День сурка
— Привет, подруга. Сто лет тебя не слышала. Как поживаю? Да, как всегда. «День Сурка» какой-то, ей-Богу. Одно и то же с утра до вечера. Просыпаешься в семь, работу начинаешь в девять, с работы приходишь в те же семь, засыпаешь в те же девять. Хоть бы что произошло. А помнишь, в молодости…
Симпатичная моложавая женщина сладко прикрыла глаза и услышала, как подруга довольно хохотнула в трубку. Н-да, было, было, что вспомнить…
— А что мой? Что с ним может случиться? Как всегда: пингвин, он и в Африке пингвин. Вот, только с работы пришел, разувается. Сейчас тапки разношенные обует и будет ужин просить. Надоел хуже горькой редьки. А твой как? Да ты что?! Целых три раза? И в разных позах? Не, мой только под одеялом один раз по большим праздникам. Ой, хлеб пингвину купить забыла. Придется в магазин бежать. Пока-пока.
Женщина бросила трубку и выскочила в прихожую. Муж, пыхтя, снимал ботинки.
— Дорогая, — привычно заулыбался, увидев супругу, — что у нас на ужин?
— Что-что, — огрызнулась «дорогая», — хлеб забыла. Руки пока мой, я быстро.
Сдернула с полки сумочку и выбежала на площадку.
— Катюша, — выкрикнул вслед муж, — только не задерживайся, пожалуйста.
«Заманал, пингвин», — раздраженно подумала Катя и метнулась к лифту.
Пока ехала с двенадцатого этажа, вспомнила разговор с подругой.
«Вот ведь врет и не краснеет. Ее Лешка от моего Пашки только тем отличается, что сзади неплохо пристраивается. А все остальное то же самое. Один раз, и на боковую. Э-э-эх, куда мужики подевались?»
Женщина выскочила на темнеющие улицы, понеслась через дорогу, забежала в ночной магазин.
— Булку хлеба, — выпалила продавщице. — И побыстрее.
От соседней полки обернулся мужчина. Бросил заинтересованный взгляд на раскрасневшуюся покупательницу, сверкающую темными глазами, и вышел на улицу.
Катя сгребла в карманы сдачу, матюкнулась про себя на «старых грымз», которые еле двигаются, и помчалась домой кормить пингвина.
В суете и глухой раздраженности от неудовлетворенной сексуальности не заметила, как за ней неслышной тенью двигается мужской силуэт. Ожидая лифта, нервно постукивала туфелькой о пол. Половинки дверей доисторической кабины раскрылись с пронзительным металлическим дребезгом; исписанное инсталляционным граффити нутро приглашающе мигнуло тусклой лампочкой. Женщина заскочила в лифт и уже положила наманикюренный ноготок на циферку «12», как услышала:
— Подождите меня, пожалуйста.
«Кого черт несет?» — раздраженно подумала Катюша, но запоздавшего бедолагу решила подождать. В двери протиснулся невысокий широкоплечий мужик.
— Спасибо, — поблагодарил он Катю, на что та хмыкнула, потеряв к нему всяческий интерес.
В лифте воняло застарелой мочой и окурками. Катя, задрав подбородок, рассматривала инновационные надписи на стенах, типа: «Здесь был Петя», «Машка, я люблю тебя», «Ларка хорошо сосет хуй».
«Ишь ты, — завистливо подумала Катя, — Ларка то какая шустрая. Я, может, тоже не промах, да где ж тот хуй взять-то?. У пингвинов его нет».
Рассуждая о способах орального секса, Катя и не заметила, что лифт остановился, так и не открыв двери.
«Застряли», — с ужасом подумал женщина.
Едва открыла рот, чтобы донести до попутчика это ценное наблюдение, как оказалась прижатой к изрисованной стенке. Прямо в глаза ей смотрел темный взгляд разбушевавшегося самца.
«Мама… », — мелькнула запоздалая мысль, а наглые пальцы уже вовсю стаскивали с нее колготки.
— Кричать буду, — зачем-то предупредила Катя.
Мужчина пожал плечами и буднично сообщил:
— Зарежу.
Для наглядности продемонстрировал небольшой, но острый ножик.
— Не буду, — согласилась Катя с убойными аргументами.
— Умница, — похвалил ее мужик.
Попутчик не пыхтел по пингвиньи, как ее супруг, а возбужденно и хрипло дышал в шею. От воздуха, вырывавшегося в ключицы, было щекотно, тепло и приятно. Откуда-то из заплесневелых уголков тела начала подниматься давно забытая волна жара. У насильника оказались странно приятные руки, мягкие настойчивые губы и крепкое естество.
«Белье новое надела, — с удовольствием подумала Катя, когда мужчина, наконец, справился с колготками, — Жаль, чулки не подумала».
О том, кто это был, она догадалась сразу. Это была новая «городская легенда», обзывающаяся «насильник в лифте». Подробности его похождений передавались только на ушко и с придыханием. У Катюши на работе одной счастливице повезло целых два раза, после чего Катя подсыпала той в кофе дохлых мух. Которых самолично задавила на окне во время обеденного перерыва.
В розыск этого неуловимого прелестника подали еще три недели назад, когда тому по неосторожности довелось нарваться на непроходимую лесбиянку. Взволнованная такой мужской наглостью дамочка прямым ходом отправилась в ближайшее РОВД. Там выложила все, как на духу, одинокой не оприходованной капитанше. Погонистая мадам внимательно выслушала потерпевшую, пообещала принять все меры, и… отправилась кататься на лифтах. В результате оперативной разработки дело перекочевало в архив и покрылось там слоем пыли.
Катю ощупали жадные мужские руки, подняли кофточку, нагло облапили грудь. Потеребили соски и принялись гулять по краям кружевной оболочки, явно чего-то добиваясь.
— Застежка спереди, — решила она посодействовать в поисках.
— Понял, — отозвался мужик. — Спасибо.
Недолго думая, опытно щелкнул замком и прильнул горячими губами к ждущей Катиной плоти. Женщина застонала, врывшись пальцами в густые волосы попутчика. А тот уже наметанными движениями освобождал от мешающих тряпок интересующие его места.
«Хоть бы лифт не поехал», — подумала Катя, когда мужик, подхватив ее на руки, одним движением ворвался в горячее женское нутро.
— Я на «стоп» нажал, — будто подслушав мысли, успокоил насильник.
Под ногами у них болтался пакет с купленным хлебом, сама Катя сладко тряслась в умелых ловких руках. Впившись зубами в мужское плечо и заставив его обладателя охнуть от боли, Катя простила наглую сослуживицу. И твердо решила сама ходить за хлебом исключительно одна и по ночам.
Мужчина глухо зарычал, резко подавая бедра, вздрогнул и кончил. Еще покачал Катюшу, как на качелях, осторожно разжал руки, опуская жертву на пол, и принялся приводить себя в порядок. Женщина вздохнула чуть разочарованно, кое-как оправилась и подобрала пакет с хлебом.
До двенадцатого этажа доехали в полном молчании. Насильник выпустил Катю, галантно пожал тонкие пальчики на прощание и нажал кнопку первого этажа.
С ощущением того, что сказка кончилась на самом интересном месте, женщина открыла дверь квартиры.
— Дорогая, — встретил ее супруг, — почему так долго?
— Очередь была, — нехотя доложила Катя.
— А почему ты такая растреп
Удовлетворенно окинув себя взглядом в зеркало, вышла и уткнулась прямо в Павла, выходящего из кухни.
«Какой он все-таки пингвин, — брезгливо подумала, оглядывая невысокую полноватую фигуру мужа, — лысеть начал, потеет, как лягушка. Храпит по ночам, от жирного пучит по вечерам. За двадцать лет даже носки не научился в грязное складывать».
Доброму, но совершенно невзрачному супругу, противостоял бешеный темперамент и напор лифтового налетчика. Заботливого, но неумелого Павла, полностью затмевал опытный наглый самец. Катя вздохнула, посетовала на свое житье-бытье и отправилась спать. Отвернулась от мужа, заморозив его робкие поползновения в свою сторону ледяным: «Устала», и потушила ночник.
На следующий вечер она несла домой очередную булку хлеба (уж пятую по счету), едва не умирая от усталости. Лифт-лифтом, но стояния в очередях никто не отменял.
— Подождите меня, пожалуйста, — услышала и почувствовала, как сердце вырывается из груди белой горлицей.
Поставила ногу между закрывающимися створками, с надеждой всмотрелась в полумрак подъезда. Он! Не врут люди, как есть — он — ее темный принц.
Невысокий, крепко сбитый мужик залетел в кабинку, благодарно улыбнулся попутчице, нажал кнопку пятого этажа и сделал вид, что ничего не помнит. Отвернулся от Кати и начал скучающе оглядывать стенки.
«Это что ж такое получается? — не поняла несчастная. — Он что, меня забыл?»
Лифт неумолимо подъезжал к назначенному уровню. Вот-вот, и мужчина выйдет, оставив за спиной умирающую от желания женщину.
Катя такого позволить не могла. Она хлопнула ладошкой по кнопке «стоп» и пристально взглянула в непонимающее лицо незадачливого насильника.
— А ну, — прикрикнула на него, — чего застыл? Думаешь, я из-за тебя все окрестные магазины скуплю? Давай, за работу принимайся.
Отбросила пакет в угол и сама рванула кофточку на груди. Мужик шарахнулся от нее в спасительный угол, но Катя наступала разъяренной амазонкой:
— А то, ишь, какой, нашелся… Кому-то и по два раза перепадает, а кому-то и одного еле-еле досталось.
— Девушка, девушка, — испуганно бормотал тот, — вы что-то не поняли. Я ничего не имел в виду такого.
— А надо иметь! — рявкнула на него Катерина. — И иметь, и вводить. Быстро свой ножик доставай, а то закричу.
Мужчина смотрел на нее непонимающим взглядом:
— Какой ножик? Вы меня с кем-то перепутали. У меня отродясь ножей не водилось.
— Ах так, — Катя от злости едва не задохнулась, — вчера он у тебя был, а сегодня, значит, нет.
Не теряя времени даром, она уже полностью расстегнула кофточку, щелкнула защелкой лифчика и задрала юбку.
— Какое вчера? — бормотал ошарашенный бедняга. — Я только сегодня утром из командировки вернулся.
Катя не слушала, прижимая мужчину своей мечты к стенке. Наконец, тот очухался окончательно, отбросил бешеную тетку в угол и нажал кнопку этажа.
Лифт остановился, дверь какой-то квартиры отворилась, и женский голос выкрикнул в темноту:
— Влад, ты?
— Я, дорогая, — ответил Катин попутчик и бросил взгляд на скукожившуюся женщину.
— Сумасшедшая баба, — пробормотал мужчина и вылетел из кабинки.
Катя подтянула колени к груди и горько заплакала. Она обозналась. Ведь лица того так и не успела разглядеть, а фигуры и цвет волос показались схожи.
Едва переступила порог негнущимися ногами, как требовательно зазвонил телефон. Лизка требовала отчета по полной форме и в самых пикантных подробностях.
— Да, — убитым голосом ответила Катя и разрыдалась опять. — Нет, не было. Нет, не заходил. Врут все, он в одном месте два раза не работает. Нет, куда пошел, не знаю. Ох, Лиза, как же я теперь буду? Как вспомню его «Зарежу», так сердце заходится. А как на своего пингвина после этого посмотрю, так умереть хочется. И дома пять булок хлеба, Паша уже смотрит странно. А что я ему скажу? Где он сам? Да, черт его знает, не пришел еще, наверное.
Павел неожиданно вышел из кухни, окинул супругу странным взглядом и скрылся в спальне.
Через неделю бесплодных попыток подловить насильника в лифте Катя отчаялась окончательно. Побледнела и осунулась. Подурнела и испортилась характером. Окружающая жизнь превратилась в болото, сослуживцы раздражали, начальник покрикивал все чаще. Даже мухи, казалось, начали ее избегать. Засидевшись однажды с очередным унылым отчетом, Катя бесповоротно поставила на своей жизни огромный жирный крест.
Вернувшись домой, удивилась тому, что ее никто не спрашивает об ужине. Заподозрив неладное (чем черт не шутит в кризисе среднего возраста), на цыпочках прокралась по коридору. Сунула нос в спальню и обалдела от увиденного.
Павлик стоял перед зеркалом в полный рост, одетый в домашние штаны с обвисшими коленями и растянутую на животе майку. В руке супруг держал нож для резки хлеба. Муж корчил зеркалу всяческие рожи и на различный манер повторял одно слово:
— Зарежу.
Чуть повернувшись в профиль, постарался втянуть живот и начал снова.
— Зарежу. У-у-у.
Угрожающе взмахнул ножом и помахал отражению кулаком. На знакомом Кате лице появилось угрожающее выражение. Кустистые брови сошлись на переносице, глаза засверкали.
— Зарежу, — отрывисто выкрикнул Павлик и попытался пырнуть зеркало.
Катя тихо ахнула, отшатываясь в прихожую.
«Ты же мой пингвиненок, — с неожиданной нежностью вдруг подумала она. — Как старается-то, как старается. Ведь для меня же все, мерзавки».
Муж вышел из спальни и уткнулся взглядом в повлажневшие глаза супруги. Засмущался, пряча нож за спину.
— Ужинать будешь, любимый? — чуть не хлюпая носом, прошептала Катя.
— Без хлеба, — отрезал Павлик и жена быстро закивала, любуясь, какой твердой походкой он направился в кухню.