моя любимая жена стояла, облокотившись локтями на кухонный стол, в задранном на спину халатике, с широко расставленными ногами и блаженно постанывающая от того, что позади неё со спущенными трусами стоит мой родной отец и самозабвенно всаживает в неё свой член! В первые секунды я не мог поверить собственным глазам. Я допускал мысли, что такая красивая девушка, как Лена в определённой ситуации может позволить себе слабость и согрешить с другим мужчиной, но что бы прямо в нашем доме, да ещё с собственным свёкром:представить, конечно, не мог. Разумеется, в моё сознание ворвались мысли о подлой двойной измене: ведь не только моя жена "наставляла мне рога", но и родной папа поступал не лучшим образом: Я мог бы ворваться в тот же момент и устроить грандиозный скандал, но вдруг в голове всплыли слова отца, что Лена так сильно напоминает ему маму. Я вновь посмотрел на него и увидел такое
омко охая, забилась в судорогах оргазма, после чего присела на корточки перед свёкром и довела его до экстаза своим нежным ротиком, испив всю брызнувшую в неё сперму! Признаюсь, что подглядывая за этой картиной, я сам чуть не кончил.Да, я не стал устраивать разборок, но и не стал притворяться, что не в курсе событий. Я раскрыл своё присутствие после того как у них всё закончилось и после необычной беседы мы все пришли к не менее необычному решению. Лена по прежнему любила меня и связь со свёкром была лишь приятным дополнением их хороших отношений. Отец, и в правду, видел в Лене образ нашей мамы, да и её соблазнительное молодое тело вызывало естественное мужское желание у него. Короче говоря, вот уже год как мы счастливо живём в таких отношениях, когда и я и мой отец являемся сексуальными партнёрами Лены. Конечно, мы не спим все в одной постели. Моя сестра, скорее всего, не знает о нашем семейном секрете, но вот когда её нет дома отец может, даже при мне, заглянуть в душ к Лене и совсем не для того, что бы помыться. Лена иногда с утра, пока я сплю, уходит понежиться в постель к свёкру и тогда встав, я могу насладиться продолжающей возбуждать меня "изменой" любимой жены с любимым папой. Лена говорит, что она необычайно довольна такой ситуацией: получая в постели со мной наслаждение от молодого темперамента, задора и чувственности, основанной на любви, а со свёкром от опытности, нежности и какого-то ощущения запретности. И в правду, такие отношения далеко не обычны и, кроме того, что она младше его на 20 лет, он ей тоже почти отец. Ведь войдя в наш дом, она назвала его папой. Да и сейчас, залезая к нему в постель, Лена игриво говорит: "Папочка, я к тебе! Поласкай меня." И он вторит ей, запуская язычок между её ножек: "Какая мокренькая и сладенькая у меня дочурка!"
В последнее время я подумываю, что было бы интересно нам с отцом попробовать одновременно ублажить нашу похотливую развратницу и надеюсь, что найду согласие у остальных.
Отец
Есть время, когда живешь ожиданием чуда. Лес, подступающий к самому дому, должен быть обязательно заколдованным, из прибрежных камышей вот-вот выглянет русалка, а в обветшалом сарае раньше жила ведьма, и именно поэтому родители не разрешают тебе ходить туда, а вовсе не потому, что там прогнили бревна и сарай может рухнуть тебе на голову в любой момент. Это время называется детством. И даже если оно проходит под канонаду родительских ссор, все равно оно сказочное. Ты всегда можешь спрятаться в этой сказке от маминых слез и криков, папиного ремня, бабушкиного ворчания и нравоучений. Достаточно выйти за порог дома — и ты уже в недосягаемости, в совершенно другом мире, куда взрослым нет доступа.
В детстве всегда сложно объяснить себе ссоры родителей. Но чем я становился старше, тем все очевиднее становилось, что бабушка не выносит моего отца; мама — очень слабая и зависимая от бабушки, погруженная в себя "научная дама"; а папа — разменявший себя по мелочам, "несостоявшийся" человек, который ненавидит тещу, то есть мою бабушку, во многом и за то, что она профессор и заведует кафедрой.
Именно поэтому самым мирным временем в моей жизни были летние каникулы. На даче вся семья собиралась очень редко — родители старались отдыхать в разное время, чтобы кто-то всегда оставался, и присматривал за мной. А у моей неугомонной бабушки вообще все расписывалось буквально по дням: в июне нужно писать научные отчеты и планировать учебную нагрузку, в июле работать с аспирантами, в августе — закрывать дыры в штате и готовиться к новому учебному году. Элла Аркадьевна не была "типичной бабушкой", выкраивая обычно лишь две недели на сидение со мной на даче.
Несмотря на не утихающие внутрисемейные бои, меня всегда стремились окружить заботой и теплом. Особенно повышался уровень внимания и заботы по отношению к моей персоне после очередной ссоры. Хотя, меня действительно все любили. Одна из основных причин подобной всеобщей любви, это я понял гораздо позже, — со мной было просто: тихий, домашний вежливый мальчик никому не доставлявший особых хлопот. Вот только здоровьем слабоват, "но дети все сейчас такие хилые", как говорила бабушка. И по этой причине за мной должен быть "глаз да глаз", а то вдруг сквозняком прохватит или воды холодной хлебну! Правда, папа периодически начинал меня закаливать и приобщать к "здоровому образу жизни", но эти попытки как-то быстро угасали сами по себе.
Когда к тринадцати годам я превратился из очаровательного курносого ангелочка в обычного тощего длинноного подростка, то ожидание чуда незаметно испарилось, сказка исчезла, а вместе с этим пришло раздражение и повышенное критическое отношение к родителям. Если раньше мы с пацанами могли доказывать друг другу, что отец самый сильный и может почти все, то теперь я понял, что, по крайней мере, мой собственный отец может не так уж и много. А что касается мамы, то из "первой красавицы" какой она была для меня еще не так давно, она превратилась в обычную женщину, а грудастые тетки с глянцевых обложек, выглядели куда лучше. Бабушку иначе как "брюзжащей ведьмой" я просто не называл. За глаза, естественно:
Одновременно с тем, как в серых и плоских буднях стала растворяться волшебная сказка, пропало и очарование дачи. Оказывается, отдыхать с родителями на даче, когда тебе почти тринадцать — крайне тоскливо.
Дни тянулись невыносимо медленно. Унылость моего растительного существования было разбавлено в ту неделю, когда по воле случая под одной крышей собралась вся семья, и тишина окружающей девственной природы стала взрываться родительскими воплями. Наконец, наступил тот злополучный день, когда мама собралась в город. Приготовления к отъезду занимали целый день и делали ее чрезвычайно нервной. Я сидел в шезлонге и смотрел на отца, что-то яростно пилящего около сарая. "Он останется до завтра, а потом целая неделя вообще только с бабушкой" — эта мысль невероятным образом радовала меня, поскольку бабушка немедленно погрузится в чью-то диссертацию, а я буду предоставлен самому себе.
— Зови его обедать… — Мама запихнула последнюю тряпку в старую хозяйственную сумку.
"Он", "его", "ему" — после ссоры отец превращался для мамы в нечто совершенно безличное, чужое, способное вызывать только раздражение. Я никогда не мог определить для себя, что меня пугало больше — сама ссора или ее последствия.
В последнее время родители ссорились очень часто. Когда мама сердилась, то обычно срывалась на крик. Я стал замечать, что если раньше отец давал ей накричаться, выплеснуть накопившиеся эмоции, то с возрастом стал все чаще отвечать. Это было очень неприятно, когда папа начинал кричать. Тогда мама заводилась еще больше, и вся квартира содрогалась от жутких воплей. Даже посуда в серванте звенела и дребезжала. Бабушка демонстративно не принимала участия в семейных сценах, чаще всего ею же и спровоцированных. Имея высшее педагогическое образование и докторскую степень по педагогике, она строго придерживалась правила в доме голос не повышать. Поджав губы, всем своим видом выказывая осуждение происходящему, она гордо удалялась к себе в комнату. Я брал с нее пример, и тоже старался затаиться у себя, переждать бурю, но не мог ни на чем сосредоточиться, внутренне сжимаясь при очередном гневном выкрике и невольно вслушиваясь в слова ссоры.
Но ссоры могли быть и тихими. О том, что родители поссорились, я в таких случаях чаще всего узнавал на следующее утро, проходившее обычно в гробовом молчании. Родители могли не разговаривать друг с другом на протяжении двух, а то и трех дней. И это было хуже всего. Поэтому я предпочитал, когда ссоры проходили бурно, с криками и мамиными слезами. Хотя в минуты "бурных ссор" и забивался в самый темный угол квартиры и грыз заусенцы, но такая ссора проходила быстро, словно у родителей иссекал запас энергии.
Пока родители в этот раз ссорились, бабушка, как ни в чем не бывало, готовила обед, который сейчас застревал в горле. Папа отказался обедать и ушел на речку, якобы ловить рыбу. Неизвестно отчего вдруг захотелось плакать, в горле запершило, и, уткнувшись в тарелку, я начал быстро заглатывать горячий суп, обжигая горло и губы.
— Куда ты торопишься?! — Бабушкин окрик заставил меня вздрогнуть, суп расплескался на клеенчатую скатерть, — ешь спокойно, вон залил все кругом! С каждым годом, Татьяна, он все больше и больше походит на отца. Причем перенимает не самые лучшие его черты. Ты слышишь, что я говорю?
— Слышу, — тихо, без выражения отвечает мама, глядя поверх бабушкиной головы на кусты сирени за цветными стеклами веранды, — тебя невозможно не слышать. Если можешь, говори, пожалуйста, тише — у меня болит голова.
— Может, тебе стоит отдохнуть после обеда? — Осторожно проговорила Элла Аркадьевна.
— Может, — прозвучал бесцветный мамин голос.
— Я все! — резко отодвинув стул, я хотел было выскочить на улицу.
— Что значит все?! А второе! — Бабушка приподнимается из-за стола, словно желая броситься на перерез, — и вообще после обеда нужно поспать!
— Но я не хочу!
— Таня, скажи своему сыну!
— Мама, хватит! Я устала, у меня болит голова, пусть делает, что хочет. Оставь его в покое! Оставьте все меня в покое! — Последнее относилось к отсутствовавшему отцу.
Финала перепалки мне услышать не удалось — ноги сами перемахнули через ступеньки, погрузив меня в еще влажные после …очередного дождя заросли кустарника.
Я мчался к своему привычному убежищу — реке. Вот уже год я жил со странным чувством — словно я теряю контроль над своим телом, перестаю узнавать его. В последнее время со мной творилось что-то странное. Я боялся себя. Боялся собственной непредсказуемости. Казалось, все против меня: резкая смена настроения, неожиданно и совсем некстати эрекция, по долгу не спадающая, мешающая думать, постоянно влажные трусы. Помню, как месяц назад я перепугался, когда произошла первая эякуляция. В тот вечер как обычно перед сном я перевернулся на живот, спустил трусы и принялся ерзать разбухшим горячим членом по простыне. Я всегда так занимался онанизмом, с десяти лет, и лишь спустя несколько лет узнал, что многие мальчики делают это рукой. Мне нравилось ощущать животом тепло и упругость своего члена. Сначала медленные осторожные движения бедрами, потом быстрее, еще быстрее…. Оргазм вдавил меня в простыню, но в этот раз примешалось еще что-то. Я вдруг осознал, что внизу МОКРО! Липкий страх парализовал меня на мгновение. ЭТО КРОВЬ! Я ЧТО-ТО СЕБЕ ПОВРЕДИЛ ИЛИ ПОРВАЛ! Меня затошнило. Включил свет и откинул одеяло. Нет, это не кровь — маленькая сероватая, густая лужица почти сливалась по цвету с простыней и быстро в нее впитывалась. Я знаю, что это! Со мной это случилось! На память пришло слово, недавно прочитанное в книжке, подсунутой мамой — "эякуляция". Именно в ней я вычитал, что у многих мальчиков мастурбация вызывает первое семяизвержение:
Я даже не заметил, как вышел к реке. Отец, в одних трусах, сидел на берегу и курил.
— Привет. — Я встал рядом.
— Привет, — папа посмотрел на меня, — как там?
Слишком много содержалось в этом вопросе, чтобы ответить коротко. "Как обычно" и пожатие плечами — единственный возможный ответ.
— Мама после обеда ляжет отдохнуть перед отъездом. У нее болит голова.
— Значит можно не торопиться. Иди искупайся. Вода теплая.
Долго упрашивать меня не пришлось. Скинув майку и шорты, я прыгнул в воду. Купаться одному было несколько скучновато. Мне хотелось, чтобы отец присоединился, но он крикнул, что только высох. Вскоре я начал выбираться, и уже на сомом берегу поскользнулся и плюхнулся в жирную прибрежную грязную жижу.
— Ноги разъезжаются? — Усмехнулся папа, — теперь снимай трусы и иди замывай.
Я начал вертеть головой, выглядывая случайных свидетелей. Никого не было. Спустившись к берегу, стянул мокрые трусы и начал полоскать их. Уже когда я отжимал их, заметил изучающий взгляд отца. Смутившись, я постарался побыстрее натянуть шорты. С недавних пор я стал стесняться раздеваться при отце, наверное, потому что казался себе слишком худым и слабым рядом с накаченным спортивным отцом — он долго занимался легкой атлетикой.
Какое-то время мы сидели молча. Потом, как по команде, встали, оделись и побрели к дому, поскольку по традиции должны были провожать маму на станцию.
Мама уже стояла на пороге с сумками. Всю дорогу до станции шли молча. Я пожалел, что пошел с ними, а не остался с бабушкой. Молчание родителей было невыносимо тягостным, и, казалось, мы никогда не дойдем до станции. Напряжение отпустило, когда мама села в электричку, сухо поцеловав по очереди меня и папу на прощание. До последнего момента я боялся, что напряженное молчание взорвется криками и взаимными обвинениями.
По дороге домой отец закурил.
— Устал сегодня? — Его голос был какой-то грустный.
— Нет, — я пожал плечами, — с чего?
— Все равно не сиди с книжкой до полуночи.
— Хорошо…
Оставшись, наконец, один, я медленно разделся. Подтянул трусы, подошел к мутному зеркалу в дверце изъеденного жучком древнего платяного шкафа. Мне совсем не нравилось то, что я видел. Темноволосый, худенький, узкоплечий, высокий, если не сказать длинный: Мама говорит, что у меня красивые глаза — ярко-зеленые в желтую крапинку. От собственного созерцания я почему-то всегда возбуждался: через несколько мгновений трусы уже сильно натягивались. Член казался мне слишком большим для моих лет — я страшно стеснялся ходить на физкультуру из-за этого. По телу прошла знакомая нервная дрожь. Стянув трусы, я юркнул под одеяло. Сердце билось в горле от возбуждения и предвкушения удовольствия:
Сквозь неплотно задернутые темно-синие, тяжелые шторы пробивалась тонкая бледная полоска холодного света. Круглый диск луны подглядывал в окно. Взгляд бездумно блуждает в паутине трещин в пожелтевшей штукатурке потолка. Вернее, пытается угадать ее очертания, столь знакомые по медленному утреннему пробуждению.
Я не спал. Это очень странно — не спать в такое позднее время. Не зная точно, который час, я догадывался, что очень поздно — лужица спермы на простыне уже почти высохла. Завтра к созвездию бело-желтых пятен прибавится еще одно. В памяти совсем некстати всплыло стихотворенье: "Дождь идёт, мальчишку мочит, а мальчишка пипку дрочит". Действительно, в этот момент пошел дождь.
Монотонно тикали часы на старой тумбочке, вызывая острое желание взглянуть на циферблат. Бабушка, наверное, оказалась бы раздосадована, тем, что я не сплю. "Вот, что значит, не придерживаться режима! " — сказала бы она. Но когда мама уезжала, то так всегда и случалось. Бабушка ложилась слишком рано, чтобы проследить за мной. Заложив руку под подушку, я вглядывался в ворсинки потертого ковра, сплетавшиеся в замысловатые узоры, незаметные при свете дня и терявшиеся в ночных сумерках. На ковре были вышиты три оленя — два взрослых и один олененок на тонких копытцах. Сейчас в темноте их почти не различить, но если всматриваться достаточно долго, до боли в глазах, то можно заметить копыта одного из них — самого маленького. Это была оленья семья — папа, мама и сын. Прямо как моя собственная семья — папа, мама и я сам. Правда есть еще бабушка… В детстве мне бывало обидно за бабушку — у нее не оказалось своего оленя. Но ведь бабушка сама часто любила повторять: "Это ваша семья, вот и делайте, что считаете нужным". А это значит, что бабушка не принадлежала к нашей семье. Хотя мне всегда было это совершенно не понятно…
Сложный поворот извилистой мысли снова вернул меня в эту ночь. Глаза уставали всматриваться в ворсинки ковра, и взгляд переходил на белый прямоугольник потолка. И хотя я уже был взрослым парнем, но внутренне сжимался от таинственной игры теней в серебристо-сером холодном свете. Это всего лишь тени веток, раскачиваемых ветром за окном, в саду. Но в неверном тусклом сиянии луны они казались пришельцами из других миров, сплетавшими руки в ритуальном танце. И от этого зыбкого танца по спине бежали мурашки, и я вдавливался поглубже в матрас, натягивая одеяло до подбородка. Напряженно вслушиваясь в ночные звуки, — приглушенный шум дождя, скрип веток, редкие едва слышные голоса пьяных, прерывистый лай дворовых собак и почти неразличимые голоса запоздалых путников, бредущих по размытым дорожкам деревни с последней электрички — сворачивался клубком под одеялом, подтягивая колени к подбородку и отклячивал попу. "Вечно свернется как змейка!" — Говорила в таких случаях мама, и шлепала меня по попе. Неожиданно неприятный холодок пробежал по спине.
Не нужно было поворачиваться и напряженно всматриваться в ночную темноту, чтобы понять, что в комнате кто-то есть. Спиной ощущая его присутствие, я едва дышал, крепко прижимаясь щекой к подушке. Да, …это его шаги, — тихие, осторожные, крадущиеся, почти неслышные, и лишь нечаянный скрип половиц выдавал его присутствие. Вот уже ноздри втянули терпкий аромат одеколона вперемешку с запахом табака. Даже если бы не скрипели половицы, этот характерный запах выдавал бы его присутствие. Я чуть-чуть повернул голову и приоткрыл один глаз: так и есть — в широких трусах и тапках по комнате бродил отец. Сердце бешено колоти
Глубоко вздохнув, я вобрал в легкие терпкий аромат папиного одеколона. Это "Хаттрик" — тетя Галя подарила его своему брату на день Рождения. Папа часто на даче брился с вечера — "чтобы не тратить время утром".
Папина рука легла мне на бедро. Широкая немного влажная шероховатая ладонь медленно поднялась, съезжая к животу. Желудок томительно сжался по неизвестной причине, словно кто-то холодными длинными пальцами копошился в кишках. Ох, папочка, что это ты задумал? Если бы это случилось несколько лет назад, я бы даже не обратил внимания — маленькие дети часто спят в одной кровати с родителями. Но я уже не маленький мальчик
Часы продолжали монотонно тикать, отмеряя отпущенное для сна время. И все также шумел дождь за окном. Похоже, он даже усилился. Завтра во дворе будут огромные лужи, возможно, придется ходить все утро в резиновых сапогах, пока солнце немного не подсушит тропинки в саду. Что-то сильно беспокоило меня. Хотелось перевернуться на другой бок, но я боялся привлечь внимание нежданного соседа. "Если ты не хочешь спать, это не значит, что и другие не хотят, " — прозвучал в голове строгий мамин голос. " Закрой глаза — сон сам придет", — посоветовала невидимая бабушка. Да, лучше всего сейчас было бы заснуть, но присутствие рядом отца вызывало странное чувство неловкости и смутной тревоги.
Внезапно папина ладонь заскользила вверх, к груди и ущипнула правый сосок. Я вздрогнул от неожиданности:
— Ты чего?
— Ты ведь не спишь. Угадал? — Отец как будто задыхался.
— Не сплю, — отпираться не было никакого смысла.
Мысленно я следил за путешествиями отцовской ладони по его телу. Вот она поползла вниз, вдоль груди, живота… Она доползла прямо до этого места! "Он щупает меня за хуй!" Мне стало одновременно смешно и страшно. Ладонь накрыла гениталии и легонько нажала на член. Что мне было делать? Может ли отец трогать своего сына за хуй? Наверное, может: В каких-то особых случаях: Если я сам трогаю себя, то и папе можно: Папа самый близкий человек, и к тому же мужчина. И уж ему-то точно известно, что можно делать мальчикам, а что нельзя.
Папа дышал теперь часто-часто, и его тяжелое дыхание обжигало шею и затылок так, что казалось, волосы вот-вот начнут тлеть. Самое ужасное, что мой член предательски набухал от осторожных и нежных отцовских прикосновений, а по всему телу разлилась приятная истома. И это после того, как я не так давно хорошенько подрочил! К моим ягодицам прижался твердый горячий предмет. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что именно это за предмет. В груди что-то болезненно сжалось и заныло.
— Что ты делаешь? — Я постарался, чтобы в его голосе не звучал страх. Но страх и тревога были в самом вопросе.
— Серега, — голос отца стал совсем хриплым и звучал как-то сдавленно, — ты любишь меня?
— Да, конечно, — ничего другого я ответить не мог. Я ведь действительно любил отца.
— Тогда ничего не бойся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто потрогаю тебя: Мне это нужно, очень нужно, пожалуйста:
От частых и ритмичных движений папиной руки там начался настоящий пожар. Член набух так, что стало больно. Отцу это тоже, похоже, нравиться — он ритмично терся своей толстой писькой между моими, ягодицами.
— Какой у моего мальчика большой пистолет, — отец говорил хриплым напряженным шепотом, а мне больше всего в ту минуту захотелось сбросить его руку, убежать из комнаты.
Но все тело словно парализовало, от затылка до самых пяток пробегала нервная дрожь. Наверное, я бы мог выскочить из кровати, убежать из дома, но мысль бежать голым по улице показалась совершенно дикой. Отец принялся покрывать поцелуями мою спину, опускаясь все ниже, к ложбинке между ягодицами. Он откинул одеяло. С замиранием сердца я почувствовал отцовский язык в тугом кольце сфинктера. Конвульсивно дернувшись, я приподнял попку, устремляя ее навстречу необычной и приятной ласке.
Через секунду сильные отцовские руки оторвали меня от матраса и поставили в унизительную позу на четвереньки. Папа ни на секунду не оставлял мой член. Он засунул мне в задницу чем-то смазанный палец, и через мгновение меня разорвала страшная боль…
Отец вдавил мое лицо в подушку, заглушая рвущийся из груди крик боли. Я весь напрягся, подался вперед, желая освободиться от режущей боли.
— Не шуми, бабушку разбудишь: расслабь попку, расслабь… — Папа остановился и начал усиленно массировать мой член. Странное дело, эрекция оставалась все такой же сильной, несмотря на боль. При этом возникло такое ощущение, что я сейчас обкакаюсь. Приятное напряжение в гениталиях отвлекли меня, я расслабил мышцы столь желанного в эту минуту для моего папочки заднего прохода. Воспользовавшись этим, он вогнал член еще глубже
— А-А-А-й -о-о!!..- я даже не узнал свой срывающийся петушиный голос, из глаз брызнули слезы, — вынь, мне больно! Слышишь?! Слезь с меня!
Отец не слышал меня. Буравящая, пульсирующая, горячая боль проникала все глубже, и мне показалось, что член отца уже заполнил меня всего и вот-вот разорвет живот. Отец делал это уверенно и быстро, и сквозь боль, стыд и унижение пробилась мысль, что это не первый раз для него. Я вздрагивал от мощных коротких толчков, задницей чувствуя прикосновения его живота и покалывание грубых паховых волос. Резким движением он прижал меня к себе, просунув руки под животом, словно насаживая на кол. Папа вошел еще глубже, и нестерпимая боль заставила меня снова вскрикнуть. Это было такое странное чувство, когда в твоей прямой кишке ритмично и мощно, разрывая внутренности, двигается взад-вперед мужской член. Первая режущая боль незаметно отступила. Отец замер на несколько мгновений, словно давая мне привыкнуть к новому ощущению. Умело орудуя рукой, он вернул упругую твердость моему начавшему было опадать члену. Орган отца был уже где-то очень глубоко, я совершенно не чувствовал боли в тот момент. Со мной что-то произошло: член …совершенно деревенел, и я вдруг почувствовал приближение оргазма, такое режуще-тянущее ощущение. Когда отец начал медленно вынимать свой раскаленный шомпол, по всему телу разлилась приятная истома.
— Так лучше? — Мириады разорванных мыслей метались в моей кипящей черепной коробке, но его осторожные ласки приятным зудом растекались по стволу члена.
— Да-а, лучше-е-е! — Не знаю, как это сорвалось с языка, но я словно погружался в жаркую темную бездну. Стыдно признаться, но, чувствуя подступающий оргазм, я хотел, чтобы отцовская рука двигалась быстрее. Но это блаженство длилось не долго: руки отца крепко обхватили меня, последовал ужасный толчок. Потом еще один. И еще… Толчки все время усиливались, потный, глотая слезы, я жалко подергивался в руках того, кто вдруг перестал быть моим отцом. При этом не теряющий своей силы член раскачивался в такт этим подергиваниям. Мне уже не было стыдно или больно:
— Ох, бля, какой же ты узенький… Бля… Хорошо…хорошо, — отец явно был в экстазе — Хорошо, хорошо-о-о… Терпи, сынок, терпи… Хорошо-о-о! О, бля…о, бля…о-о-ой йе-о-о!! А-А-А!! Сейчас…сейчас…хо-ро-шо…О-О-ОЙ БЛЯ-А-А!!! БЛЯ-А-А-А!!!
Папа лихорадочно шарил ладонями по моему влажному, разгоряченному телу. Ногти впивались в плечи, член входил по самый корень в узенькое отверстие между истерзанными мышцами задницы, и я поймал себя на том, что изгибаюсь и подаюсь назад, навстречу этому напору, словно насаживаю себя на кол. Медленные размеренные движения уступили место резким и грубым рывкам.
Сквозь боль и блаженно пульсирующий внизу живота огонь, я чувствовал, как сильно внутри разбух отцовский член, заполнив все возможное пространство, и внезапно начал конвульсивно сжиматься, выплескивая в меня ядовитое семя. Но осознать происшедшее я не успел, — невыносимое болезненно-сладостное напряжение между ног взорвалось яркими огнями. Мощная струя спермы вырвалась, казалось, из позвоночника. Не было никакой боли — только один нескончаемый оргазм и водопад спермы. Папина рука замерла, раздалось последнее протяжное " Бля-а-а-а!!! ", он изогнулся, содрогнувшись всем телом, кончил, и безвольно уткнулся в мой затылок, кусая шею и завитки потных волос. Обмякший отцовский пенис выскользнул из попы.
Какое-то время я так и стоял на четвереньках, боясь лишний раз пошевельнуться и вслушиваясь в быстро возвращавшуюся ноющую боль. Пульсирующая тупая боль разливалась по всему телу, застилая взор дрожащим ярко-розовым туманом. Потом осторожно вытянулся на кровати, морщась от ощущения растекающейся по бедрам липкой влаги. Там, сзади, я был весь мокрый и даже боялся прикоснуться к попе, страшась увидеть собственную кровь. А то, что это именно кровь, — не сомневался. Через несколько мгновений пришло общее расслабление, как после яростного онанизма. До меня не сразу дошло, что делает отец — он быстро вытирал простыней влагу с моей попы.
— А теперь — спи, — голос у него снова стал ровным и спокойным, из него ушли тревожные нотки. Поцеловав меня в плечо, он поднялся с кровати. Этот поцелуй должен был превратить меня снова из его любовника — в сына. Но что-то мешало это сделать.
Раздавленный и оглушенный, я пытался осознать все происшедшее за последний час. Разве можно после этого спокойно заснуть? Перевернулся и, приподнявшись на локте, я посмотрел вслед удаляющемуся отцу.
— Па: — В горле застрял комок новых рыданий, страх расплакаться и уже предательски дрожавшие губы вытолкнули из меня, пожалуй, самый дурацкий вопрос из всех возможных, — что теперь?
— Ничего, я же сказал — спи, — не поворачиваясь, ответил он, — разве тебе было плохо?
— Мне было больно…
— Первый раз всем больно. Ты ведь и кайф словил. Я же сказал, что не сделаю тебе ничего плохого, потому что люблю. А человеку, которого любишь — плохого не сделаешь. Мы только играли. Но в такую игру могут играть лишь мужчины. А теперь спи и забудь обо всем. Это будет наш чисто мужской секрет. Ты ведь у меня мужчина, правда?
— Конечно…
Мне хотелось провалиться сквозь землю. Такого жгучего, опустошающего чувства стыда мне еще никогда не приходилось испытывать. Тошнотворная волна омерзения подступила к горлу. Это была совсем не игра, и тебе, папочка, об этом должно быть хорошо известно. Он разговаривал со мной как с маленьким ребенком. Так, наверное, разговаривает взрослый дядечка с только что опущенным им пацаном. Без сил упав на подушку, я натянул одеяло до подбородка. Простыня была мокрой. Это папина сперма. Меня едва не вырвало, и, перебравшись на самый край кровати, где простыня оставалась сухой, чтобы не разреветься, принялся глубоко дышать. "Папочка опустил тебя. Ты теперь педик!" "Педик", — я прошептал это слово, пробуя его на вкус, слово, такое неприятное, грязное. Слезы сами потекли из глаз.
Одновременно свело живот. Неприятное ощущение уже давно примешивалось к пульсирующей боли. Теперь же в заднице засвербило, я понял, что сейчас произойдет. Едва вдев ноги в шорты, морщась от острой боли, и зажимая попу руками, я выскочил из дома, и прорвавшись сквозь плотную стену дождя, пулей влетел в темный туалет. У меня начался страшнейший понос. Моя истерзанная прямая кишка будто горела в огне, извергая все новые потоки. Несмотря на ночную прохладу, я покрывался липким потом, дрожа, словно в лихорадке, и кусая губы от боли.
Когда этот кошмар закончился, и я, всхлипывая, шагая в раскарячку, дополз до дома, то наткнулся на курившего на веранде отца.
— Все в порядке? — Он испуганно посмотрел на меня.
Я стоял под дождем и смотрел на него. Папа нервничал. Резко встав со стула, он шагнул ко мне. Я невольно вздрогнул и отступил.
— Сергей, иди в дом. Ты простудишься.
Я молча поднялся по ступеням и прошел мимо него.
А на следующее утро отец отправлялся домой. Он зашел ко мне рано, я еще лежал в кровати.
— Вставай, — он держал в руках свежую простыню, надо перестелить.
Двигаясь как автомат, я поднялся. Действительно, к бело-желтым разводам — следам спермы, — добавились пятна крови. Это кровь из моей разорванной задницы. Отец быстро скомкал простыню.
— Серега, ты лучше перед сном в туалете дрочи, — проговорил он, не глядя на меня, — а то бабушку эти пятна очень смущают:
Мы едва разговаривали за завтраком, и бабушка обеспокоено поглядывала на меня:
— Голова болит?
— Нет, — буркнул я, не поднимая головы от тарелки.
— А что тогда?
— Ничего! — Вот я уже и огрызаюсь. Это повышенное внимание к моей персоне и без того всегда бесило меня, но сегодня хотелось швырнуть тарелку на пол и выскочить из дома, чтобы больше никогда не возвращаться.
— Гена, — Элла Аркадьевна поджала губы, — у вас сын хамом растет.
— Это возраст такой, — вяло возразил мой папочка.
— Не возраст, а воспитание!
— Значит, воспитание, — согласился он.
— Проводи отца до станции, — обиженно проговорила милая бабушка.
Я вздрогнул и с глухой ненавистью посмотрел на широкую бабушкину спину. Ох,… если бы она только видела мой взгляд!
Мы молча, как и вчера, шагали на станцию, и резиновые сапоги смачно чавкали в жирной, пропитанной ночным дождем грязи. Я украдкой посматривал на понуро бредущего отца. Его желтоватые пальцы, сжимавшие сигарету, нервно подрагивали. Мне хотелось, чтобы он заговорил со мной, но он молчал. Иногда я ловил на себе его взгляд, но стоило мне посмотреть на него — папа терялся, и начинал сосредоточенно вглядываться в сплетение мокрого кустарника вдоль дороги.
Когда подошла электричка, папа после секундного колебания быстро наклонился и поцеловал меня в щеку, как и должен был сделать отец, прощаясь с сыном. В его глазах застыла неуверенность: наверное, он предполагал, что я отвернусь, а может, даже оттолкну его. Но я не сделал ни того, ни другого, просто, как послушный сын подставил щеку.
Он шагнул в вагон, прошел до середины, где были свободные места, и снова посмотрел на меня. Электричка тронулась.
Какое-то время я так и стоял на платформе, а потом начал осторожно спускаться по выщербленным ступеням — каждый слишком резкий и неосторожный шаг отдавался в заднице тупой болью.