Гадкий утенок
Воинский гарнизон был маленьким, и весть о том, что в одну из воинских частей прибыл служить новоиспеченный лейтенант с красавицей женой, вскоре облетела всех жителей поселка. Слух дошел и до жены начальника гарнизона, весьма любопытной особы, осуществляющей покровительство молодым офицерским семьям по линии женсовета.
— Что же ты не делишься со мной новостью? – толкнула в бок мужа любопытная супруга, когда они улеглись в кровать, и он развернул газету.
— Ты это о чем? – брови у мужа обозначились выгнутыми запятыми, хотя он уже догадался о сути предстоящего разговора.
— Не притворяйся. Ты прекрасно понимаешь, о ком идет речь.
— Так это ты про Загорских?
— А что, в наш гарнизон еще кто-то прибыл?
— Гм…Ну, и чего ты от них хочешь?
-Ты, наверное, забыл, что твоя жена – председатель женсовета. Надо же помочь молодым людям быстрее врасти в нашу обстановку?
— И что же ты предлагаешь?
— Пригласи их к нам на ужин в субботу.
— Я попрошу его, чтобы он направил свою жену к тебе в женсовет, ну а там, по-моему, вам нетрудно будет договориться, — ответил муж.
Лейтенант оказался педантом. Точно в 19-00 он позвонил в дверь квартиры начальника.
— Товарищ капитан второго ранга! Лейтенант Загорский с супругой, — начал было докладывать офицер, но хозяин дома улыбнулся и опустил его руку, прижатую к козырьку фуражки.
— Полноте, лейтенант. Вы не на службе. Здесь я начальник, — приветливо улыбнулась гостям дородная Мария Ефимовна, отодвигая в сторону улыбающегося супруга.
— Вне строя я только Николай Иванович, — поддержал жену хозяин дома.
— Виктор, — представился лейтенант, — а это моя Людмила.
Домашние с интересом поглядывали на гостей. Высокий, голубоглазый лейтенант с ежиком волос на голове выглядел молодцеватым, подтянутым, розовощеким юношей. Его Людмила же являла собой полную противоположность. В свои восемнадцать она уже выглядела настоящей дамой. С копной пышных каштановых волос, узко очерченными миндалевидными глазами, осиной талией и китайской ножкой почти тридцать пятого размера при росте в сто семьдесят пять она казалось самой Шехерезадой, сошедшей со страницы арабской сказки.
Познакомившись, хозяйка дома стала представлять гостям своих детей.
— Это Лариска. Наша старшая, — мать подтолкнула к гостям смутившуюся тринадцатилетнюю дочь. Узкобедрая, худенькая, с короткими косичками, круглым личиком и острым носиком шаловливого Буратино, девочка явно не относилась к эталону красоты.
— Это наш «Гадкий утенок», — начал было отец.
— Пап! Ты опять?! – обидчиво воскликнула дочь.
— Ну ладно, ладно. Пока – гадкий, но потом, все знают, утенок превратился в прекрасного лебедя.
… За столом было шумно и весело. Хозяин сыпал анекдотами, которые после ухода дочерей ко сну, становились все более откровенными. Гости смущенно улыбались, а Мария Ефимовна нарочито сердито стучала кулачком по спине мужа.
За полночь гости стали прощаться. Провожая их до двери, хозяин, словно невзначай, положил ладонь на талию Людмилы, а та тут же прижала ее локтем.
«А она сообразительная девочка», — смекнул офицер и пожелал гостям спокойной ночи.
Ночью благополучному семейству снились разные сны. Мария Ефимовна, чмокая губами, доедала аппетитный торт, муж принимал парад войск своего гарнизона, причем командовала парадом и отдавала ему рапорт вчерашняя красавица – гостья в форме капитана, а Лариске снился бравый лейтенант, с которым она лежала на пляже, купаясь в лучах нежного солнца.
— Ты любишь меня? — наклонилась она к юноше.
— Угу, — ответил тот, закуривая сигарету.
— Не угу, а да, — хлопнула она его ладошкой по спине и засмеялась, увидев, как он
вздрогнул.
— Нет. Ты не любишь меня, трусишка. Ты слишком боишься своей мегеры, — насупилась она и сбросила его руку со своего плеча. Но он повернул ее к себе, запустил одну руку в ее трусики, а другой крепко, за шею, прижимал к себе. Она чувствовала, как его рука хозяйничает у нее между ног. Вот его палец проехал по ее щелке, затем замер у самого входа, потом слегка вошел в нее, нащупывая клитор. Она страстно задышала ему в лицо, но его глаза и губы оставались неподвижны. И только тогда, когда он сильнее нажал на ее клитор, и она полностью раскрыла ножки, пропуская его толстый и длинный член в — Погоди, — шептала она, — ты не сможешь войти в меня. У меня еще такая маленькая дырочка. Я сама помогу тебе, милый, — она целовала его и в то же время своей маленькой нежной ручкой направляла его член в нужном направлении, пока он полностью не вошел в нее. Она впервые в жизни испытала это необыкновенное чувство совокупления. Она была счастлива. Она любила его и владела его телом.
— Поехали, — сказала она, подскакивая на этом молодом и красивом теле. Но что это? Она стала пристально всматриваться вдаль, но там была только одинокая чайка.
И тут она увидела в конце пляжа знакомую фигуру. К ним приближалась ослепительной красоты женщина в модном мини-бикини.
— Да это же твоя Людмила! – вскочила на ноги Лариска.
— Где? – он повернулся и вдруг, сжавшись в комок, стал быстро уменьшаться, пока не превратился в маленького краба, быстро, бочком, бежавшего к воде. А женщина все росла и росла, пока не превратилась в великаншу.
— Это ты, подлая, отбиваешь у меня мужа?! – раздался громоподобный голос, и великанша подняла огромную ступню. Лариска отскочила в сторону, но ступня была рядом, вот она приподнялась и…
— А-а-а!- закричала девочка и бухнулась с кровати на пол. Она открыла глаза. В комнате горел свет, перед ней стояли испуганные родители.
— Что с тобой, доченька? – встревожено спросила мать.
— Сон страшный приснился…
— Ложись, спи, — поднял ее на руки отец и уложил в кровать.
Утром на службе начальник гарнизона окинул задумчивым взглядом пожилую секретаршу и вдруг спросил:
— Вам не надоела вся эта карусель?
— Что?– не поняла седоватая женщина, устремив на начальника уставшие, печальные глаза.
— Все это, — сделал тот неопределенный жест.
— А вы можете предложить нечто другое?
— Могу. В библиотеке дома офицеров освободилось место заведующей. Там спокойнее, оклад повыше, да и работа, прямо скажем, не пыльная.
— Вы серьезно, Николай Иванович?
— Серьезнее не бывает. Вы же библиотечный заканчивали. Вот вам и карты в руки…
На следующий день пожилая женщина уже была на новой работе, любовно рассматривая и поглаживая милые ее сердцу книги, а начальник гарнизона тут же по- звонил в часть Виктору:
— Слушай, Виктор – победитель. У меня освободилось место секретарши. Работа не пыльная. У твоей половины как дела с компьютером?
— Знает в совершенстве…
— Вот и ладушки. Завтра жду с трудовой книжкой …
На следующий день в приемной начальника гарнизона появилась необыкновенная секретарша. Все, кто пытались прорваться к начальнику, разбивались о ее неприступную грудь, словно волны о скалы утеса. Вырез в ее кофточке, через который каждый мог наблюдать, как дышит это необыкновенное существо, был просто умопомрачительным, а когда она выходила из-за стола, то никто не мог понять, как она умудрялась прятать свое «сокровище» под такой мини-юбкой. Мужская часть посетителей, при виде секретарши, облизывалась, как коты, съевшие сметану, женская – по- змеиному шипела, но шеф был в восторге, то и дело приглашая ее в свой кабинет. Она вставала из-за стола и, покачивая бедрами, словно торт на блюде, несла свое красивое тело на обозрение начальнику.
Людмила явно упивалась положением секретарши у самого большого чина в гарнизоне, милостиво принимала шоколадки от посетителей, но от особо приближенных к начальнику лиц – даже поцелуйчики в шейку.
А в это время бедная Лариска после ее первой встречи с Загорскими и того сладкого и страшного сна никак не могла забыть своего бравого лейтенанта. Она отлично рисовала, и вскоре на многих страницах ее альбома красовалось его лицо в разных ракурсах, награжденное …романтическими и мужественными чертами.
…Шли дни, и однажды на выставке школьного рисунка в доме офицеров поселка появилась картина, на которой был запечатлен лейтенант Загорский на мостике своего малого противолодочного корабля. Его внимательный взгляд был устремлен в голубую даль, а над ним, на фоне обагренного закатом неба висела одинокая чайка, в коей угадывалась мятущаяся душа молодой художницы. Картина была признана лучшей, и художница получила свой первый приз.
…Прошло несколько лет. Однажды начальник гарнизона позвонил начальнику Виктора, и вроде бы советуясь с ним, спросил:
— Иван Николаевич. Есть вводная. Пришла разнарядка на офицеров, отправляемых в командировку за молодым пополнением. От тебя выделяется один офицер. Кого бы ты порекомендовал?
— Гм.., — замялся комбриг. – У меня все офицеры нарасхват. Впрочем, корабль Загорского в ремонте. Можно его послать…
— Хорошая кандидатура. Уверен, что он с поставленной задачей справится успешно.
Вскоре Загорский в составе группы офицеров убыл в командировку.
Перед глазами Виктора поплыли малиновые круги, в голове все помутилось, он, словно вихорь, ворвался в спальню и вцепился в пятку «работающего» мужика.
— Ты что делаешь, гад?!- заорал Загорский.
— Пошел прочь, щенок!- ответила «пятка» и так саданула его в лоб, что он отлетел к двери, ударился затылком и рухнул на пол, потеряв сознание.
…Через две недели Загорский выписался из госпиталя, но он не вернулся домой, поселился на своем корабле, и с головой ушел в работу. Жена каждый день приходила к нему, плакала, просила прощения, объясняя свою вину чрезмерным послушанием начальству и своей женской слабостью.
После этого случая служебные дороги капитан-лейтенанта Загорского и бывшего начальника гарнизона вскоре разошлись. Загорский слишком любил свою грешную жену, и, когда муки ревности перегорели в его душе, простил ей все, и они решили забыть об этом случае навсегда.
…Прошло много лет, и теперь уже капитан первого ранга Загорский завершал свою военную службу в прекрасном южном городе у самого синего моря. Легкая седина на висках еще не старила сорокадевятилетнего офицера. И его жена была еще в отличной форме, на что нередко обращали внимание мужчины, завистливо поглядывая в след сорокапятилетней женщины. Но, Загорские находились теперь в том возрасте, когда совместная жизнь им уже порядком надоела, дети разбежались по своим семейным углам, а их родителям до чертиков захотелось пожить только для себя. Людмила работала в одной из солидных коммерческих фирм, и ее нередко видели выходящей из красавца «Мерса», останавливающегося неподалеку от ее дома. Поговаривали, что сам хозяин фирмы был влюблен в свою секретаршу. Он частенько задерживал ее на работе, нередко возил с собой в длительные заграничные командировки.
Однажды, прогуливаясь по Приморскому бульвару, Загорские заинтересовались работами местных художников, выставленных на одной из аллеек. И тут Виктор обратил внимание на одну из них. На картине молодой лейтенант всматривался в морскую даль с мостика корабля, а над ним парила одинокая чайка.
«Стоп. Эту я уже где-то видел»,- попытался вспомнить офицер.
— Ты не видела ее раньше? — обратился он к жене, указав на картину.
— Вроде бы видела когда-то. По-моему, та мазня называлась «Первая вахта», — ответила жена.
— Вы правы. Она и сейчас так называется, — раздался голос сзади.
— А вы откуда знаете? – не поворачиваясь, спросил офицер.
— Я автор этой картины…
Загорский повернулся и обомлел. Перед ним стояла высокая, стройная, молодая, женщина с голубыми глазами, в которых, казалось, можно было утонуть. Соломенного цвета волосы, обрамлявшие ее слегка продолговатое лицо, пышными волнами рассыпались по плечам и спине.
— Бог мой! Неужели это вы, Лариса! – бросился к ней офицер.
— А я вас сразу узнала, Виктор Николаевич. Вы почти не изменились, — протянула она маленькую ладонь.
«Да. Права была сказка о «Гадком утенке». Теперь она превратилась в «Прекрасного лебедя», — подумал офицер, нежно целуя руку женщины.
— А-а-а, старые знакомые? Сейчас начнется вечер воспоминаний. Я оставлю вас на некоторое время: мне нужно прогуляться до театра, а вы посидите здесь. Как я поняла, у вас есть общая тема для разговора, — фыркнула Людмила и величаво удалилась.
Они уселись на скамейку, и их вопросам не было конца. Оказалось, что ее отец уже давно завершил службу, и нынешний контр-адмирал в отставке коротает досуг на загородной даче. Мария Ефимовна все такая же бойкая хохотушка, младшая сестра выскочила замуж за дипломата, и вместе с ним живет в Америке.
— А вы как устроились? – спросил Виктор.
— Да, никак. Все чего-то жду…
— И чего?
— Похоже, что у моря погоды…
— Но, как я вижу, в этом вы неплохо преуспели? – указал он на картину.
— Это далеко не все, — уклончиво ответила она.
— А можно посмотреть остальное? – он просительно посмотрел прямо в ее бездонные глаза.
— Конечно. У нас в студии наши работы может посмотреть каждый…
Вскоре появилась Людмила и, ревниво передернув плечами, прервала их беседу.
Загорские ушли, а молодая художница все продолжала смотреть им вслед. У нее было такое ощущение, что она только что нашла что-то очень дорогое и тут же его потеряла. Она испугалась, что больше никогда не увидит его. Но каково было ее удивление и радость, когда на следующий день Виктор Николаевич появился в ее студии.
— Здравствуйте, Лариса! Вот я и пришел…
…Они ходили по залу, и она показывала ему свои работы, а сама искоса следила за выражением его лица.
— Но я тут не вижу ту, самую первую вашу картину, которая висела в нашем Доме офицеров, — сказал он.
— Она дома. Это слишком личное, чтобы выставлять ее напоказ, — тихо ответила художница.
— Значит, я никогда ее не увижу?
— Ну почему же. Мой дом не закрыт для старых друзей…
— Но ваш муж…
— У меня никогда его не было…
Виктор Николаевич смущенно кашлянул в кулак.
Она жила неподалеку. Двухкомнатная квартирка была со вкусом обставлена. Но больше всего его поразило то, что стены были завешаны разного размера картинами и рисунками, на большинстве которых был изображен романтического вида молодой офицер, в котором нетрудно было узнать Загорского.
Виктор подошел к женщине, положил ладони на ее плечи, повернул к себе и пристально посмотрел прямо в глаза.
— Боже! Неужели все эти годы ты продолжала любить меня? – срывающимся голосом спросил он.
Загорский притянул ее к себе и коснулся губами ее подрагивающих губ. Она не отстранилась, только пыталась ладошкой унять бежавшие по щекам слезы…
…Он осыпал ее голое тело жгучими,… похожими на укусы, поцелуями, а она, прижимая к груди его вспотевшую голову, все ниже перемещала ее по своему вздрагивающему телу, пока его губы не вошли в ее тело в самом низу. Она чувствовала, как язык лижет, а губы так сосут ее там, словно хотят выпить ее всю, без остатка. Она не выдержала столь сладкой и жгучей муки и ударила прямо в его рот тем, чего тот так страстно желал.
В ее неспокойной душе, ране тихое, нежное, романтическое чувство к нему вдруг переросло в дикое, необузданное желание овладеть этим мужчиной, которого она так горячо любила и все эти годы безнадежно ждала. Она вдруг вывернулась из-под него, опрокинула его на спину, впилась зубами в его восставший орган. Она почувствовала, как в ней, культурной и образованной женщине, наделенной музой искусства, рядом шевельнулось что-то другое, жгучее, и не понятное, но такое желанное чувство самки, о котором она даже и не подозревала.
— Тише! Не то откусишь!- едва успел вымолвить он, освобождая своего «мальчика» от ее цепких зубок, как она тут же наделась на него и так понеслась, что он понял: «Это была еще не сверленная жемчужина, никем не объезженная кобылица». И он тут же «просверлил» ее желанное тело с такой силой, которую ранее никогда не применял к женщинам. Он вдруг почувствовал, что чем крепче он брал ее, чем сильнее давил ее своим разгоряченным, могучим телом, тем сильнее ее руки прижимали его к своему изголодавшемуся по любви телу, а губы шептали: «Милый! Где ты был все эти годы? Ну почему тебя не было так долго?!».
…Их «скачка» продолжалась почти до самого утра. Наконец они окончательно выбились из сил, рухнули на измятую постель и оба отключились…
…Он очнулся, глянул на окно. Там тонкими, серебряными нитями струился лунный свет. Лариса не спала. Она лежала рядом на спине, заложив руки за голову.
— Не спишь?
— Нет. Боюсь проснуться и узнать, что все это было только волшебным сном.
Он обнял ее за шею, притянул к себе. Она покорно положила голову на его грудь.
Он нежно целовал ее подрагивающие губы, пока не почувствовал упавшей на свой глаз ее слезинки.
— Мне кажется, что я никогда не уходил из этой квартиры, — тихо сказал Загорский.
— Так оно и есть. Ты же видел мои работы…
Эдуард Зайцев