Адреналиновая зависимость
Имена байкеров изменены.
— Нинка, — Катюха орет в трубку телефона и я морщусь.
Нет, она классная, моя подруга. Если бы только так не орала. Но не орать она может. Во — первых, потому, что она слишком большая, во-вторых, потому, что это Катюха. Женщина-гренадер. Сто семьдесят восемь роста, девяносто три киллограмма веса. Кукольное лицо, огромные голубые глаза, кудрявые белые волосы.
— Катя, блин, чего тебе надо? Ты знаешь, сколько времени?
Времени, кстати, было что-то около полудня, но я полночи прокатала по трассе и сейчас отчаянно хочу спать.
— Нинка, времени уже до чертовых ипиней. Поехали в Тинкан.
Делать мне больше не хрен, как только трястись по пробкам три часа на забитый дурным народом общественный пляж.
— Нинка, блин, не зли меня. Ты знаешь, что там сейчас.
Знаю. Там — ад. Куча неместного народа, засранный пляж и горы мусора. Че я там не видела?
— Нинка, там сегодня открывается байкерский фестиваль. Если ты со мной не поедешь, считай, что мы не подруги.
Не, ну так-то, конечно, интересно. Не считая одной малозначительной детали: моего неприятия байкерского движения в целом. Как только открывается мотоциклетный сезон, меня начинает колотить мелкой дрожью. Когда эти… нехорошие люди… обходят меня с двух сторон, берут в клещи и начинают выписывать восьмерки в свете фар… Знаете, я люблю адреналин, но не до такой степени.
— Катька, не вариант. Ты меня знаешь, я с двумя колесами плохо дружу. У меня точек соприкосновения с ними нет.
Она начинает ныть. Долго, нудно, монотонно, в уши. Наконец, я сдаюсь.
— Хорошо, но с одним условием. Я сплю в машине, а ты окучиваешь своих байкеров.
— Ура-ура-ура.
Я собираюсь. Злая, невыспавшаяся и раздраженная. Бросаю взгляд в зеркало — вроде ниче. Выхожу на стоянку, выбираю взглядом — «Мазда», или «Паджерик». «Мазда» мобильнее, но «Паджерик» проходимее. С другой стороны — трасса до Тинкана, вроде, приемлемая. Выбираю гонку, не хочу трястись три часа по трассе. Обернусь за полтора часа, еще поспать дома успею.
Катюха плюхается на сиденье огромной благоухающей глыбой. И сразу включает музыку.
— Нинка, там американцы приехали.
Это ее голубая мечта: поймать американца на крючок. Только непонятно, зачем для этого надо нестись на сборище волосатых мужиков. Забрось анкету в интернет, и всех делов. Ан нет… нормальные герои всегда идут в обход.
К Тинкану подъезжаем глубоко после обеда. Пляж забит мотоциклами, сверкающими на солнце, кучей разномастного народа и пивными палатками. На сидениях железных зверей сидят их хозяева, демонстрируя свою брутальность. Посреди колес бродят золотоволосые богини в кожаных шортах. Вообще, красиво, но не для меня. Катька вливается в этот поток, как своя. Несмотря на свои, мягко говоря, нестандартные размеры. А я паркую машину в тенёк и откидываю сиденье.
Тук-тук-тук.
Кто там? Это я — почтальон Печкин, принес заметку про вашего мальчика.
— Катька, отвали, — говорю я сонно, — лучше воды принеси.
Тук-тук-тук.
Не открывая глаза, опускаю стекло. На сидение падает бутылка минералки. Катька, спасибо.
— RX-8? Роторный движок?
Давлюсь минералкой и откашливаюсь. Понятно, что не Катька, но кто, блин, такой умный.
Перед капотом стоит… стоит… чудовище. Нет, я не ошибаюсь. Это именно чудовище.
Во — первых, волосы росли отовсюду. На голове их было совершенно невообразимое количество, они спускались по плечам, закрывали лопатки и развевались по ветру. Вдобавок, он был бородат, что я ненавижу. В довершение этой живописнейшей картины он был татуирован.
Завожу движок, пытаясь незаметно смыться. А Катька, ну ее на фиг, сама разберется. Даю задний ход и упираюсь в чьего-то железного коня. Твою мать. Вот, не хотела ехать, какого хрена приперлась. Если покарябала, сейчас, блин, платить придется. А эти сволочи бывают раз в пять дороже моей «Маздайки». Выгребаюсь из машины, подхожу к невольной жертве своей невнимательности.
Вы когда-нибудь видели совершенство? Нет, не красивую женщину, не красивого мужчины. Этого добра полно на картинках, рекламах, и в телевизоре. Грудей пятого размера, членов по двадцать сантиметров. Хоть половниками хлебай.
Именно совершенство? Рукотворная человеческая красота. Песня металла, блеск полированной стали, гимн силы, мощь скорости.
Я не дружу с двумя колесами, вернее, я не дружу с их хозяевами, но то, что сейчас стояло перед моими глазами, опиралось на четыре колеса.
— Нравится?
Чудовище подходит сзади.
— Пятьсот лошадок.
Передо мной во всей своей красе: блистая обводами, кокетливо подмигивая фарами, призывно маня кожей руля, стоит… Додж Томагавк.
Первый мой вопрос:
— Где ты его взял?
Это-штучная работа, не серийное производство. Цена данного сокровища авто-мото техники практически запредельна для российского обывателя. Что ему несильный удар какой-то там «японки», он в лесу просеку проложит — не заметит.
— Со Штатов привез. Продал им патент.
Обхожу со всех сторон. Колеса почти на уровне моей груди. Трогаю хромированную сталь, обвожу пальцами фары.
— Если бы вы еще их водить умели.
Кто тянул меня за язык? Но классовая ненависть автомобилиста к байкерам не дает покоя. Поэтому фраза получается громкая и обидная. Ближайшие мотоциклисты отставляют банки с пивом и начинают кучковаться вокруг нас. Физически ощущаю, как повышается градус напряжения. Меня окружает хрустящая кожа, металлические наклепки и запах взволнованных самцов, на чью территорию я посмела заступить. Пока еще тихо.
— Что ты сказала?
Чудовище откидывает волосы назад и опасно сощуривает глаза. Отступать некуда — за моей спиной машина, которую эти бруталы разобьют на фиг, даже не глядя.
— Я сказала, что на трассе надо быть поосторожней. И не выписывать крендели перед моей машиной.
— Это вот перед этим что ли?
Кто-то из толпы (убила бы к чертям) презрительно пинает колеса «Мазды».
— Этим, или не этим, но в сезон вас только и собирай кверху колесами. Я же вас не вижу, двину бортом — пиши завещание.
— Врач, — окликают чудовище, — ты где эту дуру нашел?
Длинноволосый монстр подходит ближе.
— Какая у тебя максималка?
— Двести десять. Но выжимала только один раз. Обычно сто сорок — сто семьдесят.
— Понятно. Ангел, — говорит он кому-то за спиной, — прокати даму. У меня сидение только одно.
И надевает мне на голову шлем, который я тут же раздраженно снимаю.
— Я с вами, суицидниками, никуда не поеду. Не хватало еще по дороге разбиться.
«Врач» чуть склоняет голову и шепчет в макушку:
— Какая же ты гонщица после этого? Трусиха ты обыкновенная.
А вот это ты зря сказал. Этого я не люблю. Бросаю на него злобный взгляд и решительно натягиваю шлем.
— Поехали, — кидаю тому самому А
На повороте, когда я почти касаюсь коленом асфальта, мне становится плохо. Выходим на федералку, встаем на светофоре, перевожу дыхание. Хочу сбежать, но куда я отсюда денусь. Из соседних машин ловлю не слишком приветливые взгляды водителей. И вдруг хочу показать им язык. С зеленого срываемся, ревя турбиной. «Ниссаны», «Тойоты», «Мицубиси» остаются далеко позади. Выписываем крендели перед фарами, физически чувствую, как нас шлют на хер все, кому не лень. И становится весело.
Снова падаю ему на спину, чувствую под тонкой кожей куртки, как ходят ходуном мышцы, отвечающие за поворот руля. Адреналин выплескивается в кровь тоннами. Какая, к чертям, машина. Вот она, скорость, жизнь, ощущение настоящего. Встречный поток прижимает к сидению. Если бы не шлем, мне снесло бы голову точно.
— Все, — он останавливает мотоцикл на обочине, — впереди знак города. Приехали.
Снимает шлем и оборачивается.
— Как ощущения?
А я вдруг вспоминаю, как однажды ходила в поход в горы. Нас инструктировал некий Илья Кузьмич. Он был старенький, седой, но очень умный. Лекция на тему поведения во время лавины вызвала у нас тогда тихий смех. Кому придет в голову трахаться под тоннами снега.
— И нечего смеяться, — прикрикнул на нас тогда инструктор, — все очень серьезно. Так называемая, адреналиновая зависимость. У некоторых личностей выброс адреналина вызывает состояние, схожее с состоянием во время сексуального контакта. Обычная человеческая реакция — на пороге смерти оставить свой физический след.
Я, видимо, из тех самых людей, у которых это самое вызывает желание того самого.
— Не сейчас, — останавливает он мои руки, пытающиеся забраться ему под куртку, — еще обратно ехать. «Мазда» вместительная?
С трудом понимаю, о чем ты говоришь. Да, ты же откуда-то с Урала, где тебе знать о вместительности «RX-8».
Опять лежу на твоей спине, почти параллельно дороге. Опять рыскаем по полосам, доводя водителей до белого каления. К Тинкану подъезжаем уже почти в темноте. А ведь хотела отдохнуть дома. Не судьба. Катька стоит возле машины с недовольным видом.
— Катя, — начинаю я, — тут такое дело… Ты сегодня ночуешь на пляже.
— Чего? — она вылупляет на меня голубые глазища. — Это еще почему?
Почему — почему. Потому. От ить, блондинка, все ей объяснять надо.
К Кате подходит Врач и уводит ее за собой. У него на берегу стоит палатка, он привез с собой гитару. Удачи, подруга.
А я даже не успела рассмотреть, как ты выглядишь. Как дурочку, развели на «слабо», а что за приз мне достался в итоге? Я ведь тебя только ощупала, а рассмотреть не успела. Откидываем сидения машины, снимаешь куртку. В стекла бьет свет мотоциклетных фар.
— Может, отъедем? — на всякий случай спрашиваю я.
— Да надо ли? Посмотри вокруг. Никому до нас нет дела.
Никому нет дела до того, как ты стягиваешь с меня шорты. И прижимаешься своей откровенной брутальностью к моему животу. Опираешься руками по бокам, в свете фар и костров вижу, что ты, кажется, брюнет. Поворачиваешь лицом к металлу, рука пробирается под майку, расстегиваешь защелки, поднимаешь ткань до подмышек.
— Черт бы побрал эти лифчики.
Прижимаюсь обнаженной грудью к металлу, твое колено раздвигает мои ноги. Сбрасываю шорты к черту. Кому какое дело? Когда внутри кипит. У тебя есть губы и руки? Я не заметила.
Краем глаза вижу самца на Харлее, которому темноволосая нимфа делает минет. Он подмигивает то ли тебе, то ли мне. И потягивает пиво. Кому какое дело? Улыбаюсь в ответ, принимаю тебя. Открываешь дверцу машины, бросаешь меня на сидение. Опираюсь локтями, выгибаюсь тебе навстречу. Кто-то хлопает тебя по плечу.
— Классно, Ангел. Машинка хороша.
Пока бурлит кровь, пока внутри работает реактор. Период полураспада слишком короток, направляющий стержень ядерного реактора выбрасывает изотопы внутрь. Прелюдия? Это для тех, кто расстилает постель перед сексом и живет по режиму. Килограммы ферментов в крови заставляют кусать чехлы. Твои руки упираются в дверцу. Вбиваешься молотом, снижая уровень своего адреналина.
Вскрикиваем оба, ты добавляешь:
— Черт, ударился.
Ты треснулся головой о крышу «Мазды». Слезаю с твоего члена, забираюсь с ногами на пассажирское сидение. И, наконец-то, могу тебя рассмотреть. Ты некрасив, вернее, не в моем вкусе.
Постэйфорическое состояние сменяется неприятным осадком внутри. Кожаные штаны ты снять так и не удосужился. Оправляешь себя, отходишь к своей Сузуки. Кто-то протягивает тебе банку с пивом, громко смеешься.
Перебираюсь на свое место, завожу мотор. Тихий рокот успокаивает, откидываюсь головой на спинку и почти засыпаю.
Катька возникает рядом, как привидение.
— Нинка, я здесь остаюсь. Ты не против?
Открываю глаза, окидываю ее мутным взглядом. Оставайся. Паркинг-драйв.
Ты провожаешь мою машину внимательным взглядом, но не делаешь ни одного движения, чтобы остановить.
Через неделю
Будучи в соседнем регионе по делам фирмы, приспичило сходить к врачу по женским делам.
— Следующая, — мурлыкает медсестра.
Захожу в кабинет, он поднимается из-за стола. Длинные светлые волосы стянуты резинкой, борода аккуратно подстрижена, татуировки скрыты под халатом. Узнаем друг друга с первого взгляда.
— О, маздайка. Ну, как ощущения?
Вжимаюсь спиной в стену.
— На кресло, — кивает он мне, — посмотрим, что там у тебя.
Ну, нет, гинеколог, я лучше к другому врачу.
До сих пор не люблю байкеров. Классовая ненависть.
Гус нагло лезет мордой под локоть и передает вам всем привет. Дана лежит на кресле. Она у нас в положении. В первый раз пропустовала.